Введение

Сегодня мы все чаще слышим о том, что Международный валютный фонд (МВФ) и Мировой банк (МБ) активно помогают выходу Украины из кризиса. Глава миссии МВФ в Украине Джейла Пазарбазиолу уверенно заявляет о том, что с помощью «внедрения системных реформ» Украина сможет реализовать имеющийся потенциал страны и выйти из кризиса.
Министр экономики Украины Богдан Данилишин, находясь в США с официальным визитом в рамках Украинско-Американского совета по торговле и инвестициям договорились «углубить сотрудничество» практически во всех сферах экономики Украины – сообщает газета «Урядовий кур'єр» (№ 192, 17.10.2009, с. 3). Эти сказки мы слышим на протяжении 18 лет, «а воз и ныне там». И ничего не изменится в жизни нашей страны, если мы не перестанем слушаться заокеанских «умников» и не станем жить своим умом. Не помогли эти организации своими советами и деньгами ни одной стране мира выйти из кризиса, а только привели население многих стран к ужасающей нищете.
Почему же это происходит? И почему мы продолжаем слушаться представителей МВФ и внедряем «системные реформы», которые ведут население Украины к нищете? Потому, что с помощью «системных реформ» в нашей стране представителями чикагской школы Милтона Фридмана внедряется «капитализм катастроф», стратегия которого оттачивалась на протяжении последних трех десятилетий. Суть «капитализма катастроф» – дождаться глубокого кризиса, потом распродать обломки государства частным игрокам, пока граждане не пришли в себя от пережитого шока, а затем быстренько сделать эти «реформы» устойчивыми.
Кто и как внедряет «капитализм катастроф»?
В любой стране, где за последние три десятилетия применялась политика чикагской школы, возникал мощный альянс между немногочисленными самыми крупными корпорациями и группой самых богатых политиков, причем граница между этими группами была нечеткой и изменчивой. В Украине и Рос¬сии миллиардеры – частные игроки в таком альянсе – называются олигархами, в Китае их зовут «князьками», в Чили – «пираньями», в США, в правление Буша–Чейни, – «первопроходцами». Эти политические и корпоративные элиты отнюдь не освобождают рынок от государства, они просто сливаются с ним, присваивая себе право распоряжаться ресурсами, которые ранее принадлежали обществу, от нефтяных скважин России до общественных земель в Китае или контрактов на восстановительные работы в Ираке при отсутствии конкуренции.
Более точный термин для системы, которая стирает границы между Большим Правительством и Большим Бизнесом, – это не либерализм, не консерватизм и не капитализм, а корпоративизм. Ее главная характеристика – переход значительной массы общественного богатства в частные руки, часто при этом растут долги, возникает все более широкая пропасть между неимоверно богатыми и на все готовыми бедняками и появляется агрессивный национализм, который позволяет оправдать бесконечные расходы средств на безопасность. Для людей, которые находятся внутри этого пузыря огромного богатства, это самое выгодное положение дел. Но поскольку подавляющее большинство людей оказывается вне пузыря, корпоративное государство начинает проявлять и другие характерные черты: агрессивный надзор (и снова в этом случае государство и огромные корпорации начинают торговать выгодами и контрактами), массовые аресты, ограничение гражданской свободы и часто, хотя и не всегда, пытки.
Свою политику корпоратократы проводят через Всемирную торговую организацию (ВТО) и МВФ для получения сверхприбылей. Три требования, являются торговой маркой этой политики: приватизация всего, без ограничений; отмена государственного контроля; резкое снижение затрат в социальной сфере.
Но проведение в жизнь этих требований предполагает согласие населения с правительством, а также консенсус среди экспертов. Как же его достичь? Это достигается с помощью широкомасштабного шока или кризиса. Для его внедрения необходимо в определенной стране организовать хаос, который воспринимается как восхитительные возможности для свободного рынка.

