ИСКУШЕНИЯ И МИФЫ ПЕРЕСТРОЙКИ

Почему распался СССР? Почему горбачёвские реформы не могли привести к иному результату? Николай Сванидзе в «Исторических хрониках» проводит параллели к событиям 2011–12 гг.

Мифология - совокупность первоначальных верований народа о его происхождении, древнейшей истории, героях, богах и пр. - в отличие от достоверных сведений, выдуманных впоследствии.

Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»

Возвращение в эфир «России-1» («второго канала» российского телевидения) документального сериала Николая Сванидзе «Исторические хроники» стало своего рода локальным «чёрным лебедем» - событием неожиданным, но ретроспективно представляющимся единственно возможным.

Неожиданным - поскольку еженедельный дискуссионный проект «Исторический процесс», автором и постоянным соведущим которого изначально был Николай Карлович, выпал из программы передач сразу после бурного телесезона 2011-12 годов. Никаких официальных разъяснений по поводу исчезновения одного из самых рейтинговых проектов «России-1» не делалось. Да разъяснения особо и не требовались. Из новой, «послевыборной» сетки вещания всех ведущих федеральных каналов России ушли многие общественно-политические и особенно полемические передачи, и тренд «телевидение не место для дискуссий» был обозначен достаточно откровенно.

В этом аспекте программа Сванидзе неизбежно в очереди «на вылет» оказывалась самой первой. Накал страстей, бушевавших на «Процессе», зашкаливал - что, собственно, и обеспечивало рейтинги, но не могло не тревожить теленачальство. Особенно учитывая, что в качестве ведущего Сванидзе не только не держал ситуацию под «правильным» контролем (как, скажем, Владимир Соловьёв в двух своих проектах - «Поединок» и «Воскресный вечер»), но и сам истово отстаивал радикально демократические и либеральные позиции. В решающий момент избирательной кампании - в феврале 2012 года - ход «Исторического процесса» уже был приостановлен. Правда, всего на несколько недель. После избрания Владимира Путина президентом РФ «Процесс» опять «пошёл» и благополучно дошёл до конца сезона. Как и другие общественно-политические проекты, которые и приостанавливать не приходилось, но которых по осени также не досчитались.

Однако, в отличие от своего беспокойного детища, сам Николай Сванидзе из эфира «России-1» никуда не пропадал. Напротив - стал одним из самых активных участников программ Владимира Соловьёва. И, коль скоро сотрудничество «второй кнопки» с маститым автором не прерывалось, то как сказано, - ретроспективно понятно, что не было ничего более естественного, чем возобновление другого сванидзевского проекта - замерших ещё два года назад «Исторических хроник».



Этот документальный сериал стартовал ещё 10 лет назад с рассказа о российских событиях 1901 года. И далее в каждом новом фильме презентовался и исследовался очередной год российской, а затем и советской истории. К апрелю 2011-го в эфир вышло без малого 90 серий, освещавших наиболее знаковые события, в каждой серии особо останавливаясь на одном персонаже - политике или деятеле культуры, являющемся, по мнению автора, «человеком года».

Но затем «Хроники» приостановили течение своё, достигнув отметки «1987». После чего повисла двухлетняя пауза. Причин, вероятно, было немало - и личное участие самого Сванидзе в политических тренингах, и, так уж совпало, переформатирование его выходившей на «Пятом канале» программы «Суд времени» (той самой, которая после существенного апгрейда стала «Историческим процессом» на «России-1»). И т. д.

Весьма вероятно, немаловажную роль играла и историческая близость периода, на пороге которого замерли «Хроники». Особенно учитывая неизменную дидактику и высокий - в самом хорошем смысле - антитоталитарный пафос, привносимый в документальный цикл его автором. Сложность самих событий 1988-92 годов и, в ещё большей мере, неоднозначность их восприятия в исторической памяти зрителей заставляли Николая Сванидзе подходить к теме с особой тщательностью. Продуманно, можно даже сказать «расчётливо» - опять же, в самом хорошем смысле слова.

