Кажущаяся столь необычной стыковка разнородных понятий экономики и искусства не обещает в данном случае всестороннего сравнительного анализа экономического и художественно-эстетического способов жизнедеятельности человека. Автор поставил перед собой задачу довольно узкого и одностороннего рассмотрения связки этих понятий под углом зрения соотносительности противоположных способов человеческой жизнедеятельности — материально-преобразующей и рефлектирующей. Сложность выполнения данной задачи усугубляется необходимостью предварительного определения исходных понятий этих двух видов человеческого мироотношения, восходящих к предельно абстрактному философско-социологическому их толкованию. В кратком изложении суть их такова.

Экономика является той стороной отношения человека к миру, которая связана с вторжением в этот мир, его практическим изменением и преобразованием, а выражаясь гегелевским языком — с его "негацией", разрушением в актах материального производства и завершающего его потребления. Жизнь человеческого рода осуществляется за счет смерти, уничтожения растительного и животного мира, который восстанавливается нами опять же с целью перманентного его уничтожения. По Гегелю, "чистая негация вещи" есть "ее потребление" [Гегель, 1959: с. 103]. Подобное мироотношение не выходит за пределы биологического существования с той лишь разницей, что те или иные виды животных односторонне, каждый в своей нише, негативирует материальный мир, а человек, пользующийся орудиями труда, негативирует его многосторонним, можно сказать универсальным, способом. Противовесом этому виду мироотношения, имеющему разрушительный характер, особенно в пору товарного производства, выступает иной вид — идеальное, спокойное и безвинное, рефлектирование, способное по своей сути задерживать преходящесть мира, останавливать в идеальной форме те или иные его эстетически значимые фрагменты в их реальной текучести и изменении. Таким образом разрушительной, жестокой негации противостоит сберегающее мир его задержание (кстати, этот термин также принадлежит Гегелю, им часто пользовался и Э.Фромм). Классическим примером этих свойственных человеку видов мироотношения является строевой лес: как объект экономики, негации он уничтожается в строительном или химическом производстве; как объект искусства сохраняется — превращается в заповедник, своего рода "музей" для сохранения и созерцания красоты природы. Двоякое отношение к внешнему миру присуще только человеку, и рефлектирующее мироотношение является сугубо человеческим свойством. Животное только негативирует мир. Человек не только негативирует, но и задерживает его. Свойство фиксирующего "задержания", присущее понятийному мышлению, приводит к созданию второй, искусственной природы человека, из которой рождается культура, и прежде всего художественное искусство — остановленное, задержанное прекрасное либо в форме его непосредственного утверждения, либо в форме отрицания всего уродливого и мерзкого в человеческой жизни.

Двойственность человеческого мироотношения обусловлена творческим его характером: развитие принципиально нового — человеческого — способа освоения внешнего мира за счет сознательного совершенствования искусственных, экзогенных органов тела (вначале камни, скребки, дубинки, а затем — социоморфные машины) осуществляется по логически востребованной схеме — от настоятельной потребности инструментального возвышения, через испытание страданий, к новой модели своего совершенствования и от нее к практически разработанному новому способу деятельности и поведения (к орудиям труда, нормам и понятиям). Если же говорить коротко, то неудовлетворенная новая потребность (страдание) человека удовлетворяется поисками и обретением реально осуществимых моделей и схем действия. Таков механизм диалектического возвышения человечества. Это возвышение осуществляется за счет присущего искусству отбора социально (гуманистически) значимых явлений общественной жизни путем их обобщения в типичных художественных образах и придания этим образам значения императивных норм. В человеческой истории все время происходит эскалация этого отбора моделей и типажей, по которым в общественную жизнь постепенно внедряется новая, более развитая и возвышенная социальная реальность. Мыслители и социологи прошлого никак не могли осмыслить суть этого механизма, полагая, что прогресс во взаимодействии человечества с внешним миром приведет его, в конце концов, к счастливому финалу. Так, немецкий социолог конца XIX века Ф.