ГРАМОТА ПО БЕРЕСТЕ: ВЗЛОМ ПРИВЫЧНЫХ ВЗГЛЯДОВ

Возвращаясь к теме: ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД – ГРЯДУЩЕМУ ЮБИЛЕЮ РУСИ.

Доктор философских наук Лев Гореликов, разместив на сайте «РУССКИЙ МИР, УКРАИНА» свое информационное сообщение с обозначенным заголовком, вызвал закономерную волну эмоций. Мнения если и не захлестнули массу, однако вызвали достаточно четко очерченную ее полярность. Несмотря на то, что информации на затронутую тему вроде бы с избытком – во всяком случае, ее достаточно для формирования и суждений, и выводов, тем не менее, этот информационный массив беспокоит и своей очевидной недосказанностью. Собственно, это и замечено читателем, какую бы позицию он при этом ни занимал.

Тема «Русь-Украина» явно сложнее и «государственного подхода» как столба, на который «все» нанизывается, и языковой общности, и наших представлений о предке. Но больше всего - уровней его, предка, социально-культурного развития. Об этом парадоксе и поговорим.

ГРАМОТА ПО БЕРЕСТЕ: ВЗЛОМ ПРИВЫЧНЫХ ВЗГЛЯДОВ

Эта сенсация обошла стороной нашу массовую печать. Какая? На Украине в Звенигороде Галицком найдены… берестяные грамоты. Но общественные эмоции не всколыхнулись. Хотя сама тема прямо и косвенно крайне важна для страдающей мидасовым комплексом Украины. Это когда ослиные уши ее кульчицких торчат не только из школьных ее учебников, но из большой политики тоже - в виде практического этнонационализма, стремящегося к собственному «научному обоснованию», но еще больше, как показывает практика, - к откровенному и поощряемому «Европой» нацизму.
Что за Звенигород? Это название двух городищ на Западной Украине – Звенигорода Галицкого и Звенигорода Галицкого (Червенского). Оба до XIII века были удельными городами-крепостями, оба разрушены татарами. Верх наивности думать – теми, что пришли с Волги и Дальнего Востока. Татарами вплоть до XVII, если не до нынешних дней, называли себя потомки всех знатных родов польской шляхты. Червенский значит красный - по названию личинки насекомого, что использовалась в производстве красной краски. По сути оба последних слова – классическая тавтология. Но от них обоих - Красная Русь, то есть Галицкая русская земля, которую населяли русины – русы. С поддачи И.Сталина в 1939 году все они стали «украинцами». К тому же Красная – название одной из сторон света: Юга. В данном случае речь, скорее всего, идет о Звенигороде Червенском – городище у нынешнего села Звенигород на реке Белке, что в Пустомытовском районе Львовской области. Почему неопределенность? Потому что российская печать не уточнила места находки, а украинская проигнорировала ее, посчитав оранжевые прыщи власти более важной политической темой. В принципе открытие не посчитали нужным для понимания сути истоков украинской государственности как таковой - в рамках действительно устойчивой национальной геополитической модели. Потому ее и нет, этой самой модели. Иного тоже…

ИСТОКИ И МАСШТАБЫ. Как-то в одной из бесед известный украинский археолог (ныне румынский профессор), по факту «выдавленный» за границу интриганством и прямыми угрозами расправы со стороны киевской столичной власти, доктор исторических наук Иван Писларий обронил, что самая большая удача специалистов его цеха – находка древней… мусорки. Предок хоть и был бережлив, рационален, сметлив - умом, но и у него много чего шло в отходы.

Поначалу это «открытие» покоробило низкой прозой. Но все встало на свои законные места, когда повороты на путях общей темы проблем Пространства, подвели к уникальнейшему историческому источнику – берестяным грамотам. То есть к березовой коре, которую прадеды наши не всегда использовали для этнографических поделок – на радость благоверной и деткам. Универсальность и «залежи» исходного материала позволяли многое. Поясню.

