9 ноября 1923 года в центре Мюнхена по узкой улице Резиденцштрассе бодро двигалась многотысячная колонна. Марширующие несли на плечах карабины, развевались знамена, за колонной двигался автомобиль с пулеметчиками. В первых рядах шагали партийные вожди - Геринг, Шейбнер-Рихтер, Розенберг и Гитлер, а также популярный в народе, особенно в военной среде генерал Эрих Людендорф.

Этот марш стал кульминацией «Пивного путча» - первой попытки Гитлера захватить власть. Штурмовики двигались к зданию баварского военного ведомства, еще накануне захваченного отрядом Рема, но потом осажденного правительственными войсками. В конце улицы путь колонне Гитлера перекрыл кордон: около ста полицейских, вооруженных карабинами. Движение остановилось.


ПОПЫТКА СИСТЕМАТИТИЗАЦИИ

Это – один из самых хрестоматийных сюжетов, возникающий практически при любом восстании. Мятеж или революция, путч или подъём народных масс – о названии потом будут спорить историки. В эти дни, часы или даже минуты (они иногда решающие) нет ни историков, ни их приговора. В рамках «анатомии революции» ситуация лишена оценочных характеристик. Есть только структурный элемент: одни пришли, чтобы захватить (или изменить) власть, другие - стоят на её защите.

Стоят - как швейцарские гвардейцы, 10 августа 1792 года оборонявшие резиденцию французского короля Тюильри - и перебитые все до одного. Или как танкисты Таманской дивизии, защищавшие власть президента Бориса Ельцина и расстрелявшие прямой наводкой здание парламента Российской Федерации 4 октября 1993 года. Или «не стоят» - как всадники казачьей сотни и драгунского взвода, 25 февраля 1917 года «демонстративно» (как отмечал начальник петроградского охранного отделения) отказавшиеся разгонять вышедшую на улицы сравнительно небольшую «толпу рабочих приблизительно в 600 человек».

Это три «базовых» варианта развития «революционного» сюжета:

A) Нападение на власть удалось, несмотря на попытку обороняться.

B) Нападение удалось, потому что никто не стал эту власть защищать.

C) Нападение было беспощадно подавлено. Есть еще вариант

D) при котором прямое вооруженное столкновение не происходит, позиции сторон «замораживаются», и конфликт разрешается где-то в другом месте (иногда компромиссом). Пример - Киевский «Майдан» 2004 года – в эпизоде на улице Банковой, где стояли друг против друга митингующие и охрана президентской администрации.


ПОИСК ОБЩЕГО ЗНАМЕНАТЕЛЯ

С различными вариациями развития и финала сюжет противостояния бесчисленное множество раз воспроизводится в мировой истории. Поход «чернорубашечников» Муссолини на Рим осенью 1922 года. Парижские восстания с 14 июля 1789 года и до 5 октября 1795 года. Восстание в Петрограде в феврале 1917 года и неудавшийся поход конных корпусов на усмирение Петрограда в последних числах августа того же года («Корниловский мятеж»), а затем ещё и октябрьский переворот. Революция в Германии (1918 г.). «Бархатные» революции в Восточной Европе в 1989-90 годов. Самолёты над Сантьяго 11 сентября 1973 года. Танки в Москве – игравшие такие разные роли в августе-1991, и в октябре-1993.

Список одних только общеизвестных «случаев» можно продолжать до бесконечности. Результаты всякий раз различны и на всех этапах трудно прогнозируемы. Рассмотрим цепочку российских «революций» и «мятежей» в одном лишь 1917 году. Февральская революция – попытка её подавить (неудачная) – формирование Временного правительства. «Июльский кризис» - первая попытка большевиков захватить власть - подавлена. «Корниловский мятеж» (август) – подавлен. Октябрьский переворот – неудачная попытка его подавить («Гатчинский поход»). Следующим этапом Русской революции 1905 – 1922 гг. стала Гражданская война.

Попытаемся всё же нащупать во всём этом многообразии основной стержень. Ситуация на мюнхенской улице 9 ноября 1923 года – едва ли не наипростейшая и наиболее изученная типовая модель. Обычно всё обстоит далеко не так просто: глубже предыстория, сложнее персонажи и связи между ними. «Мюнхен-1923» – как «нулевая» точка отсчета. Вводя новые данные, меняя времена, географию и антураж, можно исследовать, как эти изменения взаимодействуют друг с другом, как они влияют на развитие сюжета и, в конечном счёте – на итоговый результат соответствующего этапа.


ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

Очевидно, что при прочих равных условиях, силы, находящиеся у власти в данный конкретный момент, изначально имеют преимущества «центрального» положения. Во-первых, психологические. Во-вторых, тактические.

Неслучайно удавшиеся «революции» происходят, как правило, непосредственно в столицах. И, скажем, шансы подавить начавшиеся в феврале «беспорядки» у Николая II были бы выше, если бы воинским частям, отправленным в столицу «для укрепления гарнизона» не пришлось преодолевать долгие расстояния от фронта (с разных фронтов!). Их задержка в пути была неизбежной, как и последовавшая через несколько дней остановка царского поезда, хотя название станции – «Дно» - могло быть и не таким дидактически назидательным.

Военный мятеж 17 июля 1936 года, поднятый в Испании генералом Хосе Санхурхо (вскоре его сменил Франсиско Франко) удался во многих городах, но был молниеносно подавлен в Мадриде, что предопределило долгую (до 1 апреля 1939 года) Гражданскую войну. Одержать победу путчисты смогли лишь благодаря прямой поддержке со стороны Германии и Италии (Муссолини держал в Испании 50-тысячный корпус). Позже, в 1973 году, чилийские путчисты не повторяли такой ошибки, сосредоточив на захвате Сантьяго все свои силы, включая ВМФ и авиацию.

Еще один, чрезвычайно важный фактор - «фаза» общественных волнений. Очевидно, что на начальных этапах, пока власть держится хотя бы в силу инерции, она может рассчитывать не только на «силовые структуры» но и на сочувствие большинства обывателей:



Общественные настроения – фактор исключительно значимый, тесно связанный с другим, ещё более важным, который Клаузевиц и Наполеон называли «моральной силой» и считали определяющим. Достаточно отметить, что те же самые казаки («донцы»), которые так «славно работали» ещё в 1905-1907 гг. – в первой острой фазе Русской Революции, - отказались «всыпать» куда менее впечатляющим манифестациям в феврале 1917 года – настолько психологически дискомфортен был для них сложившийся за десятилетие образ «царских опричников».

Впрочем, констатация того, что власть, пока она ещё крепка, достаточно легко может справиться с «мятежами» и «бунтами» - это трюизм. Важнее, что уставшее общество начинает «работать» в поддержку власти на этапе, когда кризис завершается или, хотя бы, кажется завершающимся. Неслучайна поддержка, оказываемая большой, если не большей, частью российского общества столыпинскому «успокоению» - несмотря на военно-полевые суды и «столыпинские галстуки». А после более чем пятнадцати лет «революции» страна готова уже была если не принять, то, по крайней мере, смириться с «порядком», который беспощадно обустраивали большевики.

Аналогично, социал-демократическое правительство Германии, утвердившееся после Ноябрьской революции 1918 года не без трудностей, но всё же смогло отразить удары как «слева» (восстание «Союза Спартака» в январе 1919 г), так и «справа» («Капповский путч» в марте 1920 г.).

ПЕРЕХОДЯ НА ЛИЧНОСТИ

В такие сложные, переломные периоды роль «личных» решений возрастает в разы. Командующий Национальной гвардией Франсуа Анрио вошел в историю 2 июня 1793 года, скомандовав «канониры, к орудиям!» - когда депутаты Конвента попытались покинуть зал заседаний, не желая голосовать за предание суду вождей жирондистов. Однако, оценивая роль решительного командующего, стоит учитывать два обстоятельства. Во-первых, помимо канониров и более 100 пушек (направленных на Конвент), за спиной Анрио было ещё и порядка 100 000 парижан, требовавших казни своих недавних кумиров. Во-вторых, через год, когда «цвет времени» изменился, никакая решительность (а она была проявлена) Анрио не спасла, и он был гильотинирован вместе со всем окружением Робеспьера во время термидорианского переворота 27-28 июля 1794 г.