-К.Мюллер-Лиер, автор довольно оригинальной книги "Социология страданий" полагал (очевидно, не без влияния О.Конта), что человечество через страдания движется к своему совершенству благодаря научному осмыслению своего положения в мире. По его мнению, история человечества включает четыре фазы развития: первая — терпение без всяких размышлений ("жалоба, бесцельные вопли и стоны"); вторая — иллюзия ("заклинание, жертвы и молитвы, а также моральные запреты"); третья — смирение, квиетизм ("пассивное отречение", "у пессимистов — отрицание жизни и отчаяние, у оптимистов — восхваление страданий"); четвертая — действие, активизм. В этой последней фазе, пишет далее он, "с ростом просвещения люди научатся смотреть на себя, как на солидарных союзников против страданий, так как теперь всякое горе, за исключением влияний не покоренной части природы, причиняется человеку человеком же, и основано на взаимности" [Мюллер-Лиер, 2007: с. 155]. "Человек, — утверждает Ф.-К.Мюллер-Лиер, — прежде всего бывший на положении нищего по отношению к природе, постепенно становится властелином земли. Теперь он выступает с боевым кличем и объявляет войну той гидре бедствий, перед которой он сперва стонал, которую он потом заклинал своей мольбой, жертвоприношениями, которую он, наконец, рабски превозносил и восхвалял как какой-то слепой рок" [Мюллер-Лиер, 2007: с. 150].
Прогресс реального гуманизма, безусловно, несомненен, но он вовсе не означает достижения абсолютного благополучия людей, ибо на смену од¬ним потребностям приходят другие, и, стало быть, меняются только формы рефлектирующего мироотношения.



Экономика в качестве материально-преобразующего вида человеческо¬го мироотношения необходима человеку в случаях:
— его самовыживания (производство необходимого продукта);
— его развития и совершенствования (производство прибавочного про¬дукта);
— создания необходимого материального субстрата художественно-эс¬тетического продукта его рефлектирующей деятельности (тиражи¬рование этого продукта);
— обмена предмета искусства на те или иные материальные ценности (продажа предметов искусства).
"Задержание" (сохранение) в качестве рефлективного вида человеческого мироотношения имеет место в случаях:
— обнаружения давности социального (социокультурного) явления (предметы исторического прошлого, мемориальной эстетики — музейные экспонаты);
— присущести предмету редкого естественного долговременного, "вечного" свойства прекрасного (золото, бриллианты, драгоценности);
— запечатления предмета или жизненной ситуации, обладающих эстетическим совершенством или социальной самобытностью.
Противоположность этих двух видов человеческого мироотношения, таким образом, налицо. Сколь бы ни пребывали в сфере обращения товары широкого потребления, они, рано или поздно, негативируются: хлебобулочные изделия, в конце концов, съедаются; одежда и обувь изнашиваются; мебель отживает свой век; дома ветшают и уступают место новым и т.д. Сколь бы ни разрушало время материальную оболочку созданного гением художественного образа, он живет века — реставрируется, тиражируется, репродуцируется, сохраняется и сберегается в памяти человеческой как "остановленное мгновенье".
Два вида человеческого мироотношения не только враждуют между собой, но и тесно друг с другом связаны. Более того, иной раз они норовят подменить один другого. Так, нам жаль расставаться с долго служившей нам вещью, к которой мы привыкли, — прохудившимися домашним тапочками, с надбитой чашкой или престарелым шкафом. Это в том случае, если в нас преобладает свойство "задерживающего", эстетического мироотношения. Но немало среди нас и тех, то выбрасывает "старый хлам", торгует антиквариатом, иконами, художественным дефицитом, радуясь тому, что получил от этой продажи изрядный куш денег. Это в том случае, если в нас преобладает свойство негативирующего, потребительского мироотношения, чувство фетишистского обладания.