Перестройка и распад СССР - события грандиозные, перекроившие политическую и идеологическую карту мира, во многом предопределившие пути развития и механизмы организации общества в сегодняшней России (как и Украины, и бывших советских республик, и стран «социалистического лагеря», и т.д., и т.п.).

Главное же - и Сванидзе имел возможность в этом убедиться «наощупно» - события той недавней эпохи до сих пор оказывают самое непосредственное влияние на политическое поведение сограждан. Напоминания о перестройке и её последствиях играли огромную роль в идеологической войне несостоявшейся «снежной» революции 2011-12 гг. Оказалось, что большинство россиян считает распад своего государства великой бедой и чудовищной трагедией. В отличие от Николая Сванидзе и его единомышленников, которые убеждены, что чудовищной как раз была канувшая в небытие ненавистная советская империя, и что её погибель - уже само по себе великое и несомненное благо.

Эту свою позицию Николай Карлович отстаивал и продолжает отстаивать в многочисленных дискуссиях и ток-шоу. Однако - и это исключительно важно - в новом, перестроечном цикле «Хроник» он от неё... нет, не отступает, но и не декларирует. Даже не озвучивает. Немалая уступка для такого «твердокаменного» либерала. Может быть, это даже настоящий прорыв. Конечно, если означает стремление говорить с многомиллионной телеаудиторией, исходя именно из её системы ценностей, а не из представлений предельно узкого радикалистского сегмента и без того не слишком большого круга либеральной части элиты.

Своеобразный пролог-послесловие к новым «Хроникам» прозвучал уже после выхода цикла в эфир, на очередном «Воскресном вечере» Владимира Соловьева. Речь шла, натурально, о Сталине (это вообще один из самых модных трендов нынешнего российского телесезона).

- Почему!? - кричал Сванидзе, говоря о довоенных и послевоенных репрессиях - Почему для того, чтобы победить Гитлера, нужно было убить миллионы крестьян, миллионы интеллигентов, миллионы рабочих, священников, профессуру, военных?!!!

- Господин Сванидзе! Я вам отвечу вопросом на вопрос - кричал в ответ Александр Проханов - А для чего, чтобы выдавить из себя раба и стать людьми, надо было разрушать до основания великое государство?!! Для чего надо было поставить сегодняшнего нашего человека в положение раба и свиньи?!! Для чего надо было уничтожать всё, что мы сделали своими кровью и трудами за двадцатый век?!! И при этом гордиться этим, и при этом покрывать это преступление своей нелюбовью к Сталину?!!



Перестроечный цикл «Хроник» как раз и задуман, как ответ на все эти «почему?». Почему горбачёвские реформы шли именно так, и не могли идти иначе, почему они привели именно к такому результату, и почему крах СССР был - так считает Сванидзе - закономерен и неизбежен. При этом в фильме великое множество более-менее «лобовых» аллюзий на события последних двух лет. Звучат также и сентенции, навеянные, вероятно, личным опытом сотрудничества автора с несостоявшимся реформатором - в ту пору президентом, а ныне премьер-министром РФ Дмитрием Медведевым.



Два года назад «Исторические хроники» завершились 1987 годом («1987 год. Михаил Горбачев»). В выпуске зрителей подводили к тому, что реформы перестройки были оправданы и необходимы, а если результат не отвечал прекраснодушным чаяниям реформаторов, то произошло это оттого, что «прорабам перестройки» не хватило решительности и последовательности.

Нельзя сказать, что тезис этот совсем уж не верен. Однако события вспыхнувшей и угасшей «снежной революции», снова остро поставили вопрос о модернизации России, о задачах и цене перемен, о мотивах и адекватности модернизаторов. На всех этапах участники событий - и активисты Болотной, и спикеры власти - апеллировали к историческому опыту и исторической памяти. И хотя напрямую перестройку (в отличие, скажем, от Февральской революции 1917 года) вспоминали редко, но противопоставление эпохи Владимира Путина «лихим девяностым», как трагическому результату перестроечных реформ в медиаобеспечении президентской избирательной кампании стало повсеместным, чуть ли не фоновым. (Подробнее см. «Пиар против революции» и «Российские выборы: сумма технологий»).

