Измена гетмана Мазепы (октябрь 1708 г.), вторжение армии шведского короля Карла XII в пределы Малороссии внесли раскол в местное общество. Всё Запорожье оказалось на стороне смещённого гетмана Мазепы и его защитников шведов. Кроме того, при бывшем гетмане-изменнике осталась очень небольшая часть малороссийского левобережного казачества – некоторые наёмные полки бывшего гетмана, а также отдельные беглецы-перебежчики из разных полков Малороссийского края. Это была одна сторона противостояния.

Другая сторона противостояния – российская – была несравненно многочисленнее. Верность присяге Петру I, союзу с Россией сохранили все полки Гетманщины и Слободской Украины. Малороссияне в подавляющем большинстве остались при знамёнах и булаве новоизбранного гетмана Ивана Ильича Скоропадского.

Как бы то ни было, Малороссия в очередной раз оказалась расколотой. В главной битве Великой Северной войны под Полтавой 27 июня 1709 г. малороссияне оказались по обе стороны разлома. Они присутствовали в составе сил обеих сторон – сошедшихся в решительной схватке ударных сил и российской и шведской армий во главе с их монархами Петром I и шведским королём Карлом XII. История этого противостояния весьма поучительна, хотя её уроки однозначны.

По оценкам очевидцев шведы имели под Полтавой до семи тысяч выступивших против России союзных им запорожских казаков. Численность небольшого отряда малороссийских казаков, оставшихся рядом с бывшим гетманом Мазепой, оценивалась накануне решающей битвы не более как в три тысячи человек. Это максимальные цифры, имеющиеся в источниках. Так, дезертир-немец, присланный в ставку 2 июня, утверждал на допросе: «… запорожцов, слышал, при Полтаве всех 10 000».

Перебежчик назвал запорожцами всех казаков-изменников, включая 3000 мазепинцев. Волох И. Попович, сбежавший от шведов 9 июня 1709 г. из села Жуки к северу от Полтавы, где тогда стоял Мазепа, показал: «… запоросцов, слышал, что всех при швецком войске тысяч с семь, и многие утекают до полковника миргородского, до Голтвы, и оные запоросцы стоят от Полтавы в миле». Те же «речи» сказали волохи Сандул и Василий, бежавшие вместе с И. Поповичем.

Более точные цифры о численности запорожцев и казаков Мазепы, которые бы не вызывали разногласий, дать затруднительно. Некоторая разноголосица известий источников отражает текучесть личного состава этого нерегулярного воинства и его малую значимость войска как боевой силы. Полезно привести записи о пополнении шведской армии изменившими присяге предателями из числа левобережного малороссийского казачества и мятежными запорожцами из дневника шведского прапорщика Роберта Петре. Он делал записи сразу же после получения каких-либо сведений и старался быть точным, писал обычно только о том, что происходило в том месте, где стоял его полк. Его записи о появлении запорожцев рядом с расположением его полка не следует во всех случаях суммировать. Иногда они отражают лишь передвижения малороссийских союзников шведов. Запись о прибытии «Мазепы с приблизительно 3000 казаков» появилась в дневнике Р. Петре 2 ноября 1708 г. Прибытие запорожских казаков, изменивших много позднее, чем Мазепа (в марте 1709 г.), Р. Петре зафиксировал 29 апреля 1709 г. Их тогда пришло в близость к Полтаве «около 4000». А 16 мая 1709 г. Р. Петре сделал такую заметку в дневнике: «Сегодня пришло ещё 2000 запорожцев, которые должны продолжать работать, так что теперь у нас с теми, которые находятся при войсках, 6000 человек этого народа». Как вскользь оговорился Р. Петре, назначением запорожцев при шведах являлось «продолжать работать» – часть запорожцев использовалась против осаждённой Полтавы в качестве землекопов.