Для записи чего-то заветного, свербящего в душе, даже камень на просторах Руси Великой отыскать не всегда просто - в «шаговой доступности». Другое дело береста. Она почти всегда под рукой. Она просто не могла не стать первой отечественной бумагой. За отсутствием иной. И стала. Сделал надрез, подковырнул кору и исходное сырье – в руках. Взял шильце или кованый гвоздь, а иных не было, и вперед – дерзай умом и сердцем! Если грамоте обучен – выводи наружу душевный зуд. Словами и рисунками (фото). Отпала информационная надобность, свернутый в рулончик кусочек коры – в печь, в костер, в бурьян, на мусорку. На мусорках и отыскались. И в печной золе, ссыпанной туда же. Обгоревшие края былых посланий и в этом случае подтвердили истину – ту самую, что рукописи действительно не горят. Иногда.

Что в них? Многое. Так, со школьных времен читателю памятен - надеюсь, новгородский мальчик Онфим 5-6 лет из XIII века, который к душевной дрожи историков нанес на бересту свои восторженные представления о мире и его – мальчика, окружении. На другом куске коры отыскалась детская учебная прорисовка – алфавита, известного как «кириллица». Пыхтел малыш, старался изо всех сил, «под линеечку» выводил: «аз», «буки», «добро», «есть», «живите»... До потери терпения. И поэтому тоже с первых же находок стало ясно, что письмо по бересте – серьезный источник знаний о повседневной жизни Древней Руси. И по истории языка – великого и могучего… Вплоть до выводов геополитического уровня, и значения.

Принято считать, что первая грамота на бересте найдена в 1951 году - во время раскопок в Великом Новгороде. На кору натыкались и раньше, но внимания на ее свернутые рулончики не обращали – они просто уходили «в отвал». Все изменилось, когда кому-то пришло в голову такой рулончик развернуть и внимательней всмотреться в царапины. До этого и подозрения не было, что бересту можно использовать столь неожиданным образом – не просто письма, а письма бытового уровня. До этого «наука считала» что само по себе письмо на Руси Великой было делом сакральным, то есть святым, и им занимались тщательно обученные люди. А записи вели только на пергаменте - выделанной до тонкости бумаги телячьей коже. И «вдруг» все сместилось.

Оказалось, что все не так. И очень даже «не так». Настолько, что с тех пор день находки грамоты № 1 - 26 июля 1951 года (экспедиции Артемия Арциховского в Неревском раскопе), отмечается как археологический праздник, только «чуть» не дотянувший до всенародного, что на фоне обилия нынешних праздников выглядит как досадный курьез.

Судите сами. Ведь всего на сегодняшний день в двенадцати городах найдено 1057 грамот. Уже больше тысячи и тысяча эта склонна к стремительному росту. Основная масса находок из самого Новгорода - 959. Другие письмена отыскались в городах бывших новгородских земель: Старой Руссе, Пскове, Торжке… На десяток грамот натолкнулись в Смоленске, еще на несколько – в Витебске, Старой Рязани (городище в относительно изрядном удалении от современного города с этим же названием – А.М.), в Нижнем Новгороде, в Твери, белорусском Мстиславе. Совсем недавно исписанная береста найдена в Москве (пока числом до трех), прямо в копаном и перекопанном садике, что у Тайницкой башни. По преданию здесь в XII веке стояла некая приказная изба («сместный» [совместный] суд князя и посадника) - контора, если по-нашему, к которой и стекались всякого рода ходоки с прошениями. Чаще всего с берестяными. Получил ответ и свою памятную записку тут же, у крыльца, выбросил. Разве сейчас не так?

В Звенигороде Галицком «подняты» три грамоты. И если бы, попутно заметим, Подольскую линию Киевского метро в свое время копали не «ударными темпами», то многое отыскалось бы и в Киеве. В столицах всегда не до археологов, а тем более - старой бытовой истории. В них творятся, во всех смыслах глагола, процессы будущего. Другое дело провинция – за Христа ради, науки и знаний о самих себе там землю руками перетирают, что окупается находками. Часто уникальными.

