ЭСХАТОЛОГИЯ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО КРИЗИСА (II)

Вещистские квазипотребности. Поскольку товарное производство ориентировано на потребительский спрос и его увеличение, оно заинтересовано как в том, чтобы человеческие потребности совпадали со стоимостным содержанием потребляемой продукции и услуг, так и в том, чтобы эти потребности увеличивались и расширялись. Материалистический дух капитализма направлен на то, чтобы всю человеческую жизнь загромоздить стоимостными, потребительскими ее формами. Прибыль исчисляется в деньгах, и поскольку деньги представляют собой всеобщий эквивалент товаров, то общество, движимое мотивом прибыли, не может не быть вещистским по своему характеру. «Товарный фетишизм» капиталистического мира перевернул человеческую жизнь с ног на голову, превратив ее самоценность в нечто отчужденное и уродливое, а материальное средство существования - в самоцель. В капиталистическом обществе не спрос рождает или стимулирует производство, а производство рождает спрос, управляет им и культивирует те потребности, которые нужны товаропроизводителю и которые он искусственно создает. Производитель при этом менее всего заботится о потребительских свойствах товара, а продавец заботится лишь о том, чтобы придать произведенному продукту товарный вид. Параллельно снижению потребительских качеств товарной массы растут и увеличиваются квазипотребности. О последних хорошо написал один из наших соотечественников В.Д.Пихорович: «В случае, когда производство носит товарный характер, оно начинает генерировать все новые и новые, все более извращенные потребности, в сущности своей не выходящие за пределы животных потребностей, но нуждающиеся в удовлетворении все более изощренными способами. Ни о каком развитии человека в таких условиях речи быть не может. Чем больше человек потребляет вещей, тем менее развитым оказывается он сам. И будь у вас хоть трижды социалистическое государство, но если оно пошло по пути такого рода планирования, социализм в таких условиях обречен. Пока целью жизни остается потребление, будет воспроизводиться капитализм. Даже если при этом не будет воспроизводиться жизнь».
Именно товарный фетишизм отработал механизм манипулирования человеком и его потребностями, создал разветвленную сеть маркетинговых служб и катализаторов искусственно культивируемых потребностей (квазипотребностей) - и все это с единственной целью жертвоприношения вещества природы молоху капиталистического товарного производства. Вот, кстати, один из образцов такого культивирования. Совсем недавно телереклама порадовала граждан многих стран мира сообщением о том, что в продажу поступают паховые микровибраторы, искусственно повышающие сексуальную активность мужчин. То, без чего человек с его разумными и нормальными потребностями мог бы легко обойтись, требует громаднейших затрат природного сырья, причем самого дорогого и экологически ценного - растительной, цветочной и животной массы. США расходуют ежегодно 14 млрд долларов на производство новейших и все более изощренных видов косметики для мировой социальной элиты, и парфюмерную индустрию при этом нисколько не беспокоит то, что создаваемая и поощряемая ею человеческая прихоть приближает экологическую катастрофу. Ален Турен сказал: «Природа электричества не определяет социального способа его использования». Запах цветка не делает неизбежной парфюмерную индустрию. Эсхатология мирового экологического кризиса взывает к тому, чтобы люди самым рациональным способом для себя и для своих потомков использовали те или иные вещества природы.
Потребительский релятивизм. Продолжением безрассудства вещизма и квазипотребностей является потребительский релятивизм - детище современного инновационного производства, в огромных размерах пожирающий вещество природы. Известно, что классический (спонтанно развертывающийся) экономический цикл движения товара с момента его производства до потребления проходит фазы разработки новой модели товара (услуг), его рекламного обеспечения и рыночной апробации, после чего начинаются фазы первоначального тиражирования, активной продажи и товарного бума, переходящего в фазу массового тиражирования этого товара и диффузии его производства; последняя перерастает в стабильную неценовую конкуренцию, и, наконец, движение завершается угасанием спроса на товар. В условиях современного инновационного производства, когда олигополии оттеснили на задворки хозяйственной жизни чистую конкуренцию и в качестве стимулирующего рынок товаров механизма поставили вместо нее НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы), классический цикл движения товара приобрел усеченную форму и из спонтанного превратился в управляемый. Дело в том, что новейшим инновационным корпорациям нет нужды «продвигать» производимые товары (новинки) через все фазы экономического цикла. Сняв «сливки» с фазы бума и активной распродажи, они отсекают как ненужные все остальные фазы, отдавая товар на откуп second hand и мелкому торговому бизнесу с тем, чтобы тут же приниматься за разработку и реализацию новых моделей. Тем самым увеличивается оборотный капитал, приносящий прибыль его владельцам. И тем самым срок потребления (пригодности) товара сведен к минимуму независимо оттого, утратил он свои потребительские свойства или нет. Но ведь все это означает нелепое, не сообразующееся со здравым смыслом расточительство природных ресурсов, не говоря уже о калечении и гипертрофии человеческих потребностей. Французский журналист и социолог М. Боскэ в свое время писал в журнале «Novel Observatour»: «С точки зрения технических возможностей сейчас нет проблем, чтобы производить ткани, практически не знающие износа, обувь, которую можно носить годами, автомобили, которые легко ремонтируются и способны служить человеку в течение всей его жизни... Однако эта проблема не может быть решена в условиях, когда каждое предприятие ориентируется на рынок, на максимизацию своей прибыли, что заставляет их работать как раз в обратном направлении - в направлении производства вещей с коротким сроком жизни, чтобы строить все новые фабрики и заводы - для удовлетворения рыночного спроса». Дополнением к сказанному может служить такой факт. Одна из канадских обувных компаний заключила негласный договор с фирмой по дорожному строительству, в соответствии с которым эта последняя за определенную плату добавляла в цементно-песочные плиты для строительства пешеходных дорожек и улиц... стеклянный порошок с целью быстрого стирания обувной подошвы. Увы, рыночный спрос, как и потребительский релятивизм, проистекает не из глубинных человеческих потребностей, а из сущности товарного производства, которое изначально выискивало и, более того, провоцировало способы ускорения реализации товаров и услуг. Стал классическим в политической экономии капитализма пример того, как стекольщик заинтересован, чтобы град разбивал как можно больше окон в домах, пожарник – чтобы как можно чаще совершались поджоги, лекарь – чтобы люди почаще заболевали и т.д. В плутовском романе Анри Лесажа «Хромой бес» (XVIII век) среди характерных для буржуазной публики Мадрида историй и авантюр есть одна, повествующая о том, как некий фельдшер «в течение десяти лет прибегал к довольно своеобразному способу добывать себе пациентов»: нанося по ночам прохожим раны штыком и неузнанным скрываясь, он затем лечил им раны «той же рукой, которой нанес рану».