Вот к таким ранее едва ли к ранее мыслимым противостояниям привела измена гетмана. Полтавскую крепость наряду с русскими солдатами стойко защищали казаки Полтавского полка и так называемые «забежане» – пребывавшие в крепости казаки из других полков Левобережья. На долю же запорожцев выпала низменная участь вести осадные земляные работы. Шведский артиллерист, пленённый 2 июня 1709 г. при фуражировке, говорил, что осадные земляные работы у Полтавы поручены пяти тысячам запорожцев. Король обещал отдать им город на разграбление. Крутой поворот истории – измена Запорожья присяге – поставил друг против друга соотечественников. Примечательно, тем не менее, что шведы не использовали запорожцев в приступах к крепости – факт примечательный для оценки их желания сражаться с единокровными и единоверными малороссиянами и солдатами русских профессиональных полков, составлявших гарнизон Полтавской крепости.

Ни для российской правящей верхушки, ни для Мазепы не являлись тайной ненадёжность клятвы «таких своевольных» запорожских казаков, ни их завышенная самооценка, ни отсутствие стойкости в полевом бою, ни склонность к грабежам, мятежам и измене. В случае битвы регулярных армий мятежные казаки не имели большой ценности – непрофессиональные войска не были предназначены для правильного полевого боя. Бывший российский посол в Речи Посполитой, полномочный министр Г.Ф. Долгоруков 22 января 1709 г. предлагал в письме царю не призывать под Полтаву для борьбы со шведами запорожских казаков. Напротив, представляя «оных своевольников воровство», он считал важным «таких своевольных удержать» в Запорожье. Полторы тысячи запорожцев, шедших тогда на соединение с русскими войсками, Г.Ф. Долгоруков считал наилучшим «порознь разделить, понеже в оных, кроме своевольства и опасности, лишней службы нет». Сам Мазепа писал «о запорожцах, представляя неверность и шатость их и советуя о ускромлении и разорении оных». Такие писания Мазепы начальнику Посольского приказа Ф.А. Головину (1650 –1706) царь потребовал отыскать в Москве в начале 1709 г.

За десять дней до Полтавской битвы бывший посол в Варшаве князь Г.Ф. Долгоруков, хорошо знавший психологию запорожцев, опираясь на факты, утверждал, что если шведы двинутся прочь от Полтавы, то бы «плуты запорожцы и последния мазепины люди все пошли к нашей стороне и на неприятеля… купно с нами воевали». По его словам, полковник Андреяш (Андрей Дмитриевич Малама), пребывавший при Мазепе, съехавшись для переговоров «с нашими людьми», «верное слово персонално дал, что ежели ево вина отпуститца, хотел со всеми людми Мазепу оставить».

Боеспособность этого нерегулярного антироссийского казацкого воинства, как сказано, была крайне низкой. Крайне показательно, что они, как оказалось, уклонились от участия в Полтавской битве. Основную же часть запорожцев ещё накануне битвы отправили в тыл к Пушкарёвке в обоз. Остальные на рассвете в день битвы следовали за шведскими войсками, предпринявшими в начале битвы прорыв мимо двух линий русских редутов. Однако запорожцы и казаки Мазепы побежали, не приняв боя, как только увидели, что с левого фланга появились с криком с намерением атаковать их из леса южнее селения Малые Будищи конные казаки и калмыки! Судя, по имеющимся косвенным сведениям, казаков из числа изменников тогда просто не догнали. Не помогли тогда и угрозы шведских офицеров, угрожавших казакам холодным оружием, пытаясь заставить их проследовать в ловушку, приготовленную бравым скандинавам Петром Великим за поперечной линией редутов.