Всё это, наряду с множеством новых, в том числе личных впечатлений, поставило автора «Хроник» перед необходимостью предложить обществу полноценную историю перестройки и начала тех самых 90-х. Историю, которая комплексно представляла бы демократическую и либеральную версию событий.

Ключевой месседж трёх первых фильмов цикла следующий: Советский Союз рухнул, потому что «система распадалась сама». Распадалась, ибо рванули разом все мины, заложенные ещё в тридцатые - сороковые годы. Соответственно, первая серия «1988 год. Александр Яковлев» рассказывает о политико-идеологическом кризисе, о кризисе КПСС, как «руководящей и направляющей силы советского общества» (каковой партия значилась согласно легендарной 6-й статье Конституции СССР). Вторая серия - «1989 год. Николай Рыжков» - о лавинообразно нараставшем кризисе экономики, и, наконец, третья - «1990 год. Распад» - о кризисе национальном и административно-территориальном.

Завершается цикл диптихом «1991 год. Гайдар. Начало» и «1992 год. Гайдар. Реформы», посвящённым, соответственно, Егору Тимуровичу Гайдару, причём персонально ему в значительно большей степени, чем другие фильмы - своим «именным» политикам. Основные идеи ленты в чём-то развивают, но во многом упрощают мысли, уже изложенные Николаем Сванидзе в его же хорошем, глубоком и очень искреннем документальном фильме «13 месяцев Егора Гайдара», снятом в 2010 году в память о «дедушке российского либерализма».

Главное отличие фильма 2010 года от диптиха нынешних «Хроник» заключается в том, что в фильме, по давно сложившейся либеральной традиции, совершенно справедливо подчёркивалось то бедственное, за краем пропасти, положение Российской Федерации в конце 1991 года, когда либералы вошли во власть. Акцент делался на том, что время и ресурсы для тонких экономических манёвров были на тот момент полностью исчерпаны бездарными предшественниками. И именно это, согласно концепции, вынуждало либералов к аварийным, реактивным действиям и предопределило жёсткие, безальтернативно тяжёлые и крайне непопулярные решения и специфические, подчас уродские формы нового российского капитализма (честно признаем - и украинского тоже).

В «Хрониках» же, особенно в трёх первых фильмах цикла, автор по возможности микширует ту роль, которую в доведении СССР до катастрофического состояния сыграла перестройка и её «прорабы» (перестройщики, как выразился Михаил Сергеевич Горбачёв в интервью Дмитрию Киселёву на канале «Вести» 28 марта 2010 года).

Нет, конечно, полностью ответственности со своих героев Николай Сванидзе не снимает. Более того, в гайдаровском цикле он вновь говорит о ней почти в полный голос и ещё больше даёт возможность говорить участвующим экспертам. Однако в сериях собственно перестроечных (решающие 1988-1990 гг.) автор «Хроник» последовательно и настойчиво старается перенести основную, базисную ответственность на десятилетия назад - на «Отца народов», определившего и формировавшего именно такие государственные институты и общественную практику, те самые «сталинские модели».

Тезис этот Николаю Карловичу вообще и давно очень близок личностно. Но и объективно он неожиданно актуализировался в контексте событий 2011-2012 гг. Суть тезиса: если система негодная (бесчеловечная и неэффективная), то вина за крах такой системы лежит на диктаторе, её создавшем. Во всяком случае, вина гораздо большая, чем на тех неудачливых мастерах, которые систему вконец порушили, когда, движимые самыми лучшими побуждениями, всего-то попытались её подлатать и, как сейчас принято говорить, модернизировать. И что бояться, соответственно, надо не перемен и тех, кто перемен добивается, а, наоборот, - охранителей, которые перемен не допускают и всячески их тормозят. Сейчас - ничуть не меньше, чем тогда.



Серия 1988 года, названная именем главного идеолога перестройки Александра Яковлева - о публичных и подковёрных политических и идеологических битвах, развернувшихся в те годы вокруг «белых пятен» истории. О разоблачениях сталинских преступлений и изуверств, а также об аппаратных и подковёрных интригах и о противостоянии Яковлева «сталинистам и черносотенцам» в Политбюро.

