За 22 года украинской независимости все привыкли к тому, что Киев всегда маневрирует. С одной стороны, Украина сразу декларировала курс на европеизацию, и он вытекал из самой логики развития Восточной Европы после крушения коммунизма. С другой – стремилась сохранить особенные отношения с Россией.

Двойственность понятна. Из-за своей истории, сложной композиции и неоднородного состава населения Украина не могла, подобно некоторым другим постсоветским государствам, без оглядки броситься прочь от Москвы. Как это, например, сделали балтийские страны, не обращая внимания на экономический обвал из-за разрыва связей.

Впрочем, особый характер взаимодействия был возможен, потому что его позволяла Россия. Нам было сложно смириться с тем, что Украина, которую никто и никогда не воспринимал как нечто отдельное от "нашей" естественной страны, – настоящая заграница. В России долго сохранялось ощущение, что два настолько близких народа не могут просто вот так взять и разойтись.

В общем, несколько утрируя, модель отношений после 1991 года можно описать так: две независимые страны, которые не до конца верят в окончательность независимости друг от друга. Это внутреннее сомнение, с одной стороны, порождало повышенную взаимную подозрительность, а с другой – уверенность, что отношения могут быть только "специальными".

Резкий рывок в сторону, предпринятый при Викторе Ющенко, только подтвердил пагубность таких попыток и привел к политическому фиаско. Однако невозможно вечно пребывать в промежуточном состоянии. Собственно, Киев с удовольствием продолжал бы сохранять все возможности, стараясь пользоваться преимуществами с обеих сторон.

Украина далека от состояния, когда в стране возникнет единая политическая нация, способная четко формулировать интересы. Поэтому всякий "бесповоротный выбор", как, собственно, показал опыт Ющенко, чреват потрясениями. Однако не делать выбор Украина уже не может – определенности хотят ее внешние партнеры.

С одной стороны, меняется Россия. Прежнее желание сохранять абстрактное лидерство на территории бывшего СССР уступает место более конкретным планам. И Таможенный союз при всех его изъянах и недоработках представляет собой первый серьезный интеграционный проект после исчезновения Советского Союза. Членство в нем дает выгоды, но и накладывает обязательства, то есть обойтись номинальным участием, половинчатым статусом не получится. В то же время Россия, хотя и заинтересована в присоединении Украины, не готова платить любую цену, лишь бы иметь ее в упряжке.

С другой стороны, ЕС тоже требует определиться. Именно Брюссель первым заговорил о том, что Киев должен выбрать, сочетать два вектора не получится. Договор об ассоциации – не форма интеграции, никто даже не заикается о перспективе членства, однако он предусматривает принятие норм и правил, которые резко сужают пространство для маневра. Евросоюз не очень волнуют последствия для Украины, даже если это чревато потерей ее основных рынков и проблемами с энергетическим поставщиком.

Понятно, почему ЕС теперь напорист. В условиях европейского кризиса и фактического прекращения расширения Брюсселю важно продемонстрировать, что он развивается и остается главным в Европе центром притяжения. Соглашения, предлагаемые странам "Восточного партнерства", не накладывают на Европейский союз обязательств, зато создают институциональную зацепку, которая удерживает соседей в его орбите – как минимум, до лучших времен, когда единая Европа поймет, чего именно она хочет от Киева или Кишинева.

Переходя в иное качество отношений с ЕС, Украина все-таки делает выбор. В этой ситуации не стоит ожидать, что сохранится промежуточный, специальный характер связей с Россией, вытекавший из того самого ощущения "не совсем заграницы". Переход на нормальный, как с любой другой страной, режим в торговле станет со стороны Москвы своего рода финальным актом признания независимости Украины. В будущем, наверное, возможны какие-то новые и более благоприятные формы отношений, но их придется разрабатывать с чистого листа. Это болезненный момент, особенно для Киева, но независимость имеет свою цену. Те же страны Балтии хорошо это помнят – в 1990-х они прошли через экономический "социал-дарвинизм". Главное, чтобы такие решения принимались осмысленно и на основе трезвого расчета, а не исходя из политических лозунгов. Глядя со стороны на Украину, слушая ее политиков, уверенности в этом нет.

Фёдор Лукьянов