В социологическом понимании экономика является процессом создания, обмена, распределения и потребления необходимых для физического существования человека вещей, предметов и услуг. В ней различимы три взаимодействующие между собой фигуры — производитель, посредник (торговец) и потребитель. В таком же, социологическом, понимании искусство есть создание художественных образов и их восприятие. В нем также различимы три фигуры — художник, посредник (распространитель, устроитель, импресарио) и публика (читатель, зритель, слушатель). В современном, обыденном понимании искусство является специфической сферой экономики, создающей художественные произведения в качестве обычного товара. Но это далеко не так. Попадая в орбиту товарно-денежных, экономических отношений, искусство, казалось бы, действительно подчиняется этим отношениям, становится предметом купли-продажи: мы покупаем по разной цене книги и журналы, платим деньги за вход в картинные галереи, театры или концертные залы, приобретаем за баснословные цены художественные полотна, антиквариат. И тем не менее мы далеко не всегда пользуемся произведениями искусства как произведениями искусства — большинство его "покупателей" приобретают всего лишь предмет развлечения, символы своего материального могущества, закрепляя или повышая благодаря предметам искусства свой социальный статус. Большинство людей, имея произведения искусства, не пользуются ими адекватным образом — не переживают внушаемых художником чувств, не испытывают того катарсиса, который имманентен подлинно художественному восприятию в качестве вызываемого и преодолеваемого им страдания. И здесь впору остановиться на рассмотрении соотношения двух видов человеческого мироотношения.



Экономика как мироотношение противостоит искусству; искусство как мироотношение противостоит экономике. Но это противостояние двух начал просматривается лишь на уровне предельного абстрагирования их понятий. В обычной жизни, на обыденном уровне оно не представляется очевидным и поэтому легко создает иллюзии их совместимости и взаимодополняемости. Да и в самом деле: большинство из нас едят, пьют, отправляют свои физиологические потребности и вместе с этим ходят в кино, слушают музыку, читают книги, наслаждаются балетом, просиживают у экранов телевизора, а нередко и сами пишут стихи, влюбляются, общаются с дорогими им людьми и т.д., и т.п. Казалось бы, гармония, органичное сочетание двух видов мироотношения налицо и не порождает никаких проблем. Но есть два момента, разрушающих эту кажущуюся гармонию. Во-первых, в различных ситуациях наблюдается доминирование, порой довольно резкое и заметное, одного из видов человеческого мироотношения. Во-вторых, происходит далеко не всегда заметная модификация одного вида мироотношения под влиянием другого, господствующего в данном социуме. И в современном мире таким господствующим видом чаще всего является экономика, что обусловлено, прежде всего, самой витальной природой первичных потребностей людей. Убедительно и просто говорил об этом К.Маркс: прежде чем писать стихи, сочинять музыку, человек должен есть, пить, одеваться, иметь крышу над головой. Но как только эти настоятельные первичные потребности удовлетворены, на передний план человеческой жизнедеятельности выходят вторичные, подлинно человеческие духовные потребности.