Удивительные по интуитивному пророчеству мифы древних гре¬ков оставили нам легенду о царе Эрисихтоне, который за бездумную рубку деревьев в священных лесах Деметры был наказан ею неистовством неутолимого голода, «свирепым желудком» и стал художественным символом вещистской ненасытности худших представителей рода человеческого. Будучи персонажем стихотворных произведений Каллимаха и Овидия, он обрел сегодня новое символическое звучание в одной из интереснейших и глубоких по философскому смыслу статей известного русского академика Ю.А.Жданова «Роковой комплекс Эрисихтона», посвященной экологическим трагедиям века. Подхлестываемый ненасытностью и прожорливостью, потребительский релятивизм капиталистического товарного производства воистину стал «роковым комплексом Эрисихтона» - патологическим экспансионистским пожиранием всего окружающего, закончившегося самопожиранием обезумевшего человека. Безумие же, как известно, нельзя ни остановить, ни образумить.
Социальный антагонизм: богатые и бедные. Несмотря на «социализацию» товарного производства и «гуманизацию» порождаемых им конфликтов, социальный антагонизм как закономерное следствие частнособственнических отношений и как движущая сила развития классовых обществ и в современном «цивилизованном» мире продолжает существовать, меняя лишь свои конкретно-исторические и национальные оболочки. Современный класс капиталистов-собственников, конечно же, «подобрел» к «своему», национальному рабочему классу, но эта «доброта» - всего лишь следствие перемещения эпицентра эксплуататорской практики в развивающиеся страны, страны-маргиналы, страны-неоколонии. Классическая формула «Человек человеку – волк» трансформировалась, как известно, в иную, более адекватную происшедшим в мире изменениям формулу «Государство государству - волк». Внутринациональное деление общества на богатых и бедных в качестве исторического приоритета уступило место делению человеческого общества на богатые и бедные страны. В результате такого деления, в основе которого лежит глобальный уровень товарного производства, в богатых странах промышленное производство стало более «чистым», а в бедных - более «грязным». Но дело даже не в этом. В условиях классовой поляризации общества природа все более испытывает двойной перегруз: с одной стороны, на нее посредством расширяющегося и технологически углубляющегося производства воздействуют праздность и прихоти богатых, с другой - усиливающийся голод и нищета бедных. Молох товарного производства все более становится двуликим. Неистовство праздного обогащения, приращения роскоши богатых сопровождается неистовством вынужденного самовыживания бедных - отсюда двойной перегруз природы под прессом сверхпотребления ее ресурсов. Комиссия Брундланд, учрежденная ООН еще в конце 1980-х ГОДОВ, пришла к выводу, что разрушение окружающей среды – не столько следствие развивающегося модерна, сколько следствие усиливающейся бедности развивающихся стран. Многим позже, в 1995 году, немецкий исследователь М. Цюрн отметил, что «между разрушением окружающей среды в результате роста благосостояния и разрушением окружающей среды в результате распространения бедности есть существенная разница: если многие экологические угрозы, вызванные стремлением к обогащению, являются результатом экстернализации издержек производства, то применительно к разрушению окружающей среды, обусловленному бедностью, речь идет о саморазрушении бедных с побочными последствиями для богатых». Примеров неистовства самовыживания бедных экология современности знает немало: вырубка лесов в странах Амазонии (ежегодно вырубают около 17 млн гектаров джунглей); хищнический лов редчайших сортов рыбы в устье Волги и в северных реках России; однопольная система экономически выгодного землепользования, приводящая к истощению почвы, и т.д. В одной Украине за последние годы на 12-15% сократилась площадь лесных массивов, а в Закарпатье повальная вырубка пихт уже привела к экологической катастрофе этого региона. Интенсивная вырубка леса идет в Киевской области - в Боярском, Новобелическом, Ирпенском, Клавдиевском и других лесных хозяйствах (особенно близ села Бабинцы), и самое страшное в этих вы¬рубках – их варварский характер. Еще более удручающей в этом плане выглядит картина в Российской Федерации. «В северной части Архангельской области в 2004 году; - пишет журналист Сергей Обухов, - леса истреблялись с интенсивностью ежегодного прирос¬та вырубок в 70%. Более 60% изъятых лесных ресурсов отправляется за границу». Рубка леса - закономерное, издавна наблюдаемое явление. Но если в прежние времена, скажем, в годы Советской власти, она сопровождалась корчеванием и посевами новых генераций деревьев, то в современный период необузданного разгула «рыночной экономики» эта рубка оставляет после себя пни и пустыню. Бедность стран и народов приводит к тому, что на их территориях находят применение ядохимикаты (ранее перепроизведенные и не находящие сбыта в развитых странах), захоронения ядовитых отходов, применение устаревших технологий, строительство крайне опасных атомных и химических промышленных объектов.
