ЛИНОВИЦКИЙ САМОРОДОК

Где-то в середине 60-х я работал в Черниговском Госстандарте. Мотался по области, проверяя пищевые предприятия. Вот с такой проверкой и попал на Линовицкий сахзавод. Командовали там мои институтские однокашники. Поселили они меня в приезжей в уютном флигельке при большом двухэтажном доме, переделанном из дома с

колоннами, принадлежащего когда-то де Бальменам. Это было мое первое и единственное знакомство с Родиной любимчика бабушки Веры (Вербицкой-Вороной) графа-бунтаря Якова де Бальмена, удачника-неудачника в Любви, сентиментального писателя и художника-юмориста, побратима самого Шевченко. Непонятным он выглядел в рассказах моих бабушек – граф, в которого влюблялись первые красавицы Черниговщины, но так и не смогший жениться на любимых - всех их родители выдавали за других: то более богатых, то более родовитых, то просто более удачливых.

Родился он в этом родовом Линовицком поместье 16.07.1813. Правда, поместье не совсем было родовым. Да и графом ни он, ни его отец, гвардейский капитан, сказать по правде, не были. Графом был его дед, командующий войсками кавказской линии, генерал-аншеф Антон Богданович де-Бальмен, затем получили подтверждение графского достоинства и право на отческий герб оба брата Якова – Сергей и Александр и сестра Якова Маня. А вот отец Якова и он сам не дождались этого подтверждения. А теперь о той усадьбе де Бальменов. Не Бальмены её строили. Создали её в 18 веке Стояновы, затем где-то в 90-годы 18 столетия выкупил у них сенатор Александр Федорович Башилов. На месте маленьких стояновских домиков он соорудил роскошный двухэтажный особняк с колоннами, рядом поставил два изящных флигеля. Разбил прекрасный ландшафтный парк на 16 гектарах, при въезде в который соорудил сторожевую башенку в стиле рококо, а возле дома белокаменную церквушку. Когда же отдал за Петра Антоновича де Бальмена любимую дочь Софию, дал ей в приданное это поместье…

Крестными родителями Якова были предводитель губернского дворянства кн. Яков Лобанов-Ростовский и княжна Татьяна Густавовна Волховская (двоюродная бабушка Якова, та «старенька маты», которую вспоминал в ссылке Шевченко).

Был Яков старшим ребенком, то есть наследником родительского богатства. Мать родила еще 5 детей, но двое из них умерли младенцами, так что в живых остались только братья Сергей и Александр да сестра Маня. В те времена дворянские дети должны были учиться в гимназии. Но чем богаче был дворянин, тем позже отдавал он своего ребенка в гимназию, обучая ребенка у себя дома. Вот и Яков, впрочем, в детстве его звали Жаком, обучался дома. Воспитателем его был швейцарец Юлий Петрович Мате, учителями – немец Падаш и замечательный художник Карл Рабус любил возиться с внуками и сенатор Башилов. Вы его видите не картине Рабуса, на котороц Яков изображён с рисовальным альбомом. Впоследствии в этом альбоме будет и рисунок Якова «Встреча с отцом».

О качестве того домашнего обучения говорит хотя бы то, что в заявлении о допуске к экзаменам за 7 класс Нежинской гимназии высших наук он пишет, что
«дома прошел курс следующих наук: священной истории, русской грамматики, риторики, логики, литературы, географии, истории, арифметики, алгебры, геометрии, тригонометрии, планиметрии, дифференциальной и интегральной математики, общей физики, природоведения, французского, немецкого языка и латыни».

В 1830 году Яков отлично сдал экзамены за 7 класс и был зачислен знаменитую Нежинскую гимназию. Уже через месяц, показав отличные успехи в учёбе, он был переведен в 8 класс. В то время старшие классы были небольшими. Кроме Якова, в списке выпускников числится 16: Е. Гудыма, Я. Забила, В. Хоменко, Л. Рудановский, В. Храповицкий, М. Данченко, В. Прокопович, П. Катеринич, М. Шепелев, А. Савицкий, Ф. Соловьёв, Г. Жадкевич, Я. Горовой, В. Веховецкий, К. Артюхов и мой двоюродный прадед М. Вербицкий…

В 1831 началось знаменитое «Дело о вольнодумстве». Разогнали самых популярных преподавателей во главе с бывшим и. о. директора К. В. Шапалинским и М. Г. Белоусовым. Директором гимназии назначили держиморду Д. Ясновского. Скучно и тоскливо стало в гимназии. Чтобы сыну было легче, мама послала к нему в Нежин воспитателя Юлия Петровича. Сняла для них уютную квартиру у дальнего родственника, профессора гимназии – Соловьёва. Яков был вольнослушателем и мог выбирать, на какие лекции ходить, а какие игнорировать. Он стал заниматься с художником К.С.Павловым, хоть тот и преподавал только в младших классах. Яков всегда был первым учеником в классе, получал почетные грамоты, заносился в книгу памяти класса и книгу чести гимназии. Дружил с четырьмя соучениками. Но зато, какие это были соученики – Вася Прокопович, в будущем преподаватель кадетского корпуса, писатель, общественный деятель. Вася Халупко, в будущем начальник канцелярии гидрографического департамента военно-морского Министерства, путешественник, писатель… Будущий известный