Ни один казак из выступивших с оружием в руках против гетмана Левобережной Украины И.И. Скоропадского и царя Петра I, не посмел вслед за шведами преодолеть две линии русских редутов, за которыми должна была развернуться решающая фаза битвы. Предатели бежали в обоз в самом начале битвы, так и не скрестив оружия с верными царю соотечественниками: малороссийскими, донскими, терскими и яицкими казаками, калмыками, татарами, волохами и регулярными российскими войсками. Малороссиянин Феофан (Прокопович), ректор Киево-Могилянской академии, в «Слове похвальном о баталии Полтавской, произнесённом в Санкт-Петербурге 27 июня 1717 г., так и сказал о низкой боеспособности запорожцев: «… сие имело бытии срамно: швед, славный войнами… требует себе казацкой помощи». Известно, также, что беглые мазепинцы и запорожцы столь быстро скакали к Днепру после проигранной шведами битвы, что нет сведений, что сколько-нибудь заметное их число попало в русский плен. Запорожцам и малороссиянам-мазепинцам также принадлежала «заслуга» первыми переправится через Днепр при бегстве в Турцию. Отличились, впрочем, они во время бегства за Днепром и попыткой мятежа с целью захвата и последующей выдачи царю Мазепы (это искупило бы вполне их грех клятвопреступления). Не случайно Мазепа побоялся следовать с основной массой казаков к Бендерам и добрался вместе со шведами до Бугского лимана, что являлось огромным риском, поскольку там можно было вовсе не найти суда для переправы к Очакову.

Показателем того, что царь был кровно был-таки заинтересован в участии малороссиян в решающей битве со шведами, является такой отнюдь не случайный факт. Как только 18 июня 1709 г. было принято решение о переходе русской армии от стратегической обороны к наступлению, сразу же был послан царский указ гетману И.И. Скоропадскому спешить с находившимися при нём войсками по кратчайшему пути на соединение к главным русским силам. Гетман И.И. Скоропадский «со всем своим войском» подошёл по требованию царя к Семёновскому лагерю с застав на реке Псёл к вечеру 24 июня. Только на следующий день после подхода украинских казаков Пётр I решился передвинуть армию ближе к расположению шведов на новую позицию к северу от деревни Яковцы – приблизительно в пяти верстах от центра шведского лагеря.

Казаки были очень важны для разведки, дозорной службы, действий в тылу и, конечно, для преследования неприятеля, обращённого в бегство. Тот же Г.Ф. Долгоруков писал царю 17 июня 1709 г., что если к расположению шведов придвинуть малороссийских казаков из кампанейских полков и выборных «добрых казаков» из остальных украинских полков, калмыков, донских казаков, то они могли бы «безотходно, переменяясь людми, беспокоить и в очах всегда подле неприятеля стоять, которой бы… принужден был бес ползы скоро отступить от Полтавы».

Именно малороссийское казачество выставило для генеральной баталии под Полтавой наибольшее количество нерегулярных войск. По подсчётам современного полтавского историка В.А. Молтусова, основанным на документах, силы гетмана И.И. Скоропадского, стянутые накануне битвы к Полтаве, насчитывали не менее 16 000 казаков. С гетманом были Киевский, Миргородский, Прилуцкий, Черниговский, Переяславский, Лубенский, Нежинский, Гадячский, часть Полтавского полков (другая часть в гарнизоне Полтавы), сердюцкий и два охотницких полка. Конных казаков было приближённо 10 000, пехоты – 6000 воинов. Остальные гетманские воинские части находились в других местах Левобережной Украины. Во время решающей битвы малороссийские казаки находились главным образом севернее поля, где развернулась главная фаза баталии, – вдоль северного края балки Побыванки и в районе селения Тахтаулово. Кроме того, казаки на решающей фазе битвы на поле к западу от русского земляного ретраншемента пристраивались сбоку и позади левого и правого флангов русских регулярных войск – пропускать такой боевой случай они не желали.

С началом завершающей фазы баталии малороссийские казаки двинулись преследовать бегущих шведов. Насколько можно судить по скупым, но надёжным свидетельствам источников, казаки из многочисленного конного корпуса И.И. Скоропадского вдосталь-таки поиграли в великой битве саблями, утолили свой казацкий гонор, пустив коней вскачь, преследуя отступавших шведов на открытом степном просторе за Малобудищенским лесом. Там на полях по направлению к Пушкарёвке осталось лежать несколько сотен тел скандинавов. Кто их догнал, порубил и поколол, если не легкая казацкая, калмыцкая, татарская и волошская конница?

Не следует, однако, и приписывать малороссийскому казачества такую роль в битве, которую оно объективно сыграть не могло.

