Прочтите прилагаемый ниже редкий архивный материал Юлиана Яворского, галицко-русского литературоведа, о судьбе русского слова в австрийской Галиции. Вы поймёте, что меняются политические времена и корректируются методы борьбы с русской культурой, но цель остаётся прежней – лишить русских русского имени. Только вместо Вены этим занимается Киев, который очень хочет в Европу, уничтожая тайком целые пласты общерусской истории, которые затем будет невозможно восстановить.

Сергей Сокуров-Величко

Вольнонаёмный работник лагерной покойницкой Генрих Краус, выходец из семьи венского чиновника от сферы образования, эстет, долго, с трудом привыкал к ежедневному, от зари до зари, без выходных, общению с трупами. Возможно, так никогда и не привык бы, да воспитание набожной матери, самосознание твёрдого партийца, привыкшего к дисциплине, гордого своей причастностью к всемирному рабочему движению, помогли ему пройти трудный путь к некоему психологическому препятствию.

Сергей Сокуров-Величко

Православные и многие униаты возмутились выходкой зиммеркоменданта как никогда. Рискуя быть заключёнными в одиночные камеры, подвешенными на столбах, лагерные пассионарии добились-таки, что коллективная жалоба пошла в Грац и Вену – папскому нунцию и цесарю. Припомнили Чировскому и его подельникам издевательства над пожилыми священниками, которых запрягали в телегу с огромной бочкой, полной воды, замену на кладбище православных крестов на «латинские».

Сергей Сокуров-Величко

Случалось, освобождённый, оказавшись между Сциллой и Харибдой - между возможностью возвратиться к себе домой, где на постое то русские, то солдаты Франца-Иосифа, и перспективой быть мобилизованным в австро-венгерскую армию, считал за благо остаться в лагере надзирателем. В зиммеркоменданты предлагали себя и те из русинов, которых начало войны застало вдали от дома, в безопасном тылу, вмещавшем в себя и «лагерную зону империи».

Сергей Сокуров-Величко

Патрульный офицер, остановивший Феодору на вокзале в Граце, в иных обстоятельствах может быть и не последовал бы бесчеловечному совету командира подразделения союзных уссовцев конвоировать подозрительную женщину в ближайший лагерь для интернированных. Но австриец был уроженцем Штирии, переживавшей в то время трагическую для неё весть о разгроме в пух и прах Грацкого полка русскими . Многие семьи оделись в траур, сам лейтенант потерял дядю. Патриотизм его был уязвлён. А тут из уст сотника прозвучало «русинка», почти «русская».

Работая над романом «Феодора», я оказался мысленно в Австриии, когда на календаре был 1915 год. За городом Грац тянулась к Альпам мрачная равнина, на которой был проведён впервые в Европе заразительный эксперимент под названием Талергоф.

Талергоф, австрийский лагерь времён Первой мировой войны, появился с целью изоляции отборных, точнее, отобранных жителей Прикарпатья. Не заметить его, пройти мимо него было нельзя. Совесть не позволила. И для него нашлось место на страницах романа. Причём, для создания картин сей юдоли земной не понадобилось и «писательского воображения». Для настоящей подборки пришлось вырезать фрагменты из ткани романа. Я назвал из «сценами», поскольку один из свидетелей тех дней, капрал австрийской армии, подсказал заголовок подборке.

4 сентября 2010 года исполнилось 96 лет со дня создания в окрестностях австрийского городка Грац первого в цивилизованной Европе концентрационного лагеря Талергоф, созданного в годы Первой мировой войны для мирных граждан - инаковерующих, инакоговорящих и инакомыслящих буковинских и галицких русинов.

Днем раньше, 3 сентября, был основан подобный концлагерь, но меньших масштабов в окрестностях городка Терезин на Огре (Северная Чехия).

Талергоф в свое время прославился как лютейший застенок из всех австрийских тюрем в Габсбургской империи. Через него прошло свыше двухсот тысяч мирных граждан. Существовал он до 10 мая 1917 года.