Анализируя эти и подобные им процессы, Владислав Иноземцев в пространной монографии «Расколотая цивилизация» констатирует: «...Складывается ситуация, в которой страны «четвертого мира» неэффективно распоряжаются средствами, направляемыми как на обеспечение их хозяйственного развития, так и на осуществление природоохранных мероприятий. Это во многом объясняется тем, что если в развитых государствах последние в целом экономически выгодны и затраты на их проведение через определенный срок окупаются, то в остальных регионах мира они не способны принести в обозримом будущем никакого экономического эффекта. Поэтому перспектива зависит оттого, способны ли постиндустриальные общества решительно действовать в мировом масштабе во имя поддержания устойчивости планетарной экосистемы, а, следовательно, и своего собственного развития». Что понимает автор под «решительным действием» стран-лидеров? Со всей категоричностью он предлагает проведение политики «неоколониализма» вплоть до военного вмешательства во внутренние дела стран «четвертого мира», то есть бедных: «Эти страны должны быть лишены своего суверенитета в течение ближайших десяти лет посредством вмешательства международных сил на основе мандата ООН или иного подобного нормативного акта». Дальше, как говорится, некуда! Автору и в голову не приходит то, о чем вопиет сегодня возмущенный, встревоженный и протестующий «зеленый» мир Запада: «Иной мир возможен!».
Социальный антагонизм: милитаризация экономики. Частнособственническим отношениям имманентны военные конфликты, которые, по мнению многих ученых, включая марксистов, являются антагонистической формой общественно-исторической интеграции стран и народов. Прогрессивная роль подобных антагонистических конфликтов, тем не менее, имеет исторический рубеж, за которым инерция их действия становится пагубной и разрушительной. В настоящее время существуют, по меньшей мере, две причины войн: присущая капитализму конкуренция за источники дешевого сырья, дешевой рабочей силы, территорий для «грязных» производств и рынки сбыта, а также искусственное провоцирование межгосударственных конфликтов с экономической целью - продажей дорогостоящего оружия. Причины первого рода, с одной стороны, вызывают сопротивление народа угнетаемых стран-маргиналов, внутренние войны против марионеточных режимов (или за передел власти), нередко перерастающие в межгосударственные войны, а с другой - политическую борьбу патриотических национальных элит против неформальных метрополий, заставляющую последние время от времени бряцать оружием и проводить крупномасштабные показательные военные учения.
(По свидетельству Э.Вайцзеккера, Э.-Б. Ловинс, Л.-Х. Ловинс, от одной шестой до одной четвертой военного бюджета США уходит на те силы, главной задачей которых является получение или поддержание доступа к природным ресурсам, находящимся на территории иностранных государств.)

Вследствие всего этого повышаются масштабы противостояний и конфликтов между государствами, регионами и блоками, и военные столкновения все более приобретают катастрофически опасный характер. Так или иначе, но происходящая и усиливающаяся милитаризация общества дает о себе знать и в экологическом отношении. В отличие от милитаризма прошлого современный характеризуется двумя особенностями: во-первых, он более экологически опасен, поскольку усиливается его деструктивный потенциал, увеличиваются масштабы и качественно меняются технологии воздействия на окружающую среду новых видов оружия (ядерных, химических, бактериологических, термических, геофизических (плазмоидных), психотропных и т.д.), и, во-вторых, он способен разрушать экосферу не только в активной, но и в пассивной форме («холодная война»). К этому можно добавить и то обстоятельство, что применение новейших видов оружия все более выходит из-под контроля государств и правительств. У. Бек пишет: «Опасность регионального или глобального самоуничтожения ядерным, химическим и биологическим оружием не устранена и после конфронтации между Востоком и Западом, скорее, она вырвалась из-под контроля сверхдержав, попавших в «патовую атомную ситуацию» .