Как и во всех фильмах цикла, Николай Сванидзе даже не пытается запереться в рамках «титульного» года. Основные описываемые события - с июня 1987 года, когда в некой «газете националистического толка» появился «текст "Остановить Яковлева!" откровенно черносотенного характера» - до 1990 года, когда было опубликовано открытое письмо в поддержку Яковлева, подписанное Булатом Окуджавой, Олегом Ефремовым, Дмитрием Лихачевым, Сергеем Аверинцевым, Фазилем Искандером и другими властителями дум. В целом же охват материала и того шире - с подготовленной ещё в декабре 85-го года записки на имя Горбачёва «о гласности, о реальных выборах, независимой судебной системе и о правах человека». И до заявления самого Яковлева 15 августа 1991 года (за четыре дня до путча ГКЧП): «Надо сделать всё, чтобы поставить заслон партии реванша, чтобы она не смогла вернуть страну в бездну мрака».

Таким образом, в фильме пройдены все основные этапы политической и идеологической трансформации, происходившие в стране: борьба за гласность в СМИ, раскрытие архивов, реабилитация жертв репрессий, и - «его, Яковлева, большая личная историческая заслуга в том, что преступные сталинско-гитлеровские договорённости осуждены на Съезде и объявлены недействительными с момента подписания».

К сожалению, последовательной хронологии событий, позволяющей не постфактум, а по ходу фильма следить за развитием сюжета, автор не придерживается ни здесь, ни в других лентах своего «пятифильмия». Произвольное блуждание по временной оси стало своеобразным приёмом, работающим не столько на осмысление, сколько на создание эмоционального образа героя: «один из всех, за всех, противу всех» (в гайдаровском диптихе цветаевский стих будет цитироваться уже напрямую).

Автор напоминает, что для консерваторов Яковлев был «хуже, чем Сахаров, хуже, чем чужой». Поскольку его деятельность - тут начинает нагнетающе нарастать многозначительность интонации - «отдаёт фракционностью, разномыслием в партийных рядах, а со сталинских времён известно, что это недопустимо, это карается смертью. Потому что отсутствие единомыслия сеет сомнения, подрывает основы. Обычно этим занимаются - шпионы».

Вот заходит речь о прогремевшем антиперестроечном манифесте - статье Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами», опубликованной в «Советской России» 13 марта 1988 г. Сванидзе скрупулёзно вскрывает механизм появления публикации («заказчик статьи - член Политбюро Егор Лигачёв»), разоблачает подноготную авторессы («специализировалась на анонимках, даже была исключена из партии, но восстановлена по рекомендации из КГБ»). И рассказывает об обсуждении манифеста Андреевой на спешно созванном Горбачёвым заседании Политбюро:

Громыко: Хорошая статья...

Воротников: Правильная.

Лигачёв: Хорошо, что печать стала давать по зубам "этим", а то совсем уж распустились...

Горбачёв: А у меня - другое мнение.

Это ещё не финал сцены. Выступает и Яковлев, заявляющий, что статья направлена против всей политики перестройки и «лично против Горбачёва».

По сути, конечно, верно. Но похоже, что Николай Сванидзе, исключительно серьёзно, даже пафосно оглашая реплику своего героя, действительно не замечает, что тот выступает деятелем, если не этически, то «технологически» вполне равнозначным прочим «аппаратным игрунам». Более того, своей отповедью «антиперестроечным силам» Яковлев переводит разыгранную Горбачёвым классическую аппаратную репризу в бытовую карикатуру про тупого начальника и его подхалима («И ещё они называли тебя земляным червяком!!» :)).

Вся эта сцена (возможно, вопреки намерениям автора) довольно странным образом характеризует участников - и перестройщиков, и их противников - вершивших судьбы государства. Это стоит взять на заметку.

Непоследовательность хронологии, помимо творческих задач, играет также роль манипулятивную. Так, о пресловутом доносе тогдашнего председателя КГБ Крючкова, сделанном им на закрытом заседании Верховного Совета СССР в июне 1991 года, говорится в серии, относящейся к году 1990-му.