Так, из общего ряда «березовой грамоты» выпадает береста №419 (фото), и не потому, что в ней записаны для памяти молитвы, а странным для материала и своего времени оформлением записи. В виде книжечки, что дает основание считать - прием «книжного оформления текста» использован за несколько веков до появления собственно книги в ныне привычном ее виде. Так сказать, закономерное развитие технологии по логическому ряду.

УДИВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ. Но главное все же тексты, начиная с самых первых находок. А это не только челобитные, записки духовных лиц, заговоры - в частности, «от лихорадки» (грамота № 930), копии «серьезных» документов. Но чаще всего это сообщения бытового уровня. По временному отрезку все с Х по XV века. Как время устанавливали - ведь ни одна из «записок» дат не содержит? Здесь целый сбор наук. От стратиграфии, то есть о месте расположения находки по отношению к почвенным слоям и другим находкам, до дендрохронологии, которая использует относительно изученные приемы датировки материала растительного происхождения. Плюс анализ лингвистических особенностей языка по его временному срезу.

Почему до XV века? Позже массовой стала дешевая бумага. И на бересту начали смотреть как ныне на «мобилки» первых моделей. Все закономерно. А раньше Х века? Раньше, предполагаем, была малолюдность и заселенность Пространства в его березовых местах менее «продвинутым» населением.

Но однозначно то, что во всех без исключения грамотах, начиная с той, что помечена № 1, отчетливо «читается» очень высокий уровень общественных отношений и упорядоченного, давно сколоченного общежитейского уклада. «Первая» хоть и дошла до нас фрагментом, но и из него видно, что речь идет о серьезно налаженном налоговом сборе: с такого-то села «позёма и дару» в пользу некоего Фомы нужно взять столько-то, а с такого-то - столько.
Фрагментарность записок вполне объяснима. Многие адресаты и сегодня, заботясь о конфиденциальности, рвут записки на части. Замечено и осознано это обстоятельство очень давно. Так, в известном специалистам «Вопрошании» Кирика Новгородца (XII в.) прямым текстом отражено беспокойство: а нет ли, храни Боже, греха в том, чтобы «по разрезанным грамотам ходить ногами»? Важна не столько ментальная бдительность клирика Кирика, сколько масштабность собственно грамотности, ее размах, проникновение в массу бытия. И, как бы там ни было, трепетного отношения к собственно процессу словотворения и словофиксации.

Накопление «подножного» материала позволяет посмотреть на собственного предка с заметно возросшим удивлением. Хотя бы потому в 50-70 годах прошлого века исследователи трактовали непонятые ими самими места как малограмотность «писцов» - в смысле всех писавших берестяные записки, а также «неустоявшестью языка Древней Руси» (?) и Бог знает еще какой научной глупостью. Однако, со временем наиболее «упертый» из исследователей – А.А.Зализняк, доказал, что 90 процентов грамот написаны без ошибок. То есть грамотно. «Очень и очень». А сама письменная речь опирается на стройную систему - грамматическую и орфографическую.

Но если оценивать ситуацию через призму устоявшейся исторической матрицы, в основе которой, напомню, прямо и опосредовано предписанное наукой варварство нашего предка, то этого не может быть! В принципе. Как сказал бы нынешний национал-продвинутый интеллигент, уверовавший в успешную карьеру с помощью багажной сумки в клеточку. Ведь для выработки системы нечаянно обнаруженного уровня и доведения ее до форм совершенства требуется время. Много исторического времени. А нас уверяют, что в нашей грамоте и производной от нее грамотности – все от Кирилла и Мефодия, славных до сусальной святости солунских братьев. Но от их «подвижнического подвига одарения» в IX веке нашего вроде бы не знавшего грамотности предка упорядоченным алфавитом и двух веков-то не прошло. Мизер. Для явно хорошо и уже очень прочно отлаженной общеэтнической системы.

Конечно, можно сказать, что массовая грамотность высокого уровня семимильными шагами ломилась через необозримые славянские просторы, через топи, болота и дремучие леса, через полугодовую нашу зиму, через тотальное бездорожье и через такую же косность обычного в таких случаях неприятия нового. Сами-то верим? Или по привычке верим «языкатым» бабам?