Каналы и способы разрушения экосреды милитаристскими средствами сегодня таковы: перманентно возникающие локальные войны, в которых к традиционно применяемым видам оружия добавляются новые: напалмовые бомбы во Вьетнаме, американские «сигареты» и снаряды с «облегченной» ядерной начинкой в Ираке и Косово и т.д.; захоронение ядерных отходов, физически и морально устаревших боеприпасов (химических, бактериологических) в разных точках земного шара в результате периодического перевооружения; загрязнение атмосферы и акваторий различного рода выбросами военной техники и другие ее вредные воздействия на природную среду (выхлопные газы, сжигание кислорода в атмосфере, образование «дыр» в озоновом экране и т.д.) при систематически проводимых испытаниях, штабных и прочих учениях и маневрах; крупномасштабные эксперименты по изобретению и применению секретного сверхоружия (с непредсказуемо опасными планетарными последствиями!) и, наконец, само производство новейшего оружия и военной техники в качестве материалоемкого и дорогостоящего товара.
Из всех перечисленных слагаемых экологической вредности современной милитаризации экономики имеет смысл рассмотреть одну - крупномасштабные эксперименты по изобретению и применению секретного сверхоружия. В середине 1990-х годов США в соответствии с программой Пентагона (основные идеи которой были разработаны еще в 1960-е годы) начали проводить серию экспериментов по целенаправленному и мощному воздействию на околоземную среду волнами высокой частоты. Официально программа этого эксперимента по своему звучанию довольно миролюбива – «Активная высокочастотная программа исследования авроральной области» (High Freguency Active Auraral Research Program, сокращенно – HAARP). Что на самом деле стоит за этой Программой и ее реализацией, рассказывает председатель Комитета по обороне Госдумы РФ, генерал армии А.Николаев: «...В программе есть военная составляющая, и она – главная. США поставили себе цель - в ходе этих работ создать геофизическое оружие. Они уже близки к этой цели. Околоземное пространство - атмосфера, ионосфера и магнитосфера Земли – в ближайшее время, через год-два, может быть модифицировано, то есть изменено. Созданы и действуют пять излучателей различных мощностей для целенаправленного воздействия на среду обитания людей радиоволнами высокой частоты. Три из них находятся на Скандинавском полуострове, в Тромсё. Один, самый мощный, - на Аляске. В ближайшее время планируется строительство еще одного излучателя - на острове Гренландия. Этот будет мощнее аляскинского в три раза». Характеризуя разрушительные способности этих излучателей, А.Николаев далее отмечает: «Их мощность трудно себе вообразить. Когда их включают, равновесие околоземной среды нарушается. Разогревается ионосфера. Американцам уже удается получать искусственные протяженные плазменные образования». Ведущий российский специалист в области изучения взаимодействия высокочастотных слектромагнитных излучений с околоземной средой, ученый-радиолог и генеральный конструктор в этой области Ю.Перунов вносит поправку в название геофизического оружия, называя его плазмоидным, поскольку механизмом воздействия на околоземную среду является сверхгигантская шаровая молния. «Излучение американской установки НААRР на Аляске превышает мощность естественного излучения Солнца в диапазоне 10 мегагерц на пять-шесть порядков. То есть в 100.000-1.000.000 раз (!)».
Последствия проводимых экспериментов уже дают о себе знать: «HAARP может разрушать в полете самолеты и ракеты. Способно воздействовать на атмосферу, вызывая климатические изменения – засуху, наводнения, землетрясения. Нынешние климатические аномалии в Европе и России напрямую связаны с испытаниями HAARP. Кроме того, система способна излучать инфразвуковые волны, угнетающе действующие на психику человека. В депрессию могут быть ввергнуты целые города». Вот еще одно свидетельство А.Николаева: «Эксперты по проблеме «HAARP», с которыми я общаюсь почти год, убеждены: катастрофические наводнения в Германии, Франции, Чехии, на юге России - это и есть последствия первых испытаний геофизического оружия. Владельцы этого оружия могут запрограммировать наводнение в произвольно выбран¬ном районе Земли. Или полностью парализовать связь в масштабе любой страны. Возможности геофизического оружия весьма обширны». В другой статье-интервью он отмечает: «…Дальнейшие работы по программе HAARP дадут американцам реальную и скорую возможность получить в свои руки не только геофизическое и климатическое, но и психотропное оружие... То, что может дать военным HAARP, следует называть многофункциональным физическим оружием». Многих ученых мира, как и общественность разных стран, беспокоит сегодня не столько само применение HAARP в военных целях, сколько непредсказуемость проводимых экспериментов: «Современная наука не может ответить на вопрос: что произойдет с околоземным пространством (в результате испытаний более мощных излучателей. - B.C.). Испытания могут закончиться всепланетной экологической катастрофой» или «...Что случится с околоземной средой, если включить на полную мощность излучатель HAARP на Аляске, современная физика сказать не берется».
Антиглобалистские движения сегодня все активнее требуют прекращения экспериментов HAARP, а Госдума РФ предприняла ряд мер по их предупреждению или, по крайней мере, рассекречиванию и ограничению (официальные письма-обращения к Д.Бушу и В. Путину, парламентам ряда стран и т.д.). Участившиеся и резкие колебания атмосферного давления, так называемые магнитные бури, связываемые нашими СМИ с «солнечной активностью», и другие ответные удары природы по современному человечеству имеют под собой не естественную, и даже не техногенную, а явно выраженную политическую основу.