Стратегия управляемого хаоса

Многие исследователи процессов, происходящих в Украине, отмечают, что на ее территории происходит системный политический кризис, который очень напоминает «управляемый хаос». Сутью этой технологии является внесение деструктивных препятствий в повседневную жизнь и систему государственного управления страной с исторически сформированными отношениями, и его непроизвольная дезинтеграция. Более совершенный вид этой технологии – «перерождение» элементов и подсистем системы управления путем изменения содержания и направления их функционирования.
Цель  лишить противника не только способности к сопротивлению, но и ментально переродить его для того, чтобы он воспринимал свою новую роль «осваиваемого пространства и ресурса агрессором», с радостью и энтузиазмом. Успехи американских стратегов в этом деле мы наблюдаем на примере системы управления нашей страной и перерождением властной «элиты».
Это достигается путем тотальной дестабилизации и реструктуризации национального бытия, превращая нации в «совокупность атомизированных индивидуумов», готовых «ради успеха» на любые действия, то есть в полностью подконтрольную агрессору и положительно настроенную к оккупантам, массу людей.
Для достижения цели нужно решить три главных задачи, а именно: необходимо внести изменения в структуру, приоритеты и шкалу базовых национальных ценностей; обеспечить «распад связей биологического времени», то есть сделать очевидным разрыв между поколениями; необходимо сделать жизнь в стране нетерпимой, одновременно соблазняя население страны, жертвы агрессии, химерами счастливой жизни в западных странах, которая якобы будет доступна всем при изменении политического режима.
При этом та национальная власть, которая сопротивляется, обречена на отстранение от власти, и последующее быстрое и болезненное вымирание. А «молодежь» подлежит «промыванию мозгов», потому что именно молодым адресовано искушение жизни в «новом демократичном обществе», которое выглядит чрезвычайно доступным и привлекательным.
Необходимо «снять» мотивацию наций к сопротивлению, лишить ее исторической памяти и изменить суть государственной власти, как системы управления и власти, превратив ее в ненавистную населению «банду грабителей». В управление страной вводить людей профессионально не подготовленных, не имеющих высшего образования, но имеющих высоких покровителей «наверху». Вспомним скандал с фальшивым дипломом бывшего заместителя председателя СБУ А. Кислинского, или с американским дипломом экс-министра юстиции Р.Зварича. Этот список можно продолжить.
Для населения страны, где внедрена стратегия «управляемого хаоса», становится очевидным необходимость перемен и не только в политической системе страны, но и экономической. И тут же на арене появляются советники США или других стран Запада, или свои (очень умные), которые убеждают правительство в том, что реформы не идут, потому что рынок недостаточно свободный. При этом они ссылаются на «чикагскую экономическую школу», основоположником которой является умерший 16 ноября 2006 года в возрасте 94 лет Милтон Фридман – идеолог движения за нестесненный капитализм.

«Шоковая терапия» Милтона Фридмана

Профессор Чикагского университета Милтон Фридман – предложил использовать широкомасштабный шок, кризис или управляемый хаос для моментального преобразования экономики на основе свободного рынка. Как только разражается кризис, уверяет Милтон Фридман, следует действовать быстро, молниеносно вносить необратимые изменения, пока охваченное кризисом общество не придет в себя и не вернется к «тирании статус-кво». По его словам «только кризис – подлинный или воображаемый – ведет к реальным переменам. Когда такой кризис возникает, действия людей зависят от их представлений. И в этом, полагаю, заключается наша главная функция: создавать альтернативы существующим стратегиям, поддерживать их жизнеспособность и доступность до тех пор, пока политически невозможное не станет политически неизбежным» .
Фридман придумал название для такой болезненной тактики: экономическая «шоковая терапия». С тех пор на протяжении десятилетий, когда правительства осуществляли радикальные программы перехода к свободному рынку, использование этого лечения шоком «внезапно и сразу», или «шоковой терапии», стало просто вопросом выбора метода.