Чушь полная! Но такой чушью нас кормят до сего дня. Массовая грамотность за такой короткий промежуток времени ни утвердиться, ни устояться не может. И тем не менее. Феномен никто, похоже, объяснять не собирается. А ведь речь идет не только о высокой степени массовой – народной грамотности! Но и ломке целого ряда иных сложившихся стереотипов.

СОДЕРЖАНИЕ. Внимательнее всмотримся в тексты, разумеется, адаптированные к современности. Вот муж пишет жене: «Пришли рубашку. Рубашку забыл». Здесь сознательно, для вящей доходчивости, используется прием акцентирования – привычно и обкатано. Повтором главного намеренно очерчена сложность ситуации, в которую попал автор, записки переданной с оказией в наши времена. Но чтобы кто-то не съязвил, что, мол, ничего такого «осмысленно-литературного» в заурядном послании нет, обратимся к «берестяной» просьбе вернуть долг посреднику: «От Жилы Чудину. Дай Ондрею рубль. Если не дашь, то сколько сраму ни заставит Ондрей меня принять из-за этого рубля, он весь твой». Может здесь тоже талант невелик, но автор и в этом случае демонстрирует прочный навык общения с письменной речью.

Но даже этот несомненный литературный дар не идет ни в какое сравнение с речью некой пылкой новгородской молодки. Женское любовное письмо из XI века (грамота №752) – верх эмоций и страстей. Впрочем, судите сами: «…посылала к тебе трижды. Какое зло ты против меня имеешь, что в это воскресенье не приходил? (…) Неужели я тебя задела тем, что посылала тебе эти письма? А тебе, вижу не любо. Если бы тебе было любо, то ты вырвался бы из-под людских глаз и примчался… Отпиши мне как обычно…Если ж я тебя по своему неразумению задела и ты будешь надо мною насмехаться, то осудят тебя Бог и моя худость (я сама)». Да тут такие «Унесенные ветром» вылупиться могут, мир слезами умоется.

«А адресату действительно было «не любо». Разорвал письмо на два куска и узлом связал. Тоже своего рода демонстрация страстей. Их – страстей, слепок так и нашли через 900 лет, узел развязали, прочитали и устроили международную конференцию!» (Юрий Одессер). Результат закономерен.

Вот еще о долгах (фрагмент грамоты № 115). В переводе: «От Пол[о?]чка…[Ты] взял девку у Домаслава, а с меня Домаслав взял 12 гривен. Пришли же 12 гривен. А если не пришлёшь, то я встану перед князем и епископом; тогда к большому убытку готовься…»

Сработала или не сработала угроза судебного разбирательства – не известно. Но совершенно точно знаем – предок абсолютно точно знал, что говорить и как говорить. В быту. Потому что опирался не только на давно привычную письменную систему, но и на такую же – юридическую. И никаких церковнославянских искусственностей типа «азм есть еси…». С отчетливым видом на то обстоятельство, что знаем о самих себе жалкие крохи из того, что могли бы знать. Но и они сознательно сметены и сметаются по-прежнему в большой бескомпромиссной политической борьбе - за овладение контроля над пространством.

И тем не менее, уже накоплен достаточный по объему материал для констатации, что письменная речь и грамотность, в неблизком по времени Х веке привычна обиходна, вполне внятна и даже образна. А достижение последнего качества невозможно без долгой и упорной тренировки обеих сторон - как адресанта, так и его адресанта, то есть пишущей стороны и читающей. Эта привычка давно – очень давно и прочно, вошла в быт всех слоев населения.