И здесь возникает вопрос: а всегда ли? Вопрос не столь простой, и вряд ли однозначный ответ на него может оказаться верным. Дело в том, что каждый конкретный, отдельно взятый человек живет в условиях, в которых исторически заложен определенный функциональный алгоритм, определенные "правила игры", которым он вынужден или должен подчиняться. И в то же время он представляет собой суверенное, независимое существо, логика поведения которого определяется его внутренними, природными качествами или требованиями ближайшего окружения. С одной стороны — он "типичный представитель" того или иного социума (класса, группы), с другой — уникальная и самобытная личность. Как представитель той или иной социальной группы, определенной социальной среды он строит свое поведение по меркам того образа жизни, который диктует его среда. Как самобытная личность он способен выходить за пределы предписанных ему норм или алгоритмов, идти вразрез с их требованиями. Если подобное понимание человека отнести к современным рыночным, капиталистическим отношениям, то вся сложность однозначной трактовки человеческого мироотношения будет заключаться именно в том, что для многих представителей олигархической элиты забота о своем материальном положении, даже о материальном превосходстве над своими конкурентами — давно пройденный этап, но последующий за ним этап духовного производства, приоритетной роли в их жизни духовных ценностей так и не наступает. Не наступает по той причине, что они, представители олигархического клана, банкиры и политиканствующие дельцы, пребывают в состоянии исторической инерции движения общественного строя, который уже исчерпал свой положительный ресурс и существует лишь потому, что однажды запущенный в движение мощный товарно-денежный маховик не может остановиться. И люди строят свою жизнь по устоявшимся канонам капиталистического общества, полагая его вечным и незыблемым. Строят свое существование таким образом, что приспосабливают к товарно-денежным отношениям эстетическую рефлексию и тем самым изувечивают ее до неузнаваемости. Осоциаленное биологическое подминает под себя эту рефлексию, заставляя свободное искусство служить в корне чуждому ему "золотому тельцу". Не будет лишним здесь отметить: никогда классическое искусство не опускалось до грубо потребительского уровня; никогда еда не была предметом поэтического обожания, а если что-либо и было писано о ней, то с большой долей иронии или сатиры; никогда физиология биологических отправлений не преступала ту грань, за которой простирается необъятная область эстетической духовности. И только "жанр" современной базарной рекламы позволяет себе переступать ее, выглядя при этом жалким и смешным в попытке придать товару эстетические свойства.
Такой исход, разумеется, печален, ибо подталкивает всякого здраво¬мыслящего человека к выводу, что он живет в обществе сытых тварей и что c'est la vie, то есть необходимо смириться со сложившимся положением вещей. Более того, иное "благоразумие" нередко пытается оправдать сложившийся в обществе "массового потребления" порядок: оглянитесь вокруг, говорит оно, — полки магазинов забиты книгами самых разных жанров и направлений, к вашим услугам театры и музеи, картинные галереи и филармонии, выбирайте по своему вкусу и нраву все, что вам нравится! Хитрости подобной "демократии" спотыкаются на каждом шагу. Во-первых, молох потребительства настолько приковал людей к плотским вожделениям, что в храме искусства они выглядят примерно так, как евнухи в гареме: формально доступное им подлинное искусство не про них создано! Когда маховик с бешеной силой вращается вокруг животных страстей и желаний, то, сколько ты ни обставляй их шедеврами глубоко человеческого искусства, ответной адекватной реакции на них не последует. Сытая или голодная тварь никогда не поменяет сникерс на фуги Баха или новеллы Цвейга, а поскольку товарно-денежные отношения приобрели в капиталистическом обществе значение функционального алгоритма, то подчиненные ему люди, большинство из них, даже входя в храм искусства, остаются во власти экономического прагматизма и животных вожделений. Во-вторых, демократия в капиталистическом мире есть не что иное, как порождение все тех же товарно-денежных отношений: все покупается, все продается — был бы спрос на товар. И в качестве такого товара выступают шедевры искусства, выполняющие роль социальных символов материального могущества, о чем уже говорилось выше. В-третьих, как сфера духовного производства, как род деятельности искусство продолжает свое существование и в чуждых, противоестественных для него условиях абсолютной негации мира. Но во что оно при этом превращается! В жалкое подобие искусства — в какофонию моды, в опоэтизированные рекламой шоколадки, в прыгающий и дергающийся скоротечный дизайн, в низведение интимности до откровенного органастического секса, в кинобоевики с лужами крови, переворачиванием летящих на бешеной скорости автомобилей и дроблением стекол, в тупые и примелькавшиеся сюжеты-стереотипы с акулами-людоедами, вампирами и прочими страшилками, короче — в бездуховность. Посмотрите, почитайте, что и о чем пишут наши ярко размалеванные журналы! О том, какая суперзвезда с кем переспала или с кем разошлась и с кем сошлась, о том, сколько было любовниц у знаменитого эстрадного певца. Почитайте анонсы к телефильмам: развязный тон, сальные остроты, сомнительные оказионализмы, выдаваемые за последнее слово языковой моды и зомбирующие нашу легковерную публику. Дополняя собой мир вещей и денег, искусство перестает возвышать человека, очищать его душу — перестает быть искусством.