Чилийский опыт Фридмана

Впервые Фридман учился использовать широкомасштабный шок или кризис в середине 1970-х годов, когда работал советником чилийского диктатора генерала Аугусто Пиночета. Жители Чили находились в состоянии шока не только из-за насильственного захвата власти Пиночетом, но и благодаря мучительной и резкой гиперинфляции. Фридман посоветовал Пиночету совершить моментальное преобразование экономики: снизить налоги, дать свободу торговле, приватизировать часть государственных функций, уменьшить расходы на социальную сферу и ослабить государственный контроль. Это был самый резкий переход к капитализму из всех, которые когда-либо где-либо предпринимались, и его называли революцией «чикагской школы», поскольку многие из экономистов Пиночета получили подготовку под руководством Фридмана в Чикагском университете.
Пиночет облегчал процесс урегулирования и своими собственными шоковыми мерами: при этом режиме появились многочисленные камеры пыток, где корчились от боли те несчастные люди, которые, вероятнее всего, должны были воспротивиться капиталистическим преобразованиям. Многие люди в Латинской Америке видели прямую связь между экономическим шоком, после которого разорились миллионы людей, и эпидемией пыток для сотен тысяч тех, кто верил в иной общественный строй.
Через 30 лет эта схема была использована в Ираке. По мнению авторов военной доктрины «шока и трепета», война должна обеспечить контроль воли, восприятия и способности понимания ситуации противником. Это сделает врага буквально неспособным к действиям или реагированию . Затем, когда страна еще была объята пламенем, последовала радикальная шоковая терапия экономики: массовая приватизация, полная свобода торговли, единый 15-процентный налог, резкое сокращение государственного аппарата. Все эти меры проводил главный дипломатический представитель США Л. Пол Бремер. Временный руководитель Министерства торговли Ирака Али Абдул-Амир Аллави говорил тогда, что народ Ирака «смертельно устал быть участником экспериментов. Система уже пережила достаточно шока, так что нет нужды применять эту шоковую терапию еще и в сфере экономики» . Когда жители Ирака начали сопротивляться переменам, их арестовывали и бросали в тюрьмы. Там тело и психика сталкивались с новыми видами шока, на этот раз куда менее метафоричными.
Многие аналитики, исследовавшие вопрос о том, как свободный рынок зависит от влияния шока, пришли к выводу, что попытка Вашингтона применить шоковую терапию после военной стратегии «шока и трепета» провалилась.
Потом Шри-Ланка, которая в 2004 году была опустошена цунами. Там применили снова шоковую терапию. Иностранные инвесторы и международные кредиторы сообща использовали атмосферу паники, чтобы отдать все прекрасное побережье в руки предпринимателей, которые быстро построили огромные курортные зоны, из-за чего сотни тысяч местных рыбаков были лишены возможности восстановить свои деревни около воды. «Природа, нанесшая Шри-Ланке сокрушительный удар, подарила стране уникальную возможность, так что эта великая трагедия породит туризм мирового класса», – заявило правительство Шри-Ланки .
В это время на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина», и ряд политиков-республиканцев, интеллектуальных столпов, занимающихся развитием страны, заговорили о «чистых листах» и небывалых возможностях. Стало ясно, что теперь это уже превратилось в излюбленный метод достижения корпоративных целей: использовать момент коллективной травмы для применения радикальной социальной и экономической инженерии.
В Ираке, Шри-Ланке и Новом Орлеане происходил процесс, который ложно называли «реконструкцией», когда дело, начатое стихийным бедствием, доводили до логического завершения. Его суть – стереть с лица земли все, что осталось и чем владело государство или местная общественность, чтобы взамен на скорую руку воздвигнуть корпоративный Новый Иерусалим – пока жертвы войны или природной катастрофы еще не способны объединиться и предъявить свои права на то, что им принадлежало.
Лучше всего это выразил Майк Бэттлз: «Страх и беспорядок несут нам реальные перспективы» . Бэттлз, ранее служивший в ЦРУ, говорил о том, как хаос в Ираке после вторжения помог его малоизвестной и неопытной частной фирме Custer Battles, занимающейся безопасностью, получить от федерального правительства контракты примерно на 100 миллионов долларов .
Его слова могут служить лозунгом современного капитализма: страх и беспорядки позволяют совершить очередной скачок вперед. И этот капитализм получил название – «капитализм катастроф».