Но ведь еще совсем недавно в научной литературе и общественных представлениях, ею сформированных, доминировало убеждение, да и сегодня не без этого, что уровень развития общества на Руси первых веков прошлого тысячелетия находился на более чем скромном уровне. Сегодня ситуация меняется коренным образом. Больше того, появились суждения, что «оценочная ошибка» вызвана было скудостью первичной информации, и этот «недостаток» заставлял судить о прошлом по представлениям XVI-XVII вв., «относительно хорошо изученным». То есть приходилось, цитирую специалистов, «достраивать картину, исходя из знаний о более позднем периоде, и казалось безусловным…, [что] тогда на Руси, включая и Новгород, царила чуть ли не поголовная неграмотность». На деле вышло, что все не так. Сословная грамотность оказалось образцовой, даже по отношению к нынешним временам. Тем более к нынешним. Особенно удивило исследователей то обстоятельство, что грамотными в массе оказались женщины. Больше того, они имели свой голос, часто непререкаемый, если судить по текстам бересты. Жены посылают мужьям наказы, которые по тону граничат с приказами. Свидетельство высокого уровня женской самостоятельности? В том числе в святая святых – денежных отношениях.

Оценивая тексты грамот и публикации о них, трудно не утвердиться в мнении, что исследователи, отыскавшие это богатство, совершили то, что ни в обществе, ни в научной среде, корректирующей его выводы, никак не ожидалось. И, тем не менее, это всего лишь малая часть айсберга, поскольку привычные нам исторические матрицы так и остались практически в незыблемой своей монолитности. Отчетливо это видно по грамотам, что содержат
ОБСЦЕННЫЙ АКЦЕНТ. Неизвестен термин? Известен, правда не столько термин, сколько то, что им обозначается. А обозначается им та часть нашей лексики, которая стыдливо относится к ненормативной, что не отвечает самой сути такого деления. Поскольку если всмотреться в эту самую суть, но «законная норма» все-таки отыщется и на поверку окажется совсем не тем, что подразумевается под ней ныне, то есть голый и грубый физиологизм.
И при этом бытует мнение, что всю нашу знаменитую ругань в ее грубейшем бранном исполнении на девственно чистую Русь «занесли татаро-монголы». Кто ж еще, кроме них? «Все, - журчат голоса, - показано в словаре Даля». И эта «научная ссылка» - на Даля, продержалась в практике «понимания вопроса» довольно долгое время. И сегодня держится. Но насколько позволяет судить «собственная испорченность» у тюрков и родственных им татар помимо известного русского варианта есть и свой собственный. И очень сильно с нашим не созвучный. Как-то, на моих глазах киргизы в лежку легли, когда прибывший с Украины командированный назвал свою вполне приличную фамилию: «Коток!» Признаться, и я тогда ничего не понял. Объяснили. Спасибо, что ни наглядно.

Характерные берестяные грамоты и с татар, и с моголов «языковый грех» авторства явно сняли. Все задолго до них «было известно». Кстати, с англичанами тоже беда. Прогундел кому на языке оригинала невинное – «сын пушки», сразу во враги запишут.

Но вернемся в русло темы. В самой длинной из четырех грамот с обсценной лексикой некая Анна просит брата заступиться за себя и дочь. Она жалуется, что знакомый сторонам Коснятин, обвинил её в каких-то «поручительствах». И мало того, «ярлыками обвешал» - «… назовало еси сьтроу коровою и доцере блядею…». Возмущение было столь велико, что женщина от волнения допустила явную описку, пропустив, букву «у» в слове коуровою – курвою (о корове в таком контексте, говорят специалисты, речь идти не может) и неверно написала слово сьстроу.

И хотя здесь речь идет именно о грубом оскорблении, корень бляд- (переход гласных в корне блуд-) для древнерусского периода лингвисты все-таки обсценным не считают. В старых церковных текстах он встречается чаще, чем думается, поскольку речь-то об одном из «основополагающих» грехов. Забавно, но факт, и другие бранные - на сегодняшний день слова, в этих самых древних грамотах отнюдь не отмечены знаком полноценной ругани. Больше того, они, скажем так, отдают душком, чего-то возвышенного, давая тем самым понять, что конкретно в этом тексте читается еще более древняя сакральная основа. Вполне безобидная. А современная брань – не более чем информационная матрица, «пристроенная улицей» к наших собственным мозгам. Именно поэтому название буквы той же «кириллицы» («Х») вдруг стало ругательством.