«...Крючков на закрытом заседании Верховного Совета просто заявит, что все преобразования - это дело рук "Запада", его спецслужб. В качестве неоспоримого доказательства зачитает письмо Андропова Политбюро от 24 января 77 года "О планах ЦРУ о приобретении агентуры среди советских граждан". Крючков читает: "Американская разведка ставит задачу осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферу управления политикой, экономикой и наукой. Вести поиск лиц, способных занять административные должности в аппарате управления и выполнять сформулированные противником задачи"».

Цитата на этом заканчивается, а фрагмент, как и весь фильм о 1990 годе, Сванидзе завершает выразительно зачитанной выдержкой из воспоминаний Александра Яковлева: «Сейчас этот тезис поизносился, однако политические спекулянты продолжают его облизывать». Очевидна параллель (одна из многих) к событиям 2011-2012 годов. В данном случае - к наветам хулителей, обвиняющих активистов Болотной площади в пособничестве заграничным врагам государства. Параллель - в том смысле, что ничто не ново, и враги демократии уже тогда не гнушались подобными низкими инсинуациями.

Дело даже не в том, что «письмо Андропова» может быть интерпретировано множеством самых разнообразных способов, помимо «охранительских» параллелей и яковлевского резонёрства. Сам Сванидзе эту множественность интерпретаций вполне сознаёт, почему и относит рассказ о «письме» подальше от 1988 года, где он, казалось, был бы очень кстати после мрачной реплики о «подрывающих основы шпионах». Но именно там фрагмент мог бы быть понят очень уж превратно. Особенно в контексте признания: заверяя Горбачёва (в записке 1985 года), что предлагаемые меры по гласности, реальным выборам и правам человека непременно приведут «к укреплению социализма и партии», сам Александр Николаевич Яковлев нисколько в это не верил. Он «понимал, что радикальные изменения приобретут собственную логику и тогда партии и сталинскому социализму места не останется».

Так и случилось. Даже если это понимание Александр Яковлев на самом деле обрёл в ходе неудержимо помчавшихся событий. И даже если уже после них.



Лукавство «идеологов» - вещь вообще очень естественная. В реальности всё решала экономика. Экономике и посвящён второй фильм: «1989 год. Николай Рыжков».

Советская экономика ко времени прихода к власти Горбачёва и его команды действительно нуждалась в радикальном реформировании - с этим, кажется, не спорят даже самые оголтелые и злобные ненавистники перестройки. Автор «Хроник» рассказывает, как, задолго до сверкнувшей последней надеждой и отвергнутой программы «500 дней» (программы Шаталина - Явлинского) эксперты, в том числе молодой учёный-экономист Егор Гайдар, разрабатывали планы экономических преобразований ещё по поручению Юрия Андропова, а затем и Константина Черненко.

Проекты были разной степени глубины и в разной степени рассчитанные. Но все - очень умеренные, очень деликатные, предусматривающие постепенность перемен и длительный переходный период. И все они, в том числе «одобренные экономической элитой», были, уже при возглавившем страну Горбачёве, отвергнуты из-за опасения роста социального недовольства и по причине интриг в «верхнем» руководстве.

Отказ от реформ и откладывание их до последней черты обернулись экономической катастрофой, что признаёт и автор «Хроник». Правда, признаёт, главным образом, в завершающей части - в гайдаровском диптихе. А в фильме, собственно экономике посвящённом, он, совершенно неожиданно в качестве основного источника использует воспоминания перестроечного (до января 1991 года) председателя Совмина СССР Николая Рыжкова.

Это вообще стоит отметить как особенность фильмов цикла: очень небольшой объём цитирования собственно документов и стенограмм, и при этом самое широкое использование мемуаров и «живых» воспоминаний участников и очевидцев. Да, конечно, мемуаров и воспоминаний так много и они такие разные, что любой автор, даже куда более экстравагантный, чем Николай Сванидзе, может выбрать нужные детали и построить конструкцию на свой вкус. Трудно не вспомнить историка Льва Николаевича Гумилёва. Сын Николая Гумилёва и Анны Ахматовой обронил как-то: «Я читал мемуары, которые писали по поводу моей покойной матери, и могу оценить, как врут мемуаристы».