Транскорпоративизм. Речь идет об одной из наименее заметных причин глобального экологического кризиса – о планетарных масштабах специализации производства и разделения труда. Транскорпоративность есть самая развитая (и, очевидно, последняя наряду с государственно-корпоративной) и, вместе с тем, самая уродливая форма капиталистических частнособственнических отношений, поскольку доводит гипертрофию товарного производства до абсурда и колоссальных размеров его специализации (разве не абсурдным, к примеру, является тот факт, что в Украину, заполоненную добротными отечественными яблоками, в массовых объемах завозят яблоки откуда-то из Испании или Португалии?). Там, где иерархически и многозвенно разветвленная производственная специализация уже сегодня способна привести себя в системно упорядоченный, целостный вид благодаря централизованному планированию, управлению и контролю, все еще продолжают действовать грубо скоординированный и эфемерно консолидированный транскорпорациями частный интерес и товарный монополизм. Именно частный интерес в транскорпоративной форме расчленяет человеческий мир, а заодно и природу на одномерные островки узкой специализации – узкоспециализированного производства, узкоспециализированных представлений о мире, узконаправленных забот об извлечении из своей «ниши» все новых и новых источников прибыли. Для одних корпораций мир – это нефть, для других – олово, для третьих – хлопок, для четвертых – овцеводство и т.д., и т.п. И поскольку эти отдельные мирки в сознании транскорпоративных прагматиков никак не ассоциируются с миром в целом, с возможностью его уничтожения, то и эксплуатация этих мирков связана у них с исключительной заботой о рациональном (выгодном), никому и ничему не угрожающем использовании их в качестве обычных ресурсов. Так, по частям, по кускам уничтожается планета - рубится с разных сторон сук, на котором сидит человечество.
Итак, в рамках товарного производства разрешение глобального экологического кризиса принципиально невозможно: возможны лишь частичные меры, не решающие проблемы по существу. Экосистема - наиболее открытая из всех других известных систем, и вследствие этой ее открытости создание локальной искусственной здоровой экосреды в «изолировавшихся» от остального мира элитных странах представляется весьма сомнительным. Было бы неразумным и наивным видеть выход в том, чтобы посадить ненасытного товарного монстра на голодную диету, как предлагают в своей концепции «экономических ограничений» У. Кэттон и П. Данлэп. Поэтому выход приходится искать в социально-экономической альтернативе капиталистическому товарному производству - в создании общества «новых ценностей», будет ли таковым социалистическое, коммунистическое, постмодернистское, постэкономическое или какое-либо другое «пост»-общество, которое так или иначе будет связано, по словам Альберта Гора, с «разрушением устоявшейся модели жизни» и преодолением «экономической слепоты, грозящей чудовищными последствиями».
Видение главных причин экологического кризиса в господстве капиталистических частнособственнических, товарных отношений наверняка способно вызвать и вызывает множество контрпредставлений и возражений: а разве социалистическое общество станет (и способно ли будет) ограничивать себя в потребностях, порожденных научно-техническим прогрессом и благами сложившейся цивилизации? разве человечество перестанет есть, пить, красиво одеваться и пользоваться всеми созданными им богатствами, включая такие блага цивилизации, как телевидение, телефонная сотовая связь и сверхскоростные коммуникации? и разве, наконец, прекратится развитие науки, техники, искусства, всех сфер жизнедеятельности общества, а значит и его потребностей, названных в свое время коммунистами «постоянно растущими»? Иными словами, решение экологической проблемы планетарного уровня упирается в вопрос о том, какими должны быть (и способны сложиться) «новые ценности», чтобы их функционирование и развитие не только приостановило, но и свело на нет уже разразившийся экологический кризис. По словам американского философа Карстена Штруля, социализму еще предстоит доказать преимущества перед капитализмом в решении проблем экологического кризиса. Да, экологические преимущества системы «новых ценностей» требуют своих доказательств. И в круг этих доказательств можно включить следующие наиболее очевидные и, в известной мере, выверенные на практике аргументы.
Планомерный характер социалистической производственно-экономической жизнедеятельности общества. Планомерность планомерности, конечно же, рознь. Есть планомерность, осуществляемая в рамках отдельных корпораций или в государственном секторе капиталистической экономики, и есть планомерность социалистическая, неизбежно и системно действующая в рамках общественной собственности. В первой не затухает мотив собственничества и индивидуализма, лишь в критические минуты поступающиеся частным интересам и делающие половинчатой любую общественную планомерность; во второй доминирует общий (общественный) интерес, благодаря чему любая производственно-экономическая акция вписывается в контекст целого – общественной, человеческой целесообразности производства. Именно эта последняя позволяет взять под контроль любую производственную акцию с точки зрения допустимой меры ее природно-деструктивных последствий, чего нет и не может быть в рамках частнособственнической производственной деятельности, и – далее – позволяет оптимальным образом регулировать взаимодействие между обществом и природой, создавать их разумный баланс. Современная институциональная экономика, как свидетельство того, что плановость хозяйственной жизни (социализм) действительно «стучится в дверь», оказывается экологически гуманной лишь в отношении элитных стран Европы и Америки: выхоленные и причесанные заповедные леса Швейцарии, Германии, Италии, Испании, центральных и северных штатов США, Канады, чистые и не замутненные отбросами технической цивилизации альпийские озера, заповедные водоемы США и Канады и т.д. Что касается «второсортных» стран, то здесь с экологией богатые граждане элитных стран не считаются: идет сплошная вырубка лесов Амазонии и Буковины, а на берегах рек и озер в странах Южной Америки и Восточной Европы сооружаются химкомбинаты и предприятия обрабатывающей промышленности.