Со словом коурва еще проще. Это явное переосмысление - «под брань», оттенков лексики западных славян. Но и ее основа невинна, как младенец. Припомним – кто знает, что каждый офицер при разработке военных операций использует прибор с названием «курвиметр». Он незаменим при замерах на карте. А лексическая основа восходит к слову кривая. Был ли известен такой армейский прибор при вроде бы много и успешно воевавших «татаро-монголах» - вопрос. Но вот использование этого «бранного» слова задолго до «ига» сомнений не вызывает. Грамота № 531 на корню разбивает (вкупе с грамотами № 330, № 955…) «научную теорию» о происхождении русского мата. Оказывается – свое, родное. «Испорченность» в нашем собственном сознании.

УДИВЛЯЕМСЯ ЕЩЕ. Сказанного вполне достаточно для вывода, что находка этих странноватых древнерусских текстов буквально вздыбила все представления о прошлом Руси, в том числе и поле отечественной лексики, как и представления о ее носителях, сделав их, эти представления, много более четкими. Ведь еще совсем недавно «научно доказывалось», что уровень этой лексики, равно как общественных отношений в Древней Руси, был, повторимся, достаточно примитивным – не в пример «продвинутой» Европе. Дескать, в отличие от эталонной у нас царило тотальное невежество. Особенна в период с Х по XVII века – вплоть до царя Петра, который приобщил Русь к «демократическим евроценностям». На деле все оборачивается легендой.
Собственно эта посылка звучит и в часто цитируемом высказывании одного из несомненных авторитетов по исписанной бересте и касается наблюдения, что к XV веку уровень массовой грамотности новгородцев, и не только новгородцев, заметно снижается. «За первую половину прошлого тысячелетия новгородское общество явно деградировало». Наблюдение потребовало объяснения. И оно, конечно же, отыскалось. Мнение звучит так: «В начальный период Новгород был больше связан с Западом, а позже он оказался под князьями, проводниками восточного влияния…» (академик В.Л.Янин).
Есть известное народное изречение. Напомню: об академиках либо только хорошее, либо ничего. Поэтому ограничимся только хорошим. Без иронии. Но тем не менее заметим, что в данном случаем видим проявление диктата сложившейся информационной матрицы. Нас всех так научили, больше того – заставили думать. Кульчицкие. Поэтому иного и ожидать трудно. Часто от академиков тоже. А как именно заставляют, знаем по практике современной Украины.

Но все-таки первопричина справедливо замеченной общественной деградации в этот исторический период времени - совсем в другом. А именно – в тектонического уровня экономическом сдвиге торговых путей с пространства Суши на пространство Моря. Торговля Новгорода хоть и зависела от воды, но реки того периода времени были все той же калькой сухопутных дорог, может только чуть более удобными и грузоподъемными. Но и они не решали проблемы масштабных перевозок в принципе. Это было по силам только новой среде – морской и океанской, и новым технологиям, в нее - эту среду, пришедшим. Смещение торговли сразу же аукнулось в ранее традиционных для нее местах: деградаций и экономическим упадком, снижением общего культурного уровня населения. Нечто подобное происходит сегодня в современной Украине, несмотря на все потуги, фактически уже оказавшейся за границами общемирового экономического поля. Зато в «своих собственных».

А что касается «рокового востока», оказавшего столь «пагубное влияние» на Новгород, равно как и древний Киев и, насколько понимаем, не только на них, то города азиатской части континента в период новгородско-киевского расцвета были на много более высокой ступени развития, чем города западноевропейские. Видел собственными глазами. Жаль только - в раскопках. Но и развалины впечатлили. Не только меня. И подвели к выводу, что глупость, обрамленная в замысловатые наукоподобные виньетки, своей сути не меняет. Перенос оценочной ситуации нынешних времен на все историческое пространство – явление отнюдь не сегодняшнего дня. Но это вовсе не означает, что истина зарыта именно здесь.

И еще блошиная заметка, имеющая отношение непосредственно к языку новгородцев. Его исследователями, в том числе и уважаемым академиком Валентином Лаврентьевичем Яниным, но больше А.А.Зализняком, замечена некая его странность. Поясню.

