Главная > Культура, Общество > «МНОГО ПРАВДЫ ГОРЬКОЙ И ПРОСТОЙ…» (200 лет Н.А. Некрасову – эхо юбилея) Часть 2
{T_LINK}
«МНОГО ПРАВДЫ ГОРЬКОЙ И ПРОСТОЙ…» (200 лет Н.А. Некрасову – эхо юбилея) Часть 28-11-2022, 11:59. Разместил: Редакция |
«Много правды горькой и простой…» (200 лет Н.А. Некрасову – эхо юбилея) «Что ж я не вижу следов обновленья В бедной отчизне моей? Те же напевы, тоску наводящие, С детства знакомые нам, И о терпении новом молящие Те же попы по церквам. В жизни крестьянина, ныне свободного, Бедность, невежество, мрак. Где же ты, тайна довольства народного? Ворон в ответ мне прокаркал: «дурак!» («Время-то есть, да писать нет возможности…» (1876) «…Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф. 6:10–12) Часть 2 Один из антигероев сатирической поэмы «Современники» с говорящей фамилией Зацепин в порыве запоздалой откровенности, когда сам же он явился причиной гибели своего единственного сына, признаётся: Я – вор! Я – рыцарь шайки той Из всех племён, наречий, наций, Что исповедует разбой Под видом честных спекуляций! Где позабудь покой и сон, Добычу зорко карауля, Где в результате – миллион Или коническая пуля! (4, 240) Возвращаясь к разговору о современном восприятии поэта студентами филологического факультета (другие вряд ли читают Некрасова), надо отметить весьма показательную особенность. Нынешним молодым людям его творчество уже не кажется архаичным, устаревшим, как представлялось молодёжи в советский период. Наоборот, познакомившись с поэмой «Современники» сегодня, юноши и девушки единодушно подтверждают своё впечатление некой удивительной «машины времени»: то ли мы переместились в эпоху, описанную Некрасовым, то ли он перенёсся в день нынешний и является нашим современником, очевидцем происходящего в России здесь и сейчас, изображая в точности эпоху дикого капитализма. Поэма открывается меткой характеристикой этой эпохи. Подмечено и выражено настолько верно, что некрасовские слова сразу же стали универсальной крылатой фразой: Я книгу взял, восстав от сна, И прочитал я в ней: «Бывали хуже времена, Но не было подлей». (4, 187) В «Современниках» представлен целый свод «новейших господ». Это буржуа, капиталисты, ростовщики-банкиры, коррумпированная государственная администрация с армией жадных чиновников, сословие так называемых благородных, продавших честь и совесть ради преступной наживы: Грош у новейших господ Выше стыда и закона; Нынче тоскует лишь тот, Кто не украл миллиона. (4, 241) Все они видят свой идеал не в России, а в «американской мечте» о быстром обогащении: Бредит Америкой Русь, К ней тяготея сердечно… Шуйско-Ивановский гусь — Американец?.. Конечно! Что ни попало – тащат, «Наш идеал, – говорят, – Заатлантический брат: Бог его – тоже ведь доллар!..» (4, 241) Поклоняясь золотому тельцу: «идеал их – телец золотой» (2, 236), – истинного Бога они чтут только ханжески. Так, «миллионщик-мукомол», привыкший умасливать остатки нечистой совести псевдорелигиозным благочестием, подобные советы раздаёт также своим преступным собратьям: Чтобы совесть успокоить, Поговей-ка ты постом, Да советую устроить Богадельный дом. Перед ризницей святою В ночь лампадки зажигай, Да получше, без отстою, Масло наливай! (4, 242–243) В сатирической поэме изобличена целая галерея таких лихоимцев. Среди них – персонаж с весьма характерной фамилией – Савва Антихристов. Его сообщник, такой же пособник антихриста – садист-мироед, «купчина толстопузый» с фамилией, не менее говорящей: Подошёл и Фёдор