Мы не помним Советский Союз, говорим на русском и носим в карманах украинские паспорта. Но наша национальность не мешает смотреть фактам в лицо. Моноязычие не решит проблем Украины, а историческое единодушие не остановит массового бегства из страны победившей олигархии. За это нас называют «пятой колонной».

Когда распался Советский Союз, мне было семь лет. Мое поколение стало первым, которое выросло в республиках, получивших независимость. Мы не выходили из КПСС, не поднимали новые знамена на флагштоки и не стояли на митингах за независимость. Мы получили эту страну как данность. Нам не в чем себя винить. И не за что хвалить. Пока что.

Все двадцать лет жизни в независимой Украине я пытаюсь научиться в ней жить. Я не представитель «титульной нации» — и потому меня не приводит в священный трепет мысль о «закономерном финале украинской национально-освободительной борьбы». Я отдаю себе отчет в том, что обретение страной независимости – это процесс во многом случайный, ставший возможным не столько в силу желания большинства, сколько в силу сговора внутри советской номенклатурной верхушки. И мне, как и всем тем, кто не склонен без разбора мазать навозом советское прошлое, очевидно – что госпроект «Украина» пока что себя не оправдал.

Я не стану приводить цифры: любая статистика подтверждает системную деградацию страны практически во всех сферах. Из немногочисленных приобретений Украины от парада суверенитетов можно выделить разве что свободу слова, вероисповедания и передвижения. Это лучше, чем ничего, но недостаточно, чтобы служить поводом для восхищения результатами «украинского автономного плавания».

Да, мы не скатились к среднеазиатской модели диктатуры и удержались от гражданской войны. Но мы платим взятки в роддоме и на кладбище, выбираем в бюллетенях между мерзавцами и подонками, боимся собственной милиции и тех, кто получает зарплаты из наших налогов. Нам страшно заходить в суд, мы привыкли к чернухе по телевизору и отучились доверять всем, кто не входит в круг наших ближайших друзей. Если завтра начнется война, то нет уверенности, что люди согласятся с оружием в руках защищать наше государство. Потому что разницу между государством и страной ощущает каждый.

Меня не вдохновляют разговоры о перспективах строительства «национального госпроекта». Я не ощущаю себя чужим для Украины – и не собираюсь мириться с существованием в формате «русской диаспоры» или второсортного «национального меньшинства». Точно так же, как я и не собираюсь менять собственную идентичность и учиться думать на украинском. По всей стране таких как я слишком много, и попытка объявить нас «зашоренными москалями» не добавляет любви к государству, идеологи которой норовят «пятую графу» сделать первой по значимости. В этой стране живут «граждане», а не только «украинцы». Нравится это кому-то или нет.

Мне претит большевистский подход носителей «украинской национальной идеи» к истории страны. В попытках вести летоисчисление с 91-го года читается настойчивое стремление перечеркнуть все, что было создано за последние три столетия. В этом совместном прошлом было хорошее и плохое, героическое и постыдное – но вычленять из этого сугубо украинские достижения, объявив все остальное результатом «оккупации», напоминает элементарную подлость.

Не стоит меня учить, каким должен быть мой патриотизм. Не стоит объяснять, во что я должен верить, какому священнику исповедоваться и за какую идеологическую трактовку слепо голосовать. Не пытайтесь внушить, что мое понимание Великой Отечественной – это заблуждение, построенное на «советских мифах». Я плачу лояльностью и налогами за свою позицию – и не собираюсь принимать взамен идеологический апартеид. Я признаю ошибки своей «большой родины», но не стану мазать ее дегтем. И без меня охотников найдется.

Весь патриотизм моей страны строится на допущении, что Украина – не Россия. Хорошо, пусть так. Но почему тогда всю апологетику своего будущего мы строим на попытках найти в собственном прошлом отличия от «северного соседа»? Почему за двадцать лет в стране так и не было создано ничего, что разительно и выгодно отличало бы Украину от нынешней России? Почему все упреки в адрес Москвы в насаждении олигархии, коррупции и откровенного социал-дарвинизма при ближайшем рассмотрении оказываются родимыми пятнами и украинского режима? Или никто так и не понял, что исторические дискуссии занимают место всегда в числителе дроби, а в знаменателе стоит повседневная реальность быта?

Олигархический характер украинского государства перечеркивает все мантры о национальном патриотизме. Если развал страны был нужен, чтобы 5% богатели за счет остальных, то это имеет мало общего с возвышенной риторикой о независимости. Нас пытаются убедить, что олигархический распил – это неизбежное средство на пути становления нового государства. Но чем дальше, тем крепче убеждение, что нынешний порядок вещей на самом деле является конечной целью.

Даже если представить, что завтра мы все примем западноукраинский концепт отношения к истории и языку, то это не решит ни одной фундаментальной задачи государства. Потому что даже для нынешних «элит» игра в национализм – это лишь охранная грамота собственного сытого существования. Моноэтничность вряд ли остановит коррупционные распилы. Моноязычность вряд ли лишит политические партии статуса «олигархических профсоюзов». А тотальное историческое единодушие не остановит бегство за границу тех, кого душит украинский неофеодализм.

Я понимаю Грузию – при всей неоднозначности личности Михаила Саакашвили этой стране есть, что предъявить сегодня своим недоброжелателям. А мы в очередной раз хвалимся собственной полиархией, упуская из вида то, что она – лишь результат принципиальных идеологических расхождений между западом и востоком страны. Никто не создавал эту систему сдержек и противовесов вручную, не цементировал ее в законодательстве и в политической культуре каждого избирателя. Мы просто имеем ее как данность – не приложив к тому сознательного усилия.

Вместо создания будущего нас два десятилетия заставляют выбирать между двумя карликовыми проектами: «Украина как анти-Россия» и «Украина как Малороссия». Оба – кургузы, бесперспективны и малопривлекательны. В обоих – смысл существования страны выводят их попытки противопоставить ее либо Востоку, либо Западу. Ощущения самоценности украинского госпроекта нет ни в одном – равно как и попытки оправдать существование государства интересами ее жителей.

На самом деле сегодня у любого русского и украинца, живущего в стране, есть масса точек пересечения. Это стремление не быть планктоном под ногами ублюдочных нуворишей. Это адекватная судебная система и отмены принципа отрицательной селекции в коридорах власти. В конце концов, это кристаллизация концептуального государственного проекта, от которого не захочется спасаться бегством.

И попытка обвинить во всех неудачах Украины Москву, Вашингтон или Брюссель – это лишь констатация собственной неспособности к созиданию. Точно так же как и попытка навесить на «украинских русских» ярлык пятой колонны.

За двадцать лет мы как минимум стали экономическими националистами и не исходим из принципа «чем хуже для страны – тем лучше для нас». У моего поколения есть ощущение «общей лодки», которую не стоит раскачивать, и мы помним, что история сослагательных наклонений не имеет. Мы научились принимать страну во всей ее противоречивости, но так и не нашли повода влюбиться в это государство. Устали от попыток заставить нас восхищаться Украиной «вопреки» – и надеемся, что удастся это сделать «благодаря». Готовы брать на себя ответственность за страну даже с налепленным ярлыком «пасынков от предыдущего брака».

Или кто-то до сих пор не понимает, что двадцать лет войны за прошлое совсем скоро лишат нас всех будущего?

Павел Казарин, политический обозреватель, публицист (Симферополь, Украина).