Опыт раннего социализма, с одной стороны, показал благоговейное и во многих отношениях бережливое отношение к природе (практика полевых лесонасаждений, внедрение безвредных технологий, обязательная система отстойников), с другой - ее варварское и бездумное уничтожение. Но характерно здесь то, что это последнее стало про¬исходить во времена перерождения социализма, когда хрущевская «оттепель» обернулась ползучей капитализацией СССР, а лозунг «Догоним и перегоним Америку!» фактически означал пагубное для природы и человеческой личности возрождение частнособственнических инстинктов. Борьба плановости с товарностью в научных умах 60-70-х годов прошлого столетия не могла не отразиться на практике природопользования.
Упразднение алогизма «избыточности». Именно по той причине, что при социализме производство подчиняется императиву человеческих потребностей, а не мотиву прибыли, всякое перепроизводство продуктов теряет здесь смысл. Парадокс «избыточности», разрушающий природу своей непомерной товарной алчностью, упраздняется и дает возможность планомерной и системной регенерации природной среды, умеренного и экономного использования ее ресурсов. Если при капитализме, на ранних и средних фазах его развития, алчущий дух товарного производства был скрытым объективно необходимым механизмом развития науки и техники, порождения новых, социокультурных потребностей людей и создания надлежащего уровня производительных сил, то с достижением этого уровня всякая «избыточность» пресекается, уступая место удовлетворению лишь «разумных потребностей». Но чтобы освободиться от исторической инерции частнособственнического способа жизнедеятельности, необходимо упразднить основу, которая до сих пор питает товарную однобокость производителей – капиталистическую частную собственность.
Производство вещей и предметов длительного пользования. Поскольку социализм предполагает производство продуктов для их потребления, а не для продажи (получения прибыли), исчезает необходимость увеличения товарооборота, его искусственного форсирования путем запрограммированного придания товару краткосрочности его потребительских свойств и культивирования скоропреходящих квазипотребностей. Вместе с этим становится ненужной вся громоздкая и многозвенная система катализации потребительского спроса - маркетинговые службы, рекламный бизнес, идеологические штабы и СМИ по стимулированию спроса и, наконец, царящие в мозгах людей какофония моды и товарная зомбированность. Исчезнут главные в современных условиях антагонисты природы – роскошь и расточительство. Ставшая эталоном современной благополучной мещанской жизни и благосостояния роскошь еще долго будет пребывать в ореоле социокультурной привлекательности. Но вставшая сегодня жесткая дилемма: роскошь и последующая за ней экологическая катастрофа или умеренный образ жизни и связанная с ним реабилитация природной среды - решится не путем произвольного предпочтения, а путем диктата нового образа жизни и мышления, которые произрастут из новых социально-экономических отношений. Этот новый образ жизни, благодаря которому произойдет сдвиг материального потребления на второй план, по сравнению с потребностями духовными, сделает предметы человеческого обихода долговременными и ресурсоэкономными: исчезнет квазипотребление и значительно сократится «потребление вещества природы».
Рефлексивный характер деятельности и потребления; приоритет духовности. Этот природосберегающий фактор, пожалуй, является главным в решении проблемы глобального экологического кризиса. В известном смысле он представляет собой логическое продолжение и завершение предыдущего. Коммунизм, в любых его исторических формах, зиждется на коллективистских началах, прямо противоположных частнособственническим, индивидуалистическим. Философско-методологический аспект коренного различия и единства (взаимодействия и взаимодополнения) индивидуальных и коллективных начал уже был рассмотрен выше. Развивая и продолжая его применительно к предмету анализа данного раздела – состоянию современной экосферы – целесообразно кратчайшим образом охарактеризовать цепочку логически связанных понятий, а именно: коллективизм как континуальное состояние духовен, идеален («деятельность общения», интерактивность, интерсубъектность), тогда как индивидуализм - вещественен, материален; конституированные на коллективистских началах общества социальные отношения в качестве своей внутренней смысловой доминанты предполагают духовность, рефлексивный характер связей, подчиняющих себе материальную деятельность (религия, мораль, искусство), в то время как конституированные на индивидуалистических началах общества эти отношения предполагают прежде всего вещистское потребительство и материалистическую прагматичность, подчиняющих себе духовную деятельность людей (наука, изобретательская деятельность, рациональность). При всей своей внутренней напряженности и эвристичности коллективизм тяготеет к экстернально пассивному состоянию, а прагматичный и материалистический индивидуализм - к реальной активности. Первый сохраняет природу, благоговеет перед ней; второй преобразует и уничтожает ее. Именно по этой причине социализм (коммунизм) способен возродить и продвинуть на новый уровень технических и организационных достижений человеческую духовность как главную ценность постиндустриального общества, рефлексивно-идеальная («бестелесная») и коммуникативная природа которой способна выполнять, без особых материальных затрат и усилий, природосберегающую функцию в планетарных масштабах, то есть экономии, материальные ресурсы и вновь превратить природу из запыленной и гремящей «мастерской» в спокойный, чистый и красивый «храм».