Шкурин. «Прочь! Не подходи! Вместо сердца грош фальшивый У тебя в груди! Ты ребёнком драл щетину Из живых свиней, А теперь ты тянешь жилы Из живых людей!» (4, 243) Ещё один из когорты «денежных мешков» беззастенчиво бахвалится: Уж лучше бить, чем битым быть, Уж лучше есть арбузы, чем солому… Сознал ты эту аксиому? Так, стало, не о чем тужить! (4, 247) Эти алчные, прожорливые вурдалаки, сосущие народную кровь, заглатывающие в свои адские утробы достояние и богатства России, не насытятся никогда, у них «иные аппетиты»: И то уж хорошо, что выиграл ты бой… Толпа идёт избитою тропой; Рабы довольны, если сыты, Но нам даны иные аппетиты… О Господи! Удвой желудок мой! Утрой гортань! Учетвери мой разум! Дай ножницы такие изобресть, Чтоб целый мир остричь вплотную разом (4, 247) Здесь и «жиды-банкиры» (4, 245), исполняющие свою «Еврейскую мелодию». В ней подаются «толковые советы», как избежать ответственности, проворовавшемуся грабителю государственной казны: Денежки есть – нет беды, Денежки есть – нет опасности (Так говорили жиды, Слог я исправил для ясности). Вытрите слёзы свои, Преодолейте истерику. Вы нам продайте паи, Деньги пошлите в Америку. Вы рассчитайте людей, Вы распустите по городу Слух о болезни своей, Выкрасьте голову, бороду, Брови… Оденьтесь тепло. Вы до Кронштадта на катере, Вы на корабль… под крыло К насей . Денежки – добрый товар, – Вы поселяйтесь на жительство, Где не достанет правительство, И поживайте как – царрр!.. (4, 245) (...финансовой матери... – Англия. – Примечание Н.А. Некрасова) О чужеродном кабальном иге, опутавшем Россию, настоятельно предупреждали Святые отцы – христианские подвижники. «Видимыми бесами» назвал иудеев в V веке святитель Кирилл, патриарх Александрийский; «самые души иудеев есть жилища демонов», – утверждал святитель Иоанн Златоуст. В Евангелии от Иоанна повествуется, как Господь Иисус Христос обличал сатанизм иудеев: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин. 8: 44); «Кто от Бога, тот слушает слова Божии. Вы потому не слушаете, что вы не от Бога» (Ин. 8: 47). От общения с подобными безбожниками предостерегал апостол Павел: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными. Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?» (2 Кор. 6: 14) Современник Некрасова, великий русский писатель Николай Семёнович Лесков в романе «На ножах» разоблачил один из распространённых способов многовековой массовой мимикрии противников Христа, подобных еврею Тихону Кишенскому – экс-нигилисту, жадному и хитрому ростовщику, мошеннику, продажному журналисту, вероломному интригану, шпиону, «полицианту», подлецу и предателю – словом, «деятелю на все руки». Таким, как он, «нужен столбовой дворянин», в том числе и для того, чтобы под прикрытием славянских, особенно знатных, фамилий пробираться на руководящие должности, занимать ключевые посты в государственных, коммерческих, религиозных, общественных учреждениях России с целью кабалить, разлагать и уничтожать коренное население страны, глумясь над его христианскими идеалами и православной верой; маскируясь русскими именованиями и вывесками; снаружи рядясь в овечьи шкуры, будучи изнутри волками; фарисейски прикрываясь благими целями доброделания, безбожно обогащаться, получать свои барыши, выгоды, прибыли и сверхприбыли, служить не Богу, а мамоне. В одной компании с грабителями и коррупционерами – видный государственный деятель, носящий личину неподкупного борца с коррупцией: Гонитель воров беспощадный, Блистающий честностью