Капитализм катастроф

Термин «капитализм катастроф» был введен известной канадской антиглобалисткой Наоми Кляйн, которая в своих книгах и статьях разоблачает неолиберальную экономику и предлагает фактически новую парадигму для понимания политики. Она раскрывает тайную историю нашей эпохи, показывая как, используя «доктрину шока» мировые финансовые структуры насаждают «капитализм катастроф» по всему миру. Использование идеологии «свободного рынка», глобализации и управляемого хаоса позволяет немногочисленной группе богатых людей захватывать общественное достояние в разных странах.
Подобные организованные набеги на общественную территорию вслед за катастрофами, когда стихийное бедствие воспринимается как восхитительные возможности для рынка, получили название «капитализма катастроф».
В книге «Доктрина шока» Наоми Кляйн «разоблачает лжецов, воров и убийц, срывая маску с экономической политики чикагской школы и являя миру ее связь с хаосом и кровопролитием, которые царят повсюду в мире. «Доктрина шока»  столь важная и столь убийственно разоблачающая книга, что она вполне могла бы стать катализатором, поворотным моментом, отправной точкой в движении за экономическую и социальную справедливость» – так отзывается о книге режиссер и актер Тим Робинс.
Углубляясь в историю при попытке понять, каким образом подобная модель рынка распространилась по земному шару, можно обнаружить, что идея использовать кризисы и бедствия была присуща школе Милтона Фридмана. Его фундаменталистская версия капитализма всегда нуждается в катастрофе, чтобы двигаться вперед. Очевидно, что «благоприятные» кризисы становились все масштабнее и вызывали более сильный шок, но то, что произошло в Ираке и Новом Орлеане, не было новым изобретением эпохи после 11 сентября. Скорее, эти откровенные эксперименты по использованию кризисов стали кульминацией трех десятилетий жесткого следования доктрине шока.
Если смотреть сквозь призму этой доктрины, последние 35 лет не похожи на другие годы. Самые вопиющие нарушения прав чело¬века в этот период, которые представляются садизмом антидемократических режимов, были на деле либо совершены с сознательной целью запугать общество, либо активно использовались, чтобы подготовить почву для проведения радикальных «реформ» в пользу свободного рынка.
Во время правления хунты в Аргентине в 70-е годы прошлого века «пропало» 30 тысяч человек, многие из которых были левыми активистами, и это было необходимо для реализации политики чикагской школы; сходным образом террор способствовал проведению экономических преобразований в Чили. Подобную роль сыграл шок от бойни на площади Тяньаньмэнь в Китае в 1989 году и последовавшего ареста десятков тысяч людей. Это позволило Коммунистической партии превратить большую часть страны в огромную экспортную зону, где работники были слишком запуганы, чтобы заявлять о своих правах.
В России в 1993 году решение Бориса Ельцина послать танки и открыть огонь по зданию парламента связало руки деятелям оппозиции, позволило провести приватизацию по сниженным ценам и породило печально известных русских олигархов.
Подобную службу для Маргарет Тэтчер в Великобритании сослужила война на Фолклендских островах в 1982 году: беспорядки и энтузиазм националистов после войны позволили ей использовать грубую силу для подавления забастовки шахтеров и осуществить безумную программу приватизации  впервые в истории западной демократии.
Нападение НАТО на Белград в 1999 году создало условия для стремительной приватизации в бывшей Югославии. Эта цель была намечена еще до начала военных действий. Разумеется, экономика не стала единственной причиной этих войн, но в каждом случае значительный шок для общества использовали как подготовку для проведения экономической шоковой терапии.
Травматические события, которые «облегчали» достижение цели, не всегда носили характер ярких бедствий. В 1980-е годы в Латинской Америке и Африке долговой кризис заставил страны выбирать «приватизацию или смерть», как выразился один из бывших работников МВФ . Запутавшиеся в хаосе гиперинфляции и неспособные сказать «нет» тем, кто предлагал иностранные займы, правительства согласились на «шоковую терапию» в надежде, что она спасет их от худшего бедствия.
Финансовый кризис 19971998 годов, по своей опустошительности почти сопоставимый с Великой депрессией, заставил присмиреть так называемых «азиатских тигров». Им пришлось открыть свои рынки и устроить, как писал журнал The New York Times Magazine, «величайшую в мире распродажу по случаю выхода из бизнеса» . Во многих этих странах существовала демократия, но радикальное введение свободного рынка проводилось там недемократическим путем. Напротив, как это понимал Фридман, атмосфера масштабного кризиса была необходимой предпосылкой для того, чтобы преодолеть сделанный избирателями выбор и передать страну в руки экономических «технократов».
Разумеется, в некоторых случаях принятие политики свободно¬го рынка происходило демократическим путем: политики заявляли о своей жесткой программе и побеждали на выборах; прекрасный пример такого хода событий  США под управлением Рональда Рейгана, а из свежих примеров  победа Николя Саркози во Франции. Однако в подобных случаях приверженцы свободного рынка наталкивались на сопротивление общества, и им приходилось пересматривать свои радикальные планы и соглашаться на постепенные реформы, а не на тотальные перемены. И эта закономерность объяснима: дело в том, что экономическая модель Фридмана может лишь частично применяться в условиях демократии, но для ее подлинной реализации необходим авторитаризм.
Чтобы проводить шоковую терапию в экономике  как это было в Чили в 70-е годы, в Китае в конце 80-х, в России в 90-е и в США после 11 сентября 2001 года,  обществу необходимо пережить тяжелую травму, которая или приостанавливает функционирование демократии, или полностью ее блокирует. Этот идеологический крестовый поход берет начало от авторитарных режимов в Южной Америке, а в Китае  он до сего дня весьма комфортабельно сосуществует рядом с тираническим правлением, принося хорошие доходы.

