Если у валлонов осталось какое-то желание жить в Бельгийском королевстве, вызванное экономическими причинами, то у большинства фламандцев – нет.
Бельгия. Эта страна до недавних терактов считалась одной из самых благополучных в Европе, такой вот цитаделью западного мира, воплощающей в себе его объединение и единство. Ведь именно в Брюсселе находится штаб-квартира Североатлантического Альянса (НАТО), здесь же - политический центр Европейского Союза. Но именно в ней стали в последнее время популярны идеи сепаратизма и разделения страны на две части по национально-лингвистическому признаку. Фламандцы, использующие фламандский язык (диалект нидерландского языка) и живущие на севере, хотят создания собственного государства, либо объединения с близкой им Голландией. А франкоязычные валлоны, проживающие на юге, близки к Франции, поэтому и на неё ориентированы. Особенно подогрел сепаратизм референдум, который прошёл недавно в Шотландии, а также желание каталонцев отделиться от Испании. Но в Бельгии эти настроения накаляются ещё сильнее из-за экономических, политических и миграционных проблем, которые захлестнули еврозону. По сути, встал вопрос о самом существовании этой страны на европейской политической карте. Рассмотрим очень важную для всех многонациональных государств тему.
Дела давно минувших днейКак же так получилось, что в одной стране живут две такие разные этнические группы, каждая из которых составляет весомую часть населения? Дело в том, что территория современной Бельгии стала независимой страной лишь в 1830 г. До этого она входила сначала во Францию, а потом в состав Нидерландов. В итоге на этой территории оказалось население, подверженное влиянию как одной, так и другой культуры. Несмотря на то, что сначала «французов» было абсолютное меньшинство, именно их язык стал доминирующим на юге и в высших слоях общества, считался более престижным. Так продолжалось вплоть до начала XX столетия. В итоге нидерландский надолго стал языком каких-то простолюдинов, крестьян северной части страны, а французский оставался языком знати, элиты, культурных людей. Иногда, чтобы войти в высшее общество, нужно было перейти на другой язык общения или даже сменить этническое самосознание. Поэтому фламандцы часто специально становились франкоязычными (таких людей называли франскильонами), из-за чего доля валлонов постоянно росла.
К началу XX века у фламандцев усилилось национальное движение, и они всё-таки добились того, чтобы их язык тоже был хоть как-то представлен в государстве, ведь на нём общалось большинство населения. С этого времени двуязычные надписи появляются, например, на почтовых марках, вывесках, указателях, деньгах, некоторые официальные документы стали тоже выпускать на двух языках, чтобы они были понятны абсолютно всем подданным Бельгийского королевства. Но только после Первой Мировой войны такое двуязычие было закреплено более или менее официально. Теперь языком районов, где проживают фламандцы, стал фламандский, а на остальных территориях – Валлония - официальным остался французский, столица страны объявлялась на бумаге двуязычной. Интересно, что в этой части Европы лингвистическая составляющая стала часто превалировать над этнической, и франкоязычный фламандец автоматически зачислялся в валлоны и наоборот.
Экономическое и политическое разделениеПомимо сложного «языкового вопроса» население страны ещё больше разделяла экономика. Сначала считалось, что Фландрия – это захолустный, отсталый сельскохозяйственный регион и страну на себе тащат валлоны со своими угольными шахтами и довольно крупными на тот период времени заводами. А начиная с середины XX века эта ситуация кардинально поменялась. Теперь фламандцы стали говорить, что они кормят всю Бельгию и обвинять своих франкоязычных сограждан в лени и праздности, ведь у них сильно развилась автомобильная отрасль, начали добывать нефть, а выход к морю давал толчок к развитию торговли, в то время как на юге страны росла безработица. Более того, Фландрия является регионом-донором, ежегодно перечисляющим в дотационные Валлонию и Брюссель крупные средства, что тоже не очень нравится жителям севера Бельгии. Валлоны в ответ стали говорить, что это «экономическое чудо» не случайно, и вставшие на ключевые посты фламандцы развивали специально только свою часть страны.
