Почти уже десять лет назад, находясь в Севастополе, с грустью наблюдал как в жаркий полдень по городу шли уставшие демонстранты….





Это был уже не первый раз, когда я как журналист поехал на Ялтинской телекинофорум "Вместе", который каждый год собирает тележурналистов, деятелей документального и игрового кино из многих стан мира. В тот год, если я не ошибаюсь, стран было аж 34. И один из дней работы телекинофорума всегда был посвящен тому, чтобы поехать большой делегацией к морякам и офицерам нашего флота. Знаменитые журналисты, артисты, режиссеры, продюсеры и звезды эстрады – мы все набивались в несколько автобусов и ехали к нашим ребятам. И каждый считал это дело крайне важным для себя, святой обязанностью.




В тот раз мы были на крейсере "Москва", привезли с собой интересную программу, любимых артистов, певцов, режиссеров и даже политиков. Надо сказать, что среди участников телекинофорума всегда была жесткая конкуренция – ведь все поехать не могли, а хотели, поэтому дело доходило до обид. Да, вот настолько искренне и сильно каждому из нас было необходимо показать русским морякам то, что мы с ними. И было видно, настолько им было тяжело почти во вражеском окружении, почти в плену. Так или иначе разговор всегда сводился к обсуждению этого горького состояния русского флота на своей земле и в своем море. Нелепое и противоестественное положение всех угнетало и раздражало.



Я вспоминаю обед с вице-адмиралом Адександром Дмитриевичем Клецковым, в то время командующим российским Черноморским флотом. Он говорил с нами о том, о чем говорить было не принято. Махнув символическую рюмку водки за русский флот, он тяжело посмотрел на нас и сказал: "Очень хочу дожить до того времени, когда кроме наших кораблей в бухте не будет других". Мы все молчали, потому что всякий раз, особенно в Севастополе чувствовалась сила подлости и предательства Хрущева и Ельцина, их циничной банды, которая перечеркнула, выпачкала в дерьме всё самое святое, что символизировал Крым и Севастополь для России, плюнула в лицо десяткам миллионов людей, которые вынуждены были глотать слёзы гнева и отчаяния. В общем, настроение на обеде у командующего было тяжелым.

Потом в Доме российского флота был большой концерт. Мы с Сашей Кондрашовым, актером, писателем и журналистом, на него не пошли. Нашли на набережной недалеко от памятника погибшим кораблям маленькое уличное кафе, купили по бутылке пива и разговаривали в тенечке – было по-летнему жарко. На набережной почти пусто – рабочий день: тихо, недалеко плещут волны о постамент памятнику русской севастопольской славы и русскому крымскому горю.

Даже не хотелось разговаривать, настолько тяжким был осадок от встречи с адмиралом. Уж очень хлестнула по сердцу лютая несправедливость - сидя в Москве её трудно ощутить. А она – страшная, непоправимая, как казалось тогда, ошибка, просто перечеркнула великую историю моей страны и моего народа. И это из разряда таких тяжких оскорблений, которые просто нельзя пережить.

Наше невеселое сидение на пластиковых креслах уличной забегаловки прервала странная процессия. Из-за угла вышла группа людей. Все – в черных футболках, на которых золотой краской было написано "Мы русские. Слава России". У меня сохранилась эта редчайшая съемка. Их было человек шесть - мужчины и женщины разного возраста. Несли несколько икон и хоругвей. Шли молча, у всех усталые лица. Было легко догадаться, что они идут с какого-то митинга. В Крыму эти выступления – за статус русского языка, за право быть снова со своей Родиной, против насаждаемого тупого украинского национализма, были частыми. Украинская власть считала их безвредными – за митингами присматривала милиция, впрочем, в Крыму состоящая из русских, а мы – бесперспективными: настолько навечно забетонированной выглядела новая конфигурация нашей действительности.



А эти люди ходили. Их называли юродивыми, посмеивались над их фанатичным упрямством "Крым – не Украина", толерантно просили их не выступать – "Какая вам разница, братские ж народы!". Однако правы оказались они, а не мы, правды и справедливости добились они. Они привели в действие неумолимый механизм перехода количественных изменений в качественные. Со временем выяснилось, что мы украинцам народ не братский. Это стало понятым, когда там созрело, оформилось и взяло власть фашистское отродье. А братские – это те, кто продолжает ощущать себя в сени русской цивилизации. И этих людей сейчас не только морально давят, но и грозят физически уничтожить. Расскажите мне теперь о том, что это хочет сделать братский народ. И отставьте ваши заклинания о братскости.

Тогда, на набережной, у меня сердце сжалось от жалости к ним. Я подумал – "Господи, что же мы живем на коленях, на что нам и вот этим людям надеяться в этом аду, где русским вообще нет места даже в Севастополе!".

Честно скажу – я не верил в то, что что-то можно изменить. Думал, что так и будет дальше: будем торговаться с Украиной за то, чтобы она разрешила нашему флоту базироваться на нашем полуострове взамен скидок на газ, и что этот позор никогда не кончится.



Знаете, что в этой истории самое главное? Юродивыми и предателями оказались мы. Все, кто не верил и сомневался, снисходительно и с жалостью глядел на этих усталых и измученных русских людей. А они – победили. В отличие от нас они ни одной минуты не сомневались в том, что справедливость есть. Да, очень может быть, что на своем веку они не надеялись на такое чудо. Но они верили. А мне до сих пор стыдно за то, что я их тогда жалел. А надо было – гордиться, что я - их современник. Если мне когда-нибудь доведется встретиться с кем-нибудь из ни – поклонюсь в ноги и попрошу прощения.


Дмитрий Лысенков (фото автора)