Идеология корпоративизма

В мире политику невмешательства государства преимущественно называют неолиберализмом, часто свободной торговлей или просто глобализацией. Лишь с середины 90-х годов это направление мысли, которое возглавляли столпы правого крыла, долгое время связанные с Фридманом, такие как фонд Heritage, Институт Катона и Американский институт предпринимательства, стало называть себя неоконсервативным. Это мировоззрение поставило всю мощь военной машины Соединенных Штатов на службу корпоративным целям.
Все эти идеологические инкарнации сохраняли верность политической триаде: устранению государственного контроля, полной свободе корпораций и минимуму социальных расходов,  но ни одно из перечисленного, похоже, не дает адекватного представления об этой идеологии. Фридман утверждал, что его движение представляет со-бой попытку освободить рынок от государства, но реальная история того, что происходит, когда его чистый замысел воплощается на практике,  это совсем другая вещь.
Корпоративизм представляет собой социально опасное явление, проявляющееся в обнищании и вымирании населения страны в результате политики нападения (давления) государства на уровень и качество жизни своего собственного народа. Характерным для корпоративизма является деятельность определенных социальных сил, направленная на свое обогащение за счет ограбления, обречения на нищенское существование и вымирание других социальных групп.
Как это проявляется в Украине, которая оказалась в центре реализации стратегии «управляемого хаоса» корпоративными силами США?
На этот вопрос мы дадим ответ в следующей статье.

Сенченко Николай Иванович