70 лет назад, в самый разгар Сталинградской битвы и канун Нового, 1943-го года, патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) обратился ко всей Русской православной церкви с призывом жертвовать на танковую колонну имени Дмитрия Донского.
Чуть более года спустя колонна была передана Красной Армии. Владыка Сергий к тому времени уже стал патриархом Московским и всея Руси, хотя земного жития ему оставалось всего два месяца.
Патриарх Сергий, стоявший у управления Русской церковью два самых тяжелых ее десятилетия — с середины 20-х до 15 мая 1944-го, до сих пор является спорной фигурой церковной истории. Но именно его жизненный путь отвечает на один из самых сложных для всех нас вопросов: можно ли оставаться православным христианином и при этом быть советским патриотом?
Этим вопросом задавались многие церковные деятели XX века — так, еще святитель Тихон (Беллавин), будучи патриархом Московским и всея России в 1917-1925 годах, публично заявлял о своей лояльности советской власти. Но одно дело — проявить отстраненность Церкви от внешних и внутренних врагов нового режима, а совсем другое — сделать четкий выбор в пользу этой власти. Многие считают, что переход митрополита Сергия (Страгородского) на позиции советского патриотизма был вынужденным — владыку «сломали» в ходе последнего ареста в 1926 году. Некоторые — из числа противников «сергианства» полагают, что иерарх всегда был склонен к «соглашательству», а потому просто предал Церковь и верующих, подчинив их безбожной власти. Но если без предубеждения вчитаться в текст его знаменитой Декларации 1927 года, сразу становится ясно, что эти глубоко искренние слова относятся не к ВКП(б) и ее вождям, а к родной стране:
«Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи».
Да, это было написано в годы, когда молодое советское государство, которое заканчивало собирание своих растерянных в годы Первой мировой и Гражданской войн земель, было вынуждено обороняться от внешних и внутренних противников. Да, в Декларации митрополит Сергий подчеркивал: «Выступления зарубежных врагов не прекращаются: убийства, поджоги, налеты, взрывы и им подобные явления подпольной борьбы у нас всех на глазах. Все это нарушает мирное течение жизни, созидая атмосферу взаимного недоверия и всяческих подозрений». Но эти выступления тоже основывались на глубокой любви к своему земному Отечеству.
К слову, в это же самое время даже среди русской эмиграции — прежде исключительно антисоветской — широко разворачивается советско-патриотическое движение — «сменовеховство». Его представители активно выступали за примирение и сотрудничество с советской властью — последнюю стали воспринимать в качестве легитимной власти Государства Российского. И Декларация митрополита Сергия была выдержана именно в «сменовеховском» духе.
Однако для некоторых верующих, готовых в любой момент уйти в катакомбы, воззвание владыки стало подобным грому среди ясного неба. Интерпретации уже тогда были самыми разными: от мягкой критики «лоялистской линии» до провозглашения «Сергиевского Синода» «лже-Церковью», вместо Христа поклонившейся советскому «Велиару», и, соответственно, курса на церковный раскол. Это трагическое послевкусие Гражданской войны давало о себе знать еще долго. Избавиться от него удалось лишь в 2007-м, когда «сергианский» Московский патриархат и «белогвардейская» Русская зарубежная церковь воссоединились.
А совсем недавно, под занавес 2012 года, в знаменитой серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия» вышла книга доктора исторических наук Михаила Одинцова «Патриарх Сергий». Несмотря на глубокий источниковедческий анализ (автор занимается изучением личности этого предстоятеля Русской церкви еще с 80-х годов), владыка здесь представлен как личность. Во всей своей противоречивости, но безусловной верности Церкви и Отечеству.
То, что патриарх Сергий всегда сохранял глубокую набожность, не ставил под сомнение никто и никогда. Вера в Бога для этого человека была органична: родившись в 1867 году в семье арзамасского священника, будущий предстоятель с юных лет стремился к миссионерскому служению — православному просвещению далеких от христианства людей и народов. Так, в течение 1890-х годов он дважды направлялся в Православную духовную миссию в Японию, а затем, уже в первые годы XX века, просвещал не менее далекую от Христа либеральную интеллигенцию — в ходе диспутов на столичных религиозно-философских собраниях. Не отрекался от своей веры митрополит Сергий и «страха ради большевистска» в тюремных застенках.
Верностью Церкви и Отечеству можно объяснить и пресловутую Декларацию 1927 года. В своей книге Михаил Одинцов досконально описал обстоятельства ее появления. Советские вожди в те годы банально начали понимать, что отмечать 10-летие Октябрьской революции в условиях непрекращающейся гражданской войны с православным большинством — неверно с точки зрения международного позиционирования. А потому и решили заручиться лояльностью не только беспринципных обновленцев, но и «староцерковников» во главе с митрополитом Сергием.
Конечно, в то время владыка, совершенно искренне заявивший о советском патриотизме Русской церкви, не мог предвидеть «большого террора» 1937-1938 годов, после которого на территории современной России осталась лишь сотня незакрытых церквей. Но, судя по всему, именно тогда, в 1927-м, им были посеяны семена церковного возрождения, начавшегося не в годы перестройки, а в 1943-м. В то самое время, когда православные клирики и миряне собирали деньги на строительство танковой колонны Дмитрия Донского, а два бывших семинариста — Верховный Главнокомандующий маршал Иосиф Сталин и полковник госбезопасности Георгий Карпов (вскоре ставший главой Совета по делам РПЦ) — уже обсуждали, кто же после 18-летнего перерыва станет новым Московским патриархом — патриархом не только России, но «всея Руси», то есть всего Советского Союза.
Михаил ТюренковИсточник
Раздел: 