«В школе нас наставляли, что в древности все восточные славяне, населявшие Россию, общались на едином языке. И только потом – где-то веку к XV-XVI, в связи с политическим разделением, он – единый, размежевался - на русский, украинский и белорусский» (А.А.Зализняк). Но при этом, заметим походя, почему-то глухо игнорировались и продолжают игнорироваться словацкий, болгарский, сербский, полабских славян Германии, сицилийских славян Италии и целый ряд других явно и слабо явно родственных и сегодня языков. Великое их множество без объяснений оказалось за рамками темы былого единства.

Сегодня академик РАН Анатолий Андреевич Зализняк своей компетентностью и на основе берестяных грамот вывод такого рода серьезно корректирует. Он утверждает, что в Киеве (!), Рязани, Москве (до ее официально назначенного возникновения) присутствует единая форма русского языка. А вот в Новгороде «она была совсем(!) другой». Потому что «лингвисты насчитали более 30 серьезных отличий». Этого оказалось достаточно для далеко идущего вывода: «диалекты Новгорода и Центральной России со временем не расходились, как с Украиной и Беларусью, а сближались», поскольку «самые большие отличия новгородского языка от языка Центра России характерны не для позднего периода – XVI в., а для начального XI». А это означает, что «древняя Русь по языку не делилась, как сейчас, на три части: Россию, Украину и Белоруссию», а «была по языку двусоставной – из Новгородских земель и земель Центральной России». «Поэтому мнение об изначальном языковом противостоянии Украины и России можно считать несостоятельным» (А. А.Зализняк).

Мне сложно судить, насколько трудно дозревать до глубин такого вывода. Много проще всмотреться в сохранившиеся киевские тексты времени митрополита св. Петра Могилы и давно убедиться - именно так оно и есть на самом деле. Без всякого свидетельства берестяных грамот. А что касается территориальных, пространственных различий и тонкостей, то они вполне закономерны. Язык ведь – субстанция живая. Тем более, что сами люди в силу все той же живости, имели и до сих имеют свойство «пространственно перемещаться», по тем или иным причинам. Часто серьезным. Так, может быть важнее констатировать не «большую близость новгородского языка с польским, чем с «киевским» (В.Л.Янин), а искать собственно эти причины.
Но все равно забавно: оказывается, что сего дня на Украине говорят с большим новгородским акцентом, чем в самом Новгороде. Это касается таких «чисто украинских слов», что проявляются в «сугубо новгородских формах» - нози, руци. Понятно, что применительно к Х веку. И этот язык берестяных документов с территории Новгородской феодальной республики (включая Старую Руссу, Торжок) принято сегодня называть древненовгородским диалектом.

Похоже, что таких диалектов единого русского языка было несколько. Отголосок этого растянутого «несколько» просматривается в различных векторных направлениях. В частности, в таком. Помнится, при сходе с политической арены Советского Союза началась целая череда национальных языковых вакханалий. Для снижения уровня напряженности российские историки как пример желаемой, но все время мылом ускользавшей языковой толерантности стали прибегать к аналогиям. Дескать, при великом князе литовском Битовте сыне Кейстута, в его собственном «незалежном» и достаточно обширном местечке государственным языком считался русский. Оформлялось это обстоятельство как факт некой высокой государственной мудрости. Дескать, этот конкретный герой Грюнвальда был настолько прозорлив и дальновиден, что для неких политических целей санкционировано допустил в собственные властные пределы чуждый для них язык. Бред это. Несвязней идеи «восточных ханов», «принесших на Русь дремучее невежество». В «государственном механизме» работает - может работать только тот язык, на котором разговаривает большая часть населения. В пример нынешней Незалёжной, что разваливается на глазах. В том числе по причине этнонационалистического языкового диктата. Иного не дано, иное попросту абсурдно. И, тем не менее, из этого абсурда выдавлен некий политический дивиденд. В этой же связи напомню, что в родном языковом поле нынешней Западной Украины Иван Федоров довел до технологического завершения свой первопечатный труд. Во Львове, если кто забыл. В иной языковой среде? В той же самой - но в осколках уже не единой Руси Великой, чему немалое число других не менее прямых подтверждений. То же сделал Франциск Скорина, но только в польском ныне языковом пространстве, украшенном сегодня уже не «кириллическими», а буквенными «латинскими виньетками». Народ ведь не должен сомневаться, что «местечковые авторитеты» требуют от него беречь «как свое», читай - их собственное, а что презирать – «как чужое». Если придерживаться такой точки зрения, то все - без давления, гладко, четко и прочно войдет в свои собственные пазы.