Лучшие и возвышенные умы Запада, остерегающиеся напрямую связывать преодоление экологического кризиса с коммунистическими ценностями, тем не менее, по существу имеют их в виду, когда акцентируют внимание на панацее духовности, рефлексивности и этическом принципе благоговения перед жизнью (А.Швейцер). Вот характерное в этом плане высказывание Э.Гидденса, посвятившего социальным функциям рефлексивности целый параграф в своей книге «Последствия модернити» (The Consequences of Modernity): «Ущерб, наносимый окружающей среде, ныне стал предметом глубокой озабоченности и находится в центре внимания правительств во всем мире. Во избежание серьезного и необратимого вреда следует противостоять не только внешнему, неконтролируемому воз¬действию на окружающую среду, но также логике ничем не сдерживаемого научного и технологического прогресса. Гуманизация технологии будет сопряжена, скорее всего, с усилением моральных аспектов в нынешних, по большей части, «инструментальных» отношениях между людьми и преобразуемой внешней средой». Спасение экосреды – а значит, и человечества – Э.Гидденс видит в переходе от накопительской парадигмы человеческой жизнедеятельности к умеренно потребительской, не связывая, разумеется, эту последнюю с социализмом или коммунизмом. Похоже, что подобную позицию занимает А.Гор, противопоставляющий информационным технологиям живое человеческое мышление и человеческую мудрость, принципиально не поддающиеся никаким технологизациям. Дистанцируясь от неприемлемых для них понятий социализма и коммунизма, Э.Вайцзеккер, Э.-Б.Ловинс, Л.-Х.Ловинс апеллируют все же к некой новой, «кажущейся более привлекательной» цивилизации, критикуя ценности капитализма («Некоторые элементы того, что сегодня Принято называть ростом, не имеют ничего общего с благосостоянием, а сводятся лишь к увеличению экономической активности») И противопоставляя им «более глубокое понимание неэкономических и нематериальных ценностей, являющихся неотъемлемыми элементами удовлетворения потребностей человека», то есть неявно признаваемые ценности коммунистической формации. Правда, У.Бек усиление духовности и обусловленное им ослабление эксплуатации природных ресурсов связывает с появлением в индивидуализированной социальной среде «жизненных эстетов» - художников, поэтов, деятелей и любителей искусства (или, по иной терминологии, «детей свободы»), что свидетельствует о возникновении «культурных источников радости от рисков и креативности». Автору надлежало бы быть последовательным до конца, то есть объяснить социально-экономические, материальные основы возникновения этих «источников» (что, кстати, в отношении антихудожественной, меркантильной сущности капитализма представляется крайне сложным или даже невозможным), но У. Бек уклоняется от этого рискованного предприятия. Давление человеческого духа, и в частности морали на производственно-экономический процесс, конечно же, в последние годы довольно ощутимо, но было бы сверхнаивностью ожидать от этого давления победы человеческого духа над вещизмом в рамках капиталистических производственных отношений. Поэтому замечательную мысль И.Сосуновой: «когда говорила экономика, мораль по отношению к природе молчала», следовало бы переместить из контекста прошедшего времени в настоящее.
Смена исторического алгоритма жизнедеятельности людей. Этот интегральный фактор предотвращения мировой экологической катастрофы представляет собой сумму всех тех атрибутов социалистического (коммунистического) общества, которые означают революционный, принципиальный разрыв с прошлым и приходят на смену атрибутам и признакам капиталистического общества. Речь идет о сумме признаков, способных задать новый алгоритм образу жизни и способу природопользования: о мотиве самоосуществления (мотиве «быть»), приходящему на смену уродливо экспансионистскому мотиву владения (мотиву «иметь»); разумных потребностях; планомерности и контроле; самоограничении (мораториях и табу); гармонизации природы и культуры; коммунализации тех сторон быта, техническая индивидуализация которых приводит к перенапряжению его инфраструктуры (особенно транспортных коммуникаций) и крайней степени урбанизации; смещение общественных интересов на стандарты духовного производства, а не на стандарты вещистского потребления и на соперничество личностного, а не статусного порядка и т.д.
Практически решая вопрос о спасении экосреды, следует обратить внимание на вполне резонные высказывания и логико-исторические схемы философов. Отечественный специалист в этой области профессор, Ф.И.Прокофьев, анализируя взаимодействие субъект-объектных факторов в историческом процессе (взаимодействие человека и природы), констатирует: «Здесь просматривается такой процесс. 1. Стадия отчуждения в форме подавленности субъекта объектом. 2. Стадия первоначального освоения – освобождение, при котором субъект как антипод объекта, его антагонист, преодолевая собственное подавление, подавляет сам. 3. Стадия доминирования субъекта над объектом, его свободы, но в качестве подавляющего. Здесь отчуждение приобретает другую направленность. Это необходимый этап как выход субъекта из антагонизма отчуждения первой стадии. 4. Стадия перехода от свободы господствующего субъекта к отношениям соответствия между субъектом и объектом. 5. Стадия соответствия между ними в форме полного освоения, родственности, гармонии». Очевидно, третья стадия - как стадия «свободы» - и есть то, что принято называть капитализмом.
