Конспект художественного обсуждения одной идеи …

Начало

3. Москва - Третий Рим?

Когда теперь говорят о русской идеологии, почти не слышно о мессианской формуле «Москва - Третий Рим». Ни со знаком «+», ни со знаком «-». Словно бы стеснительным и неуместным стало воспоминание о давнем откровении преподобного Филофия (ок. 1465-1542), старца псковского Спасо-Елеазарова монастыря. Во всяком случае в ноябре 2014 точно не до того было, в документах ВРНС-2014 мессианская идея никак и не актуализирована. Но вот и в летней-2016 заметке «О национальной идее и государственной идеологии» (12.06.2016) протоиерей Андрей Ткачёв также никак о ней не упоминает.

Действительно, многим совсем не очевидно, что «два Рима пали, а третий стоит». Исторически - да: Первый Рим пал в 410 году под ударом войск короля вестготов Алариха I; Второй Рим Константинополь - в 1453 году под ударом армии османского султана Мехмеда II... Так ведь и Москва выгорала дотла множество раз, в том же 1453 году, например, «выгоре Москва, Кремль весь», и от набегов выгорала, и от памятных нашествий... Историк Н.И. Ульянов в работе «Комплекс Филофея», полемизируя с русофобией эмигрантов 1950-х, опровергая миф о захватнической сущности русских, показал, каким образом могла возникнуть сама идея «Москва - третий Рим, а четвёртому не бывать». Гибель столицы всемирной империи Рима означала пришествие конца Вселенной. И, как пишет Ульянов, «понадобилось всё напряжение богословской мысли, чтобы рассеять ужас и внушить людям надежду на продление жизни Так было после 410 года, так было на Руси и после 1453 года, когда пал «второй Рим - Царьград» Объявление Москвы третьим Римом означало такое же избавление от апокалиптического страха, как учение Августина о граде Божием, грядущем на смену Риму, как высказывания византийских авторов о священной миссии Царьграда».

Исторически - да, пали. Но нынешний владыка Фанара - патриарх Варфоломей официально именуется: «Архиепископ Константинополя - Нового Рима и Вселенский Патриарх». Он «первый среди равных», его официальное титулование (которое, впрочем, употребляется не везде) «Его Божественное Всесвятейшество»...

Философ Вл.С. Соловьёв (1853-1900), которого принято называть выдающимся религиозным мыслителем, в 1884 году справедливо полагал, что «Святая Русь требует святого дела». Но в чём он видел это дело? Видел его духовном примирении Востока и Запада, православия и католичества. Соловьёв утверждал, что это единственно возможное для Святой Руси дело, которое будет совершено «только в том случае, если православие и католичество не будут исключать друг друга, если можно будет, оставаясь православным, быть вместе с тем католиком, и оставаясь католиком - быть православным». Через 10 лет Владимир Соловьёв ту же мысль отольёт в устрашающее стихотворение «Панмонголизм» (1894), известное всем благодаря Александру Блоку, который взял из него начальные строки эпиграфом в свои «Скифы». (Эти строки, и эти скифы оставались волнующей загадкой для нескольких поколений советских школьников...) Апокалипсис Соловьёвым предсказывался из Азии. В ту пору «у стен поникшего Китая» примечалось некое движение пассионариев: «Готовит новые удары рой пробудившихся племен». Предполагалось, что это выльется в нечто подобное Чингисхану, если «Судьбою павшей Византии мы научиться не хотим». То есть, если Союз христианского Востока и христианского Запада не случился, вопреки научению мыслителя, то и грядёт: «О Русь! забудь былую славу: орел двухглавый сокрушен, и желтым детям на забаву даны клочки твоих знамен. И Третий Рим лежит во прахе, а уж четвертому не быть». Финиш. Точка в истории. Блок через годы (в янв. 1918, когда продолжалась ещё Великая Война), взяв как обломок каменя в пращу соловьёвские полстрофы («Панмонголизм! Хоть имя дико, Но мне ласкает слух оно»), выдвинул Западу «ультиматум», взывая: «Пока не поздно - старый меч в ножны, Товарищи! Мы станем - братья!» В противном случае «мы - отныне - вам не щит, отныне в бой не вступим сами!» В бой с новым чингизидами, которые рано или поздно вновь двинутся на Европу... Мол, не встанем щитом, как в ХIII веке, «меж двух враждебных рас - монголов и Европы», отступим перед Западом за Урал и, объединившись с жёлтыми, «обернемся к вам своею азиатской рожей!»... И это блоковское стихотворение, как и соловьёвское, пока не стало пророческим.

Владимир Соловьёв, чающий, что «православие и католичество не будут исключать друг друга», оказался плохим пророком. Расторопный ХХI век со всей резкостью сфокусировал наш взгляд, показал, что никак нельзя «оставаясь православным, быть вместе с тем католиком», несмотря на все экуменистические искушения. И дело не только в догматических расхождениях, дело в последствиях, порождённых древними европейскими ересями. Папа Римский летом 2016 оказался на «высоте», почему-то в самолёте заверив журналистов, что «мы должны извиниться... не только перед геями». Не только?.. Утеснения однополых браков, третьего-пятого полов, эвтаназии, легализации наркотиков, законной проституции, тихой сатанизации, конечно, требуют извинений. Всё это указывает на не случайность эпохи порнократии в Риме в первой половине X века, когда блудливые женщины из одного аристократического семейства «сажали на папский престол своих друзей, любовников, родственников» http://svany.narod.ru/popes/gergey/ch04.htm , а строптивых убивали. И на справедливость слов св. Владимира-Крестителя, обращённых к латинянам при выборе веры: «Идите, откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого». Отцы не приняли. На Руси и своего блуда хватало. Чистоты и святости русская душа хотела; Русь хотела.