Ну, пусть не обязательно сразу «врут», но могут что-то перепутать, могут приукрасить, могут неосознанно дофантазировать облагороженную или просто более благоприятную версию событий. Особенно если события настолько значимы. И если ты - премьер, при котором происходил крах страны.

Но для концепции Сванидзе в воспоминаниях Рыжкова есть несомненные достоинства. Во-первых, он яростно и жёстко ругает «сталинскую экономику»: «Скверным он был экономистом, "вождь и учитель"... Его вина, а наша беда, что история развивается вопреки его прогнозам и предначертаниям». Сванидзе продолжает: «Для Рыжкова очевидно: придуманная Сталиным замкнутость, зашоренность, закрытость страны - отличный способ сохранения власти».

Во-вторых, в воспоминаниях Николай Иванович относительно сдержан в критике действий реформаторов 90-х. И эту сдержанную критичность Сванидзе легко извиняет («Деятельность Гайдара - Ельцина вызовет отторжение, в этом много личного»).

Наконец, в-третьих, бывший Предсовмина - пусть очень деликатно и как-то отстранённо - всё же признаёт свои и своих соратников ошибки и достаточно честно описывает последствия. «Рыжков объективно оценивает то, что получилось после начала экономической либерализации: да, люди стали получать больше денег, мы этого добивались. Но деньги появились, а товаров не прибавилось, то есть денег стало больше, но их не на что потратить. У советского государства нет товаров, и купить за границей не на что, потому что нефтяные цены упали. А на закупку самого необходимого пущены валютные резервы, которые быстро истощаются и не пополняются. При этом сохраняются высокие оборонные расходы, расходы на содержание просоветских режимов, траты на лоббистские проекты, до 89 года - на войну в Афганистане, плюс растущие внешние долги...».

Сванидзе резюмирует: «Сочетание старых советских замашек с несистемными шагами по либерализации экономики вводят страну в финансовый кризис».

К «несистемной либерализации» мы чуть позже вернёмся. А пока задержимся на просоветских режимах и - ну, куда ж без него! - на товарище Сталине.



Рыжков, несомненно, помнит, до какой степени во все годы существования СССР трудящихся раздражало, что «мы кормим всю Африку» - имея в виду те самые дружественные режимы по всей планете. Раздражение «Африкой» (не говоря уже о преступной афганской авантюре!) беспредельно возросло, когда страна подошла к своему закату, когда дефицит стал уже почти тотальным и голод добрался даже до столиц.

Николай Иванович Рыжков говорит об этом охотно, ведь и «Африка», и Афганистан - не его решения. Для Рыжкова они не вина, а чуть ли не оправдание, вроде алиби. И Николай Сванидзе эти оправдания очень выразительно зачитывает. Более того, особо подчёркивает. Скажем, в фильме о 1991 годе отдельно акцентирует, уподобив надрывавшееся государство «проигравшемуся, разорившемуся барину», который «до последнего вздоха пытается сохранить привычные траты». Так и СССР - «продолжает безвозмездную помощь политически родственным режимам, т. е., берёт кредиты на Западе и даёт эти деньги борцам с капитализмом».

Всё это верно и совершенно справедливо, кроме постоянно сопутствующего словам о финансировании «режимов» упоминания «сталинской модели», неявно, но настойчиво связывающего оба этих понятия. Но это не так! Сталин, каким бы чудовищным деспотом, каким бы «скверным экономистом» он ни был, всё-таки такими глупостями не занимался.

Циник он был чудовищный - это верно. Поэтому, скажем, поставки оружия испанским республиканцам продолжались лишь до того момента, пока испанцы могли расплачиваться за него золотом. Кончился золотой запас, полностью перекочевавший в СССР - и тотчас поставки были свёрнуты и советские военные советники отозваны. Правда, в то же время товарищ Сталин совершенно безвозмездно оказывал помощь Китаю - деньгами, советниками и оружием. Но не «политически родственной» КПК Мао Цзе-Дуна, а в основном злейшему врагу коммунистов Чан Кайши. По той прагматической причине, что Гоминьдан, в отличие от КПК, хоть как-то воевал с оккупировавшей пол-Китая Японией, тем самым существенно ограничивая японскую активность у советских границ.