муж Ждёт случая хапнуть громадный, Приличный амбиции куш! (4, 242) Все они чувствуют себя героями, «триумфаторами» (глава «Юбиляры и триумфаторы»), торжествующими «блестящую победу» в ограблении России: Мелькают крупные слова: «Герою много лет…» «Ликуй, Орёл!..» «Гордись, Москва!» «Бердичеву привет…» (4, 188) Ужасающе омерзительны паразитирующие на жизни страны и народа эти ликующие упыри. Общения с ними надо чуждаться, подобно тому, как следует избегать малейшего соприкосновения с гнусными тварями, мерзкими ядовитыми гадами: Прочь! Гнушаюсь ваших уз! Проклинаю процветающий, Всеберущий, всехватающий, Всеворующий союз!.. (4, 245) «Струны карающей лиры» (2, 231) в оригинальной мозаике поэмы задевают и «военных чинов», и «статских тузов», и «безличную сволочь салонов» (2, 232) – «Общество пёстрое: франты, гусары, И генерал, и банкир, и кулак» (4, 204) – всех, у кого на уме только деньги, нажива, капитал, стремление к безумной роскоши: Каждый графом живёт: Дай квартиру в пятьсот, Дай камин и от Тура кушетку. Одевает жену – Так, что только ну, ну! И публично содержит лоретку! («Финансовые соображения» (1861) – 2, 102) В поэме «Балет» (1866) Некрасов изобличает тлетворную атмосферу духовно-нравственного разложения, распада человеческих связей, физического вырождения: Разорило чиновников чванство, Прожилась за границею знать, Отчего оголело дворянство, Неприятно и речь затевать! (2, 233) Всеобщая продажность как следствие маниакальной одержимости идеей обогащения любыми путями доходит до крайних пределов. Даже молодые люди – и юноши, и барышни – готовы выставлять себя, свою юность на продажу. Но богатых дряхлых покупателей – охотников до такого «товара» – ещё требуется поискать: Тщетно юноши рыщут по балам, Тщетно барышни рядятся в пух – Вовсе нет стариков с капиталом, Вовсе нет с капиталом старух! (2, 233) Солидные капиталы в России, конечно, есть. Только сосредоточены они в руках у немногих: Есть в России ещё миллионы, Стоит только на ложи взглянуть, Где уселись банкирские жены, – Сотня тысяч рублей, что ни грудь! В жемчугах лебединые шеи, Бриллиант по ореху в ушах! В этих ложах – мужчины-евреи, Или греки, да немцы в крестах. (2, 235) Потребительским товаром также становится женская красота. Позавидуй! Эффект чрезвычайный! Бриллианты, цветы, кружева, Доводящие ум до восторга, И на лбу роковые слова: «Продаётся с публичного торга!» («Убогая и нарядная» (1857) – 2, 40) Представительницы прекрасного пола, напрочь лишённые возвышенных чувств, мечтают не о любви, а том, как бы продать свою красоту подороже: Вообще в бельэтаже сияло Много дам и девиц красотой. Очи чудные так и сверкали, Но кому же сверкали они? Доблесть, молодость, сила – пленяли Сердце женское в древние дни. Наши девы практичней, умнее, Идеал их – телец золотой, Воплощённый в седом иудее, Потрясающем грязной рукой Груды золота… (2, 236) Со времени создания этих некрасовских произведений с их социально-политической аналитикой словно ничего не изменилось. Поэт живёт в двух эпохах: в конце XIX-го века и в веке XXI-м. По-прежнему в России: Администрация – берёт И очень скупо выпускает, Плутосократия дерёт И ничего не возвращает («Что нового?» – 3, 221) Всё так же страна в глубоком финансовом кризисе: Из столиц каждый час Весть доходит до нас Про какой-то финансовый кризис. Эх! Вольно ж, господа, Вам туда и сюда Необдуманно деньги транжирить. («Финансовые соображения» (1861) – 2, 100) Процветания, обновления народной жизни к лучшему не замечается