С формированием в России регулярной армии военная полковая организация Малороссийского края стала архаичной и перестала соответствовать вызовам времени. Как следствие, нерегулярным боевым формированиям ставились в баталии на полях под Полтавой вспомогательные задачи.

Пётр I объективно оценивал боевые возможности левобережных казаков. Он писал, к примеру, Мазепе 24 января 1707 г.: «… войско малороссийское нерегулярное и в поле против неприятеля стать не может…». Накануне измены гетмана Пётр I жёстко отозвался главе Посольского приказа Г.И. Головкину (13.10.1708) о военной ценности малороссийских казаков: «… против шведов, хотя б и много оных было, почитай, пользы нет». Мазепа ранее сообщал о малороссийских казаках: «… у городовых казаков мало есть коней добрых, но болш худых и до войны не удобных, понеже, якими конми в домах робят, тыми ради нищеты своей и в поход идут…». Министр Г.Ф. Долгоруков, российский посол в Речи Посполитой, длительное время находился вместе с малороссийскими казаками и поэтому хорошо знал их боевые возможности. Он так писал о них командовавшему всей регулярной и нерегулярной российской конницей светлейшему князю А.Д. Меншикову незадолго до решающей битвы 8 июня 1709 г.: «… малороссийских войск состояние вашей светлости известно, из которых мало не бóльшая часть обыкновенно всегда при возах в обозе».

Уроки участия малороссийских казаков и запорожцев в составе сил обеих противоборствовавших в Полтавской битве сторон, российской и враждебной России, имеет, как кажется вполне очевидные уроки.

Неверность запорожцев, их выступление с оружием в руках против остальных подданных Российского государства во время вражеского нашествия не принесло им прибытка. Сечь была разорена, многие казаки бесславно погибли; более прыткие в беге, чем погибшие в боях с соотечественниками, рассеялись по рекам, морским заливам, вынуждены были разорвать связи с Левобережной Украиной, где их могли поймать и предать суду за государственную измену. Вот, для примера, судьба одного из них. Запорожец Иван Григорьев, выходец с Левобережья Днепра, схваченный в Малороссии весной 1713 г., показал, что он бежал за пределы отечества, «как войско швецкое под Полтавою разобрано, и многие запорожцы прибежали в Крым». Его рассказ во многом не правдоподобен. Казак, очевидно, пытался скрыть своё участие в «прямом воровстве – измене и бунте». Запорожец был «пытан и огнем зжен», после чего (в строгом соответствии с законом) сослан на каторгу.

Трагическую коллизию государственной измены, греха клятвопреступления, вооружённой борьбы с соотечественниками – русскими, малороссиянами, калмыками, татарами и другими россиянами – и последующего раскаяния многих запорожцев тонко вскрыл в проникновенных виршах малороссиянин Феофан (Прокопович). По обоснованному предположению историка литературы И.П. Ерёмина, стихотворение «Кающийся запорожец» было написано вскоре после 1709 г., когда была актуальна тема раскаяния и возможной амнистии мятежников-сечевиков:

Что мне делать я не знаю
А безвестно погибаю:
Забриол в лесы непроходны,
В страны гладны и безводны;
Атаманы и гетманы
Попал я в ваши обманы. […]
Не впасть бы мне в силны руки,
Не приять бы страшной муки;
Иду же я на путь преждний
Под кров мне зело надежный
Прогневил я самодержца
С малоразсудного сердца.
Да мой же в том разум твердый,
Что Бог и царь милосердый:
Государь гнев свой оставит
И Бог мене не оставит.

Итак, участие в славной Полтавской битве многочисленных верных Российскому государству войск гетмана И.И. Скоропадского было очень важным для Петра I, причём не только в военном, но и в политическом отношении. В конечном счёте это было свидетельство достаточной твёрдости исторического выбора Малой России на тесную интеграцию с единоверной Великой Россией, столь наглядно проявившейся в жестокую годину испытаний.

П.А. Кротов, доктор исторических наук (Санкт-Петербургский государственный университет).

Источник