Стоит перечитать стенограммы Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций, или шеститомную монографию Черчилля «Вторая Мировая война», или записки Милована Джиласа, на которого (правда, совсем по другому поводу) ссылается и сам Сванидзе. И становится ясно, что во внешней политике тиран и деспот Сталин вёл себя в духе даже не «нео», а простого старого колониализма. Чего стоит одно лишь соглашение с Черчиллем, которым они на половинке бумажного листа поделили все Балканские страны по принципу «Румыния: Россия - 90 процентов. Другие - 10 процентов. Греция: Великобритания (в согласии с США) - 90 процентов. Россия - 10 процентов» и т.д. Британский премьер с глубоким удовлетворением замечает: «Для урегулирования всего этого вопроса потребовалось не больше времени, чем нужно было для того, чтобы это написать».

А в рамках колониализма не метрополия должна изнемогать, поддерживая «политически родственные режимы», но, совершенно напротив, «родственные режимы» устанавливаются как насосы для перекачки достояния колоний в метрополию. Именно так оно и задумывалось. Милован Джилас (чьё отношение к Сталину было очень непростым и тогда, когда он был правоверным коммунистом и одним из ближайших соратников Иосипа Броза Тито, и когда диссидентствовал и оказался снятым со всех постов и брошенным в застенок) констатирует:

«Что касается отношений между Советским Союзом и другими восточноевропейскими странами: эти страны по-прежнему удерживались фактической оккупацией, а их богатства различными путями из них выжимались, чаще всего через акционерные компании, в которые русские едва ли что-либо вкладывали, за исключением германского капитала, который они просто провозгласили трофеем войны. Торговля с этими странами велась не так, как она ведётся во всём мире, а на основе особых договоренностей, в соответствии с которыми Советское правительство покупало товары по заниженным, а продавало - по завышенным мировым ценам».

Надо признать - не честная, не рыночная, и вообще довольно гнусная практика. Но это совершенно другое преступление, иная аморальность. Если бы сталинские злодеяния ограничивались лишь последствиями его внешней политики, то, с точки зрения функционирования системы, главным из злодейств тирана пришлось бы признать то, что он умер, так и не успев завершить начатые в марте 1952 года переговоры об условиях вывода советских войск из Восточной Германии. Исследованию этих переговоров (точней, активнейшей дипломатической переписки) посвящена почти целиком 20-я глава монументальной «Дипломатии» Генри Киссинджера.

После смерти диктатора его преемники оказались слишком заняты борьбой друг с другом. Никто из них не посмел бы ослабить свои позиции, согласившись на серьёзный компромисс с Западом. Это предопределило остроту противостояния холодной войны, которого как раз и пытался избежать Сталин, начиная переговоры. В дальнейшем политика взаимного сдерживания сделала и вовсе немыслимым освобождение какого-либо из «бараков социалистического лагеря». Как следствие - неизбежная трансформация СЭВ из инструмента донорской подпитки метрополии в механизм дотирования сателлитов и её экономическое ослабление - при постоянном росте протестных настроений в оккупированных странах. И т. д.

Хочу быть понятым правильно. Чудовищные репрессии и миллионы загубленных жизней - эти преступления в исторической памяти навсегда останутся на совести Сталина. Дискуссии тут неуместны и кощунственны. Но поминать сталинские злодеяния для объяснения любых явлений и событий уже становится почти неприличным. Так же, как на излёте застоя неприличным было ссылаться на «пережитки прошлого» и «родовые пятна капитализма», упоминание которые допускалось лишь в ироническом или пародийном контексте. Не думаю, что утверждение подобного дискурса является целью, которой добиваются как российские, так и украинские демократы.

Продолжение следует...

Часть 2

Валерий Зайцев, Источник