нигде и, по всей видимости, ждать его в скором будущем глупо: Что ж я не вижу следов обновленья В бедной отчизне моей? Те же напевы, тоску наводящие, С детства знакомые нам, И о терпении новом молящие Те же попы по церквам. В жизни крестьянина, ныне свободного, Бедность, невежество, мрак. Где же ты, тайна довольства народного? Ворон в ответ мне прокаркал: «дурак!» («Время-то есть, да писать нет возможности…» (1876) – 3, 173) Тех, кто ратует за идеалы «любви, свободы, мира», в «век крови и меча» становится всё меньше: Где вы – певцы любви, свободы, мира И доблести?.. Век «крови и меча»! На трон земли ты посадил банкира, Провозгласил героем палача… («Поэту (Памяти Шиллера)» (1874) – 3, 166) При таком социально-политическом устройстве, когда «Душно! Без счастья и воли Ночь бесконечно длинна. Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна!» (3, 64) –культивируются провокации, доносы, предательство: В наши дни одним шпионам Безопасно, как воронам В городской черте. («Праздному юноше» – 3, 225) Люди, неравнодушные к судьбе родины и народа, практически лишены возможности собраться с силами. Поле деятельности для честных и активных ограничено репрессивными механизмами, запущенными властью в полную силу: За желанье свободы народу Потеряем мы сами свободу, За святое стремленье к добру, – Нам в тюрьме отведут конуру. («За желанье свободы народу…» – 3, 228) Боль об истерзанном народе и о замученных его защитниках наполняется в некрасовской лирике молитвенным пафосом: Войди! Христос наложит руки И снимет волею святой С души оковы, с сердца муки И язвы с совести больной… Я внял… я детски умилился… И долго я рыдал и бился О плиты старые челом, Чтобы простил, чтоб заступился, Чтоб осенил меня крестом Бог угнетённых, Бог скорбящих, Бог поколений, предстоящих Пред этим скудным алтарём! («Тишина» (1857) – 4, 52) Это общая молитва с народом – едиными усты и единым сердцем: Всё население, старо и молодо, С плачем поклоны кладёт, О прекращении лютого голода Молится жарко народ. Редко я в нём настроение строже И сокрушённей видал! «Милуй народ и друзей его, Боже! – Сам я невольно шептал. – Внемли моление наше сердечное О послуживших ему… Об осуждённых в изгнание вечное, О заточённых в тюрьму, О претерпевших борьбу многолетнюю И устоявших в борьбе, Слышавших рабскую песню последнюю, Молимся, Боже, Тебе». («Молебен» (1876) – 3, 181) В стихотворении «Пророк» (1874) Некрасов создал идеальный образ выдающегося общественного деятеля – отважного борца со злом и с несправедливостью. Это не портрет Н.Г. Чернышевского (как учили в советской школе), а поэтическое выражение гражданского идеала. Однако земной путь такого пророка, отважно несущего заповеди Христа, – это крестный путь. Он исполнен страданий, заканчивается трагически, подобно земному пути Господа на Голгофе: Его ещё покамест не распяли, Но час придёт – он будет на кресте; Его послал Бог гнева и печали Рабам земли напомнить о Христе. (3, 154) Лирического героя некрасовской поэзии восхищает способность к самоотверженному служению Истине. Эта судьба представляется возвышенной и завидной: Есть времена, есть целые века, В которые нет ничего желанней, Прекраснее – тернового венка… («Мать» (1868) – 3, 62) Но в себе самом поэт не находил достаточно сил, чтобы разделить такую судьбу. Оттого испытывал он настоящую духовную скорбь, постоянные укоры совести: Узы дружбы, союзов сердечных – Всё порвалось: мне с детства судьба Посылала врагов долговечных, А друзей уносила борьба. Песни