Формула на все времена: "Служенье муз не терпит суеты". Сказано это было вопреки всем дерганьям и кривляньям суетящегося товарного мира: релятивизм этого мира проистекает из самой его природы — из необходимости придать товару ту скоротечную новизну, которая бы повысила его в глазах пресытившегося мещанина. Прислушаемся к сказанному Зигмундом Бауманом в его замечательно печальной книге "Индивидуализированное общество": "Художники (прошлого) работали с величайшей тщательностью, желая обеспечить своим фрескам и полотнам долгую жизнь, архитекторы стремились возводить сооружения, способные простоять столетия. Теперь любимыми материалами в искусстве становятся те, что рекламируют и афишируют свою недолговечность; любимой формой визуального искусства являются "хеппенинги" и "инсталляции", организуемые для единственного показа, на время определенной выставки и подлежащие демонтажу немедленно после закрытия галереи" [Бауман, 2005: с. 200]. Сомневаясь, далее, в ценностях ускоренного развития современного общества, он завершает эту мысль: "Если приверженность долговечным ценностям находится сегодня в кризисе, то происходит это потому, что кризис переживает и сама идея длительности и бессмертия. Но бессмертие оказывается в кризисе в силу того, что главная, повседневная вера в долговечность вещей, способных служить некими вехами в человеческой жизни, подрывается всем со¬временным опытом" [Мюллер-Лиер: с. 201]. Весь же "современный опыт" хорошо известен. Это череда поговорок и девизов грубо-вещистского толка: "После нас хоть потоп", "Пей, гуляй — один раз живем!", "Здесь и сейчас", "Бери от жизни все!", "Умри ты сегодня, а я завтра", "Молодежь выбирает пепси!", "Бизнес, спорт и секс" и т.д. Современный материализуемый мир, получивший название "капитализм", противен искусству. Он по своему духу представляет собой антиискусство, антипод искусства, ибо последнее тяготеет к постоянству и вечности, а товарный мир — к непрерывным изменениям и состоянию релятивизма.

И наконец, в-четвертых, при всей кажущейся демократичности форм и жанров искусство в условиях товарно-денежных отношений оказывается под идеологическим прессом существующего истеблишмента: оно стало простым развлечением (или отвлечением от забот). Приобретя характер "массового искусства", всячески рекламируемого масс-медиа, оно забивает своими антихудожественными запахами и непристойными сюжетами подлинную образность, гуманизм, катарсическое очищение человеческих душ. Засилье детективов и порнухи так давит на нашу психику, что мы постепенно и незаметно втягиваемся в орбиту навязываемых нам суррогатов и невольно становимся соучастниками моральных преступлений. Столь доступное, столь образно и красочно впечатляющее телевидение (кино на дому!), это прекрасное творение человеческого разума и человеческих рук стало для подавляющего большинства наших современников разрушительным идеологическим демоном. Таким образом, не мы выбираем искусство, а псевдоискусство выбирает нас.
Несправедливо позабытый лауреат Нобелевской премии, ученый с мировым именем Альберт Швейцер в 1960 году писал: "...Мы утратили присущее нам духовное начало и нашу индивидуальность в той мере, в какой возросли материальные достижения общества" [Швейцер, 1973: с. 44]. Лучше о диалектике двух видов человеческого мироотношения в эпоху расцвета товарно-денежных отношений не скажешь.

Продолжение следует...

Евгений Иванович Суименко
доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник отдела экономической социологии Института социологии НАНУ