События вокруг пресловутого Критского собора 2016 года дают повод вспомнить и заявить со всей твёрдостью, что пышный титул Фанарионо-Стамбульского владыки Варфоломея является самоназванием. Константинополь - Второй Рим, пав 1453 году под ноги магометан, в 2016 году духовно пал под ноги мировой Закулисы (которую православные на Руси понимают как исполнительницу воли Антихриста). Ныне стало явностью, что нет на Земле другого государства, кроме Руси-России и иной столицы, кроме Москвы, какие были бы в силах противостоять антихристову напору, насаждающему планете откровенно сатанинский порядок. Пророчество преподобного Филофея исполнилось ныне: «Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать. - И Филофий напоминает о вселенском значении откровения: - Много раз и апостол Павел упоминает Рим в посланиях, в толкованиях говорится: «Рим - весь мир».

Полагают, - не случайно лидера России Владимира монахи Святой Горы, духовного центра мирового православия, воодушевлённые его приездом в 2016, принимали как императора. Философ и богослов Виктор Тростников по этому поводу остроумно заметил: появляются верноподданные - появляется и монарх.

4. Шубарт

Но взгляд был бы слишком поверхностным, если бы непринятие христианства от первого Рима и принятие от второго - Царьграда-Константинополя - объяснялось какими-то частностями. Немецкий философ Вальтер Шубарт (1897-1942) в своей дивной книге «Европа и Душа Востока» (1938) говорит: «Грек чувствует мир органически, римлянин стре­мится к механизации. Римское правовое мышление и строгость законодательства совершенно не соответствуют греческому духу. Греческий полис и римскую империю нельзя привести к одному знаменателю... Римляне, в отличие от греков, не создали никакой философии: даже философ­ствуя, они остаются юристами. У них нет своей истории богов, нет трагедии, нет собственного эпоса. Это лишен­ный фантазии народ государственных чиновников и солдат - пруссаки античного мира. Мы унижаем греков, называя их предшественниками римлян... Противоположность между рим­ской и греческой сущностями - фактор первостепенного значения в мировой культуре. Он разделил Римскую империю, а затем и христианскую Церковь на две части, каждую со своей собственной судьбой. Этот фактор действует и сегодня в антитезе России и Европы...»
Шубарт говорит о четырёх архетипах, «которые сменяют друг друга и в зави­симости от своего доминирования создают гармоничного, героического, аскетического и мессианского человека... Эти четыре архетипа можно опреде­лить следующими ключевыми положениями: согласие с миром, господство над миром, бегство от мира и освя­щение мира».

Интересно, что Шубарт в красной России (в 1938!) видит доминирующим мессианского человека, не героического, преобразующего мир. Через несколько десятков лет после него и Геннадий Шиманов пришёл к пониманию, что красная идея «это не только безбожие и величайшая в мире гроза, это также и некая тайна и орудие Божьего Промысла».

Не менее интересно, что Шубарт в известном смысле был продолжателем (но не вполне последователем) Соловьёва. Вот Соловьёв пишет в упомянутом письме Аксакову о национальных идеалах европейцев: «француз говорит о прекрасной Франции и о французской славе; англичанин с любовью говорит: старая Англия; немец поднимается выше и, придавая этический характер своему национальному идеалу, с гордостью говорит: немецкая верность... [Русский] говорит только о «святой Руси». Вот идеал: и не либеральный, не политический, не эстетический, даже не формально-эстетический, а идеал нравственно-религиозный». Шубарт, словно бы оттолкнувшись от Соловьёва, уточняет: «англичанин смотрит на мир как на фабрику, француз как на салон, немец как на казарму, русский как на храм. Англичанин жаждет добычи, француз - славы, немец - власти, русский - жертвы. Англичанин ждёт от ближнего выгоды, француз стремится вызвать у него симпатию, немец хочет им командовать, и только русский не хочет ничего. Он не пытается превратить ближнего в орудие. В этом суть русской идеи братства. Это и есть Евангелие будущего. Это - великая нравственная сила, направленная против латинских идей человека насилия и государства насилия».

И: «Быть может это и слишком смело, но это надо сказать со всей опре­деленностью: Россия - единственная страна, которая способна спасти Европу и спасет ее, поскольку во всей совокупности жизненно важных вопросов придержива­ется установки, противоположной той, которую занимают европейские народы. Как раз из глубины своих беспри­мерных страданий она будет черпать столь же глубокое познание людей и смысла жизни, чтобы возвестить о нем народам Земли. Русский обладает для этого теми душевными предпосылками, которых сегодня нет ни у кого из европейских народов».

Тем удивительнее всё это слышать от европейца. Наш И.А. Ильин в 1940 году был поражён и восхищён книгой Шубарта: «И когда это сказано, когда увидено? Во время третьего десятилетия нашего национально-государственного крушения. Когда казалось бы о национальной России перестали и говорить, и думать... Но мы по-прежнему верим в Россию и в будущее нашего народа. Но что увидел его, уверовал в него и провозгласил его человек иной земли и иной крови - это событие волнующее и требующее от нас прямого отклика». Что мы сейчас и продемонстрировали.

Русская идеология не может быть сочинена, она может быть обретена, открыта, как незримое созвездие или залежи драгоценных ископаемых, как великая песня, как сокровенная данность. Или, если угодно, как Таблица Д.И. Менделеева, которая год за годом приоткрывалась людям, пока не предстала во всём своём гармоничном великолепии.


(Продолжение)

источник