вещие их не допеты, Пали жертвой насилья, измен В цвете лет; на меня их портреты Укоризненно смотрят со стен. («Скоро стану добычею тленья…» (1876) – 3, 176) Некрасову всегда казалось, что для родины и народа он сделал слишком мало – и в творческом плане, и в общественно-политической жизни: «Мне борьба мешала быть поэтом, Песни мне мешали быть бойцом» («Зне» (1876) – 3, 175). Наделённый даром неумолкающей совести, он скорбел и «по себе самом» (согласно чуткому замечанию Достоевского), по своему собственному несовершенству: Любовь и Труд – под грудами развалин! Куда ни глянь – предательство, вражда, А ты молчишь – бездействен и печален, И медленно сгораешь от стыда. И Небу шлёшь укор за дар счастливый: Зачем тебя венчало им оно, Когда душе мечтательно-пугливой Решимости бороться не дано?.. («Поэту» (1877) – 3, 302) Зинаида Гиппиус в работе «Загадка Некрасова» (1938) справедливо и тонко отмечала, что поэту «был послан великий дар – Совесть, если в песнях его плачет она, и ею терзались его душа и тело. Не она ли подсказала – не уму, а сердцу его, что не нужно оправданья, нужно прощенье?» Пусть не забывают об этом те «радетели», которые даже и сегодня пытаются чернить имя великого Поэта, жонглируя фактами его частной жизни и оставляя в стороне его творческий подвиг: Много, я знаю, найдётся радетелей, Все обо мне прокричат, Жаль только, мало таких благодетелей, Что погрустят да смолчат. («Угомонись, моя Муза задорная…» (1876) – 3, 177) К «остервенелой толпе» злопыхателей, готовых побивать камнями за каждый нетвёрдый шаг или неверный «лиры звук», но забывающих о Христовой заповеди: «кто из вас без греха первый брось камень» (Ин. 8: 7), обращался Некрасов в стихотворении «Зачем меня на части рвёте…» (1867): «Не оправданий я ищу, Я только суд твой отвергаю» (3, 45). «Некрасов никогда, ни перед кем и ни в чём, не оправдывался: он только просил прощенья. Родине, друзьям, врагам, любимой женщине он говорил “прости”! “Прости” было и последним, невнятно прошёптанным словом его перед кончиной». Как лирическое заклинание звучит шедевр некрасовской любовной лирики из «Панаев¬ского цикла» стихотворений: Прости! Не помни дней паденья, Тоски, унынья, озлобленья, – Не помни бурь, не помни слёз, Не помни ревности угроз! Но дни, когда любви светило Над нами ласково всходило И бодро мы свершали путь, – Благослови и не забудь! («Прости» (1856) – 2, 30) Ещё в ранней молодости поэт задумывался о том, как совершится последний исход от земной жизни. В юношеский сборник стихотворений Некрасова «Мечты и звуки» было включено послание «Смерти» (1838). 17-летнему поэту мечталось, чтобы при переходе к «жизни неземной» душа была свободной от греховной суетности, молитвенно настроенной, чистой: Не приходи в часы волнений, Сердечных бурь и мятежей, Когда душа огнём мучений Сгорает в пламени страстей. Приди ко мне в часы забвенья И о страстях и о земле, Когда святое вдохновенье Горит в груди и на челе; Когда я мыслью улетаю В обитель к Горнему Царю, Когда пою, когда мечтаю, Когда молитву говорю. Я близок к Небу – смерти время! Нетруден будет переход; Душа, покинув жизни бремя, Без страха в Небо перейдёт… (1, 188–189) Спустя 40 лет после этих стихов жизненный круг замкнулся. Прежде чем перейти в жизнь вечную (Ин. 12: 50) Некрасов претерпел длительное мучительное умирание от тяжёлой болезни: Двести уж дней, Двести ночей Муки мои продолжаются; Ночью и днём В сердце твоём Стоны мои отзываются (««Зне»» (1876) – 3, 179) В перерывах между