Обобщающий аккорд относительно эсхатологии глобального экологического кризиса может звучать следующим образом. Когда экологическая проблема для всех и каждого станет очевидной повседневной угрожающей реальностью, когда дилемма «быть или не быть» обострится до критического предела, тогда человечество либо вынуждено будет отказаться от планетарных масштабов производства, резко сократить его во имя самоспасения, либо приспособить механизм науки и технико-технологических завоеваний к реабилитации и сохранению, хотя бы частичному, природной среды. Вероятней всего последний путь – реабилитационно-репродуктивный (если он только станет возможным!). Но переориентация всего научно-технического, научно-производственного механизма с производства товаров и его (производства) эскалации на реабилитационные меры может осуществиться только при изменении самого алгоритма, самой парадигмы человеческого бытия, ибо массированное товарное производство, как неизбежная негация природного мира и реабилитация природной среды - «две вещи несовместные». Дело в том, что создание локальных эффектов экологической чистоты в элитных странах путем эвакуации за их пределы вредоносных веществ, искусственного блокирования ядовитых аэродинамических и гидродинамических потоков, а также различного рода профилактических мер в условиях системной открытости мира практически неосуществимо и невозможно. Может показаться, что под международным контролем предохранительные и реабилитационные меры подобного рода способны будут осуществиться во всех странах мира на основе договоренностей и помощи со стороны развитых государств. Но вряд ли эти меры окажутся осуществимыми. Во-первых, блокирование воздушных и водных зараженных потоков в планетарном масштабе принципиально невозможно (ибо на какие территории их направлять и «списывать»!). Во-вторых, дорогостоящие профилактические и реабилитационные экозащитные меры противоречат нормам и канонам капиталистического товарного производства, которое только и способно развиваться на основе воспроизводства социально-экономического неравенства стран и народов. Иными словами, эсхатология экологического кризиса никак не устранима в рамках неизбежных для капитализма дифференциации материального положения классов (групп) и господствующего в обществе принципа индивидуалистического соперничества. Она означает «конец истории». И тогда, подчеркиваю - во имя сохранения человеческого рода и всего земного – человечество, поворачиваясь лицом к реабилитационным мерам, просто вынуждено будет обратиться к... коммунизму, к отказу от частнособственнической практики по той уясненной, в конце концов, причине, что товарное производство не только терпит индивидуализм, но и культивирует его сверх всякого предела, то есть создает социально-экономическую стратификацию общества, неравенство потребления и неравенство пользования, тогда как реабилитационные меры в качестве необходимого способа существования людей могут быть рассчитаны только на равенство всех в пользовании экологическими благами, на коллективистские, социальные формы существования, ибо товар может производиться только для индивидуального или группового потребления, для отдельных, избранных групп или классов, а экологические блага как необходимое условие существования всех и каждого невозможно создавать для отдельных индивидов или групп - они могут быть только достоянием всех.


"Капитализм в нашем доме. Взгляд сквозь призму теории и социальной эмпирии"

Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. – М., 1998.
Бек У Что такое глобализация? - М, 2001.
Пихорович В. План плану – рознь // Рабочий класс. – 2003. – № 16( 163). - Апрель.
Лисичкин Г. Люди и вещи // Дружба народов. - 1988. - № 1. – С. 212-239.
ЛесажА.-Р. Хромой бес // Французский фривольный роман. — М., 1993.
Жданов Ю.А. Роковой комплекс Эрисихтона II Марксизм и современность – 2000. – №2-3. – С. 121-125.
Zum М. Globale Gefahrdugen und Internationa! Kooperatione / Der Burger im Staat. - 1995.-№45.
Обухов С. Тревоги и надежды русского Севера // Правда. - 2004. -16 декабря.
Вайцзеккер Эрнст фон, Ловинс Эймари Б, Л овин с Хан тер Л. Фактор «четыре». В два раза больше богатства из половины ресурсов //' Новая индустриальная волна на Западе. Антология. - М., 1999. - С. 596-629.
Иноземцев В. Расколотая цивилизация. - М., 1999.
Вашингтон готовит глобальное оружие против всех и глобальный теракт против своего населения II Правда. - 2002. - 6-9 сентября.
Ангелы и плазмоиды // Правда -2002. - 1-2 сентября.
Остановите HAARP // Правда. - 2002. - 10-11 сентября.
HAARP отбил первую атаку // Правда. - 2002. - 13-16 сентября.
Штруль К. Марксизм и экологический социализм // Альтернативы. -1998.-№2.-С. 19-22.
Прокофьев Ф.И. Общество: проблемы механизма и направленности движения. - Днепропетровск, 2000.
Рифкин Д. «Извините, г-н Президент, но проповедями ураган не остановишь» («Гардиан», пер. с англ.) // Рабочий класс. - № 36 (283). - 2005. -Сентябрь.
Гидденс Э. Последствия модернити// Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология/Под ред. В.Л.Иноземцева. - М., 1999.-С. 101-122.
Гор А. Земля на чаше весов. В поисках новой общей цели // Новая постиндустриальная волна за Западе. Антология. - М., 1999. - С. 557-571.

Суименко Евгений Иванович - доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник отдела экономической социологии НАН Украины. Автор многих книг и статей с довольно неординарными и резкими суждениями.