В идиоматику вошло циничное замечание «Караул устал!», - с которым пресловутый «матрос Железняк» в 5-м часу утра объявлял о роспуске Всероссийского Учредительного Собрания (6 (19) января 1918 г.). В аналогичной ситуации, разгоняя по приказу Наполеона Совет Пятисот, Мюрат скомандовал гренадерам: «Вышвырните-ка мне всю эту публику вон» («переворот 18 брюмера», (9 ноября) 1799 года).

И храбрый Анрио, и Анатолий Григорьевич Железняков, и многие другие, в том числе будущий маршал Франции и Неаполитанский король Иоахим Мюрат – все они в приведенных ситуациях выступали не только в личном качестве, но в значительной мере воплощали определенную функцию. Это характерно для всех этапов, на которых участников событий уже неумолимо влечёт «сила вещей» - как говорили во времена Анрио и Мюрата.

Как известно, генерал Наполеон Бонапарт, пославший гренадеров разгонять законодательное собрание Французской Республики, был не единственным претендентом на роль диктатора, и даже не первым. Политики, помогавшие организовать переворот (прежде всего, влиятельный член Директории Сийес, уже давно заявлявший - «Нам нужна шпага») – поначалу делали ставку на молодого генерала Бартелеми Жубера. Но тот в августе 1799 года погиб при Нови в сражении с русско-австрийской армией Суворова. Кандидатом №2 был Жан Виктор Моро. Но Моро был скомпрометирован, проиграв Суворову в той же кампании - сначала битву при Кассано, а затем и при Нови, где он принял командование после смерти Жубера.

А вот что касается самого переворота 18 брюмера, то организован он был невероятно плохо. Достаточно сказать, что Наполеон совершенно не собирался применять грубую силу, опасаясь массовых народных волнений. Однако всё пошло не по планам, и пришлось посылать Мюрата с гренадерами. Но «плод» и на самом деле «созрел». Никаких народных волнений не последовало.

В свою очередь, Анатолий Железняков может, и не иронизировал, заявляя об усталости караула. Ведь Ленин распорядился не разгонять Учредительное Собрание буквально, а дождаться, пока закончится заседание и потом просто запереть Таврический дворец, где оно происходило, и никого туда больше не впускать. (Кстати, именно так Столыпин распустил II Государственную думу в июне 1907 года). Однако заседание затягивалось, и караул, вынужденный дожидаться конца прений, к 4 часам утра действительно «устал». Караул знал, что Учредительное собрание уже приговорено к роспуску, и поэтому ни прения, ни принимаемые постановления, ни само это заседание не имеют совершенно никакого практического смысла. В таких случаях ожидание и впрямь невероятно утомительно.

Вскоре в Петрограде и в Москве прошли многотысячные манифестации против роспуска Учредительного собрания. Манифестации были беспощадно подавлены. В чём сходство обоих этих моделей – очевидно. А различие в реакции общества вызвано, по всей видимости, тем, что Наполеон производил свой переворот после революции и гражданской войны, подводя черту под эпохой. В России в январе 1917 года Гражданская война - во всей своей непримиримости и всеобщей беспощадной жестокости - ещё «по-настоящему» не началась. Но уже была неизбежна.


БРЕМЯ ДАЛЬНИХ ПОСЛЕДСТВИЙ

Герои, о которых речь шла выше, по крайней мере, были убеждены в своём праве и считали, что совершают дело правое и благое. Гораздо сложней положение людей образованных, сознающих характер происходящих событий и, что в данном случае хуже всего, знающих цену личной ответственности.

Когда ситуация в Петрограде окончательно вышла из-под контроля и встал вопрос о судьбе династии Романовых и самого царя, начштаба верховного главнокомандующего генерал Алексеев направил телеграмму, запросив мнения командующих фронтами. В ответных посланиях командующие фронтами – все без исключения – заверяли в своих верноподданнических чувствах и, не скрывая скорби, настаивали на отречении Николая II. В эти дни в полной мере выявились последствия действий Николая II, обуславливаемых специфическими свойствами его характера.

В частности, его мнительным и ревнивым удалением из своего окружения сотрудников способных и волевых – таких как Витте, Столыпин, или, хотя бы как уступавший им, но всё-таки слишком возвышавшийся над общим уровнем Коковцов. Да что там не в меру умный и самоуверенный Витте или мужественный и сильный Столыпин, если даже недалёкого, но честного и, несомненно, преданного Родзянко царь считал мятежником! Стоит ли удивляться, что в решительный момент самодержца не колеблясь (а иные и с чувством облегчения) «сдали» почти все те, кого он оставил подле себя после почти четверти века сугубо «негативного отбора».