приступами нестерпимой боли поэт и на смертном одре продолжал творить. Его цикл «Последние песни» (1876–1877) – это не только хроника течения смертельной болезни, физических и нравственных мучений страдальца: Непобедимое страданье, Неутолимая тоска… Влечёт, как жертву на закланье, Недуга чёрная рука. (3, 203) Здесь слышится и своеобразное «самоотпевание» поэта: Скоро стану добычею тленья. Тяжело умирать, хорошо умереть; Ничьего не прошу сожаленья, Да и некому будет жалеть. (3, 176) В полный голос звучат мотивы исповедальные, покаянные: О Муза! я у двери гроба! Пускай я много виноват, Пусть увеличит во сто крат Мои вины людская злоба – Не плачь! Завиден жребий наш («О Муза! я у двери гроба!..» (1877) – 3, 218) В то же время Некрасов сохраняет стойкость и мужество, проявляет необыкновенную силу духа: Борюсь с мучительным недугом, Борюсь – до скрежета зубов… О Муза! ты была мне другом, Приди на мой последний зов! Уж я знавал такие грозы; Ты силу чудную дала, В колючий тёрн вплетая розы, Ты пытку вынесть помогла. («Вступление к песням 1876–1877 годов» – 3, 184) С исключительным лирическим проникновением обращается поэт к Родине, которой служила его Муза, смиренно испрашивая прощения: «За каплю крови, общую с народом, Мои вины, о Родина! прости!..» (3, 41) – и последнего благословения: Много истратят задора горячего Все над могилой моей. Родина милая, сына лежачего Благослови, а не бей!.. («Угомонись, моя Муза задорная…» (1876) – 3, 177) «Венец любви, венец прощенья, Дар кроткой Родины твоей…» («Баюшки-баю» (1877) – 3, 204) поэту был ниспослан. Поразительно, что похоронные мотивы «самоотпевания» слились у Некрасова с мотивами оптимистичными, жизнеутверждающими: Устал я, устал я… мне время уснуть, О Русь! ты несчастна… я знаю… Но всё ж, озирая мой пройденный путь, Я к лучшему шаг замечаю. («Устал я …» (1877) – 3, 217) Торжествующий голос поистине пасхального Воскресения, победного возрождения также в полную силу звучит в «Последних песнях» Некрасова: Так запой, о поэт! Чтобы всем матерям На Руси на Святой, по глухим деревням, Было слышно, что враг сокрушён, полонён, А твой сын – невредим, и победа за ним, Не велит унывать, посылает поклон. («Так запой, о поэт!..» (1877) – 3, 212) В вершинном произведении своего творчества – эпической поэме «Кому на Руси жить хорошо», которую поэт писал до последних дней своих, но она так и осталась незавершённой, Некрасов создал удивительно яркий и цельный образ русского народа – не только мученика и страстотерпца, но и могучего богатыря, исполненного физических и духовных сил, истинного христианского духа свободы. Таков столетний Савелий, богатырь святорусский: Уйдёт в свою светёлочку, Читает Святцы, крестится, Да вдруг и скажет весело: «Клеймёный, да не раб!»... – весьма поучительный образ для затейников современных «меток», «штампов», «кодов», возжелавших поставить на людей рабское «клеймо», как на товар. Горячую веру в силу и мощь русского народа, в счастливое будущее России: «Свободной, гордой и счастливой Увидишь родину свою» (3, 204) – выразил Николай Алексеевич Некрасов: Ещё народу русскому Пределы не поставлены: Пред ним широкий путь! Будем верить и мы… Алла Анатольевна НОВИКОВА-СТРОГАНОВА – доктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России (Москва), историк литературы ____________________________________________________ Примечания 1Гиппиус З.Н. Загадка Некрасова // Гиппиус З.Н. Арифметика любви (1931–1939). – СПб.: Росток, 2003. Там же. Вернуться назад |