Что касается неновгородских берестяных грамот, то они также несут внятную толику информации о старом едином говоре своих регионов. Для полноты информации дополним, что несколько грамот от общего их числа написаны также на общем церковнославянском, искусственно разработанном и специально внедренном в практику с началом массированной католической экспансии как фактора процесса глобального переноса торговых мировых путей – с Суши на Море. Еще есть пять текстов на неславянских языках. На карельском, но «кириллическими» буквами, (гр. № 292) изложено заклинание против молнии. Найден русско-карельский словарик сборщика дани, чуть умевшего, что тоже примечательно, изъясняться по-карельски. Есть латынь, греческий, немецкий, одна из смоленских грамот доносит до нас древнескандинавские руны. И это тоже свидетельство все тех же экономических контактов.

Но я остерегся бы называть их международными, поскольку получим уже замеченное – все тот же перенос современности на дела давно минувших дней в преданьях старины глубокой.

Любопытный поворот. Академик В.Янин, фактически взламывая привитую предыдущими поколениями историков информационную матрицу, тем не менее, очень резко оценивает выводы другого академика – А.Фоменко, который, по сути, занимается тем же самым. Бывает.

ВЫВОДЫ. Собственно, их четыре – из поведанного берестой. Первый в том, что в отличие от насаждавшихся на прошлое Руси взглядов, ее население было не просто образованным. Оно было высокообразованным, и эта образованность, пронизывая все слои общества, являла массовый характер. Легенда о патриархальной дикости и изначальном славянском варварстве (К.Маркс, И.Г.Гердер…) оказалось несостоятельной. Мягко говоря. Второй. Сведения источников о высочайшем вкладе так называемых «солунских братьев» в просвещение наших предков оказалась, как и многое другое, попросту легендой. Мифом, сказкой, отражением жесточайших экономических процессов в борьбе за контролем над Пространством. И не более того. Собственно, это подтверждается и другими наглядными обстоятельствами. В свою прошлогоднюю поездку на Тянь-Шань, обратил внимание на наскальные изображения, которые по временной своей составляющей демонстрируют процесс преобразования рисунка в так называемое рунической письмо, и как последнее трансформируется в буквенный ряд. В частности, кириллический, с его весьма специфическими «русскими» буквами. Но это тема для отдельного разговора. Третий вывод утверждает в общности всего славянского поля, опиравшего на единый древнерусский язык, далеко выходящий за трактовку «трех родственных корней». Именно поэтому такое повышенное внимание российской власти к академику Валентину Лаврентьевичу Янину, щедро чествующей его высокими наградами. И вполне по заслугам. Четвертый вывод связан с понимаем государственности как таковой в явно искусственном нынешнем ее толковании. Хотя бы потому, что мы привязываем его к тому в нашем прошлом, чего не могло быть в принципе. И не было. О какой государственности может идти речь, если земли передаются по наследству, если территория делится между родными братьями? Она - государственность, появится много позже. У немцев, например, только к началу ХХ века, у итальянцев и того позже - к его середине. Здесь все еще есть над чем размышлять.

Собственно, есть и пятый вывод. Он в том, что украинским властям на фоне сказанного необходимо не реальное отражение происходивших в прошлом процессов, а некий их лубок с подгонкой под собственные властные интересы текущего порядка, не имеющие никакого отношения к государственности как таковой. Потому ее и нет. Если по факту. ▲©