В 1993 г. Бельгия стала реально федеративным государством и в ней официально выделили три субъекта – Фландрия, Валлония, столичный регион Брюссель и три национальных сообщества (к валлонам и фламандцам добавили живущих на границе с Германией немногочисленных немцев). После этого разграничения политики все чаще стали идентифицировать себя не с единой страной, а только с тем регионом или национальной общиной, откуда они сами происходят. Помимо этого у каждой из выделенных областей появились свои собственные органы исполнительной, судебной и законодательной власти, своя символика, партии, отстаивающие интересы только своего региона, что не очень способствует существованию единого государства. И с каждым годом регионы Бельгии отдаляются друг от друга. Об этом свидетельствует и политический кризис, начавшийся в 2007 г., когда между федеральными бельгийскими субъектами началась напряженная борьба. В стране не могли долгое время сформировать правительство из-за того, что фламандцы не хотели делать никаких уступок по языковым и другим принципиальным для себя вопросам, а валлоны утверждали, что те уже слишком много хотят.
Основные претензииНа нынешнем этапе у двух крупнейший общин страны накопился мощный конфликтный потенциал, который зарождался со времен обретения Бельгии независимости. Фламандцы (около 59% от всего населения) не хотят жить в одном государстве с «французами», так как они искренне считают, что они их кормят и не дают развиваться. Именно они хотят больше отделиться, чем собственно франкоязычные, либо добиться больше автономии для себя. Например, они хотят, чтобы все средства, заработанные во Фландрии, там и оставались. Особой проблемой у них считается офранцуживание Брюсселя (окруженного со всех сторон Фландрией). Если раньше там была значительная фламандскоязычная община, то теперь её практически нет - все разговаривают по-французски. Кроме того, столица страны постоянно разрастается, захватывая всё больше и больше фламандской территории. Из-за всего этого во Фландрии на парламентских выборах 2010 г. победили националистические партии, которые выступают за самостоятельность региона.
Валлоны (31% населения) со своей стороны недовольны национализмом, радикализмом и сепаратизмом своих северных сограждан. Они жалуются на всевозможную дискриминацию граждан Бельгии, для которых французский язык является родным. Франкоязычные также хотят объединения Валлонии и Брюсселя в один регион, и «прорубить» для этого коридор через фламандскую территорию, окружающую столицу.
Кроме того, в этой части страны исторически более дружелюбно относятся к мигрантам, мощный приток которых в последнее время вызвал волну национализма во Фландрии, ведь большинство из них тоже франкоязычны, что пополняет и так увеличивающуюся долю франкофонов в стране. Валлонское население не хочет принципиально учить нидерландский язык и разговаривать на нем хотя бы иногда или для приличия, на бытовом уровне они искренне считают французскую культуру более развитой и конкурентоспособной. К слову, бельгийские СМИ неоднократно писали, что некоторые валлонские радикалы уже ведут переговоры с Францией по поводу вхождения Валлонии и Брюсселя в её состав в случае отделения Фландрии.
***
Все эти противоречия говорят нам, что у Бельгии нет будущего в качестве единого государства. Вопрос уже стоит не в том, останется ли Бельгия федеративной, а в том будет ли в будущем она существовать как страна, хотя есть, конечно же, еще вариант конфедерации. Если у валлонов осталось какое-то желание жить в Бельгийском королевстве, вызванное экономическими причинами, то у большинства фламандцев – нет. Проблема языка, беженцев-мигрантов, теракты, ухудшающееся экономическое положение, кризис ЕС, в том числе из-за выхода Великобритании, и многое другое - не располагает к единству. Сегодня фламандские партии борются за возможность референдума по выходу из состава Бельгии, где без сомнения большинство проголосуют «за», хотя только недавно количество таких людей не превышало четверти населения.
Действительно, проблема Бельгии – очень серьезный знак, как для Европейского Союза, так и для всего мира в целом, в том числе для России, ведь во многих проблемных регионах могут начаться подобные «парады суверенитетов» автономных областей по одному сценарию, что с легкостью может развалить и всю единую Европу. Интересно, что именно из Брюсселя часто звучит критика России за какие-то выдуманные притеснения национальных меньшинств, межэтнические противоречия на её территории, хотя именно там они более выражены, чем в нашей стране. Европа сама не может сама разобраться со своими проблемами, но всё время ругает Россию.
Григорий МИРОНОВ