Справедливости ради, отметим, что в аналогичной ситуации оказывались и политики куда более прозорливые. Как известно, первое отречение Наполеона (4 апреля 1814 г.) при несомненной готовности армии продолжить сражаться, было буквально вырвано у императора его маршалами - Удино, Неем, Макдональдом и Бертье. Среди них не было Мюрата. Мюрат ещё в январе заключил тайную договоренность с австрийцами и бежал в дарованное ему Наполеоном Неаполитанское королевство.

Третья версия этой же ситуации – Германия, осень 1918 года. После того как летом союзники перешли к решительному наступлению на всех фронтах, шансов не осталось не только на победу, но даже сколько-нибудь пристойную «ничью». «Особенно неожиданной была та растерянность, которую в эти страшные минуты обнаружили такой бесспорно мужественный, твердый, самолюбивый и умный человек, как генерал Людендорф, и такой храбрый и стойкий воин, как Гинденбург» - пишет Тарле в своём блестящем исследовании, посвященном истории первой Мировой войны.

Пожалуй, «растерянность» - слово слишком деликатное. Начальник Полевого Генштаба (фактически главнокомандующий) Пауль фон Гинденбург и его ближайший сподвижник и первый заместитель (1-й генерал-квартирмейстер) Эрих Людендорф ещё 29 сентября потребовали от кайзера Вильгельма II «немедленно» запросить неприятеля о перемирии. Оба совершенно точно знали, что перемирие возможно только на условиях «14 пунктов», провозглашенных американским президентом Вудро Вильсоном, и других президентских заявлений. (Собственно, на них и ссылались в телеграмме, отправленной союзникам спешно переформированным германским правительством).

А «14 пунктов» однозначно включали в себя отказ Германии от всех приобретений этой войны (в том числе, полученных по Брестскому миру), и контрибуцию, и отделение от Германии огромного количества территорий (в пользу Франции, Польши и др.), и многое другое, в том числе непременное отречение кайзера. Более того, не подлежало ни малейшему сомнению, что оглашение согласия германского правительства, пусть даже предварительного, на такие условия означает публичное признание того, что империя находится на грани военной катастрофы. И это станет полным шоком для истощенного войной и блокадой населения, которое до последней минуты заверяли в скорой и неизбежной победе.

Обо всём этом Гинденбург и Людендорф абсолютно точно знали, но никогда – ни в те дни, ни в дальнейшем – заставить себя признаться в этом своём знании так и не смогли. Более того, осознание позорности капитуляции и своей в ней роли привело к тому, что оба военачальника способствовали рождению мифа об «ударе в спину». О том, что война была Германией практически уже выиграна, но революционеры нанесли «удар в спину» победоносной империи, организовав революцию, свергнув кайзера и пустив прахом победу, которая была уже практически в руках.

В разоренной и униженной Версальским миром стране этот миф был взят на вооружение националистическими партиями всех мастей и оттенков, а затем – и новообразованной нацистской партией, которую вскоре возглавил Адольф Гитлер. Добиваясь свержения «предательского» правительства, нацистский фюрер 8 ноября поднял в Мюнхене мятеж, и на следующий день вывел на улицу своих соратников.



В простейшей модельной ситуации, с которой мы начинали наше исследование – столкновение на узкой улице нескольких тысяч гитлеровских штурмовиков с сотней полицейских, - события развивались быстро и словно по хрестоматии. Началась беспорядочная пальба. Убито или смертельно ранено было трое полицейских и шестнадцать нацистов. Остальные (включая Гитлера и исключая одного лишь Людендорфа) упали на мостовую, спасаясь от пуль. Всё было кончено.

В следующий раз Гитлер получил шанс взять власть только после того, как обрушившийся на мировую экономику шквал Великой Депрессии походя разрушил едва начавшую укрепляться политическую стабильность Германии.

Продолжение



Валерий ЗАЙЦЕВ«Народный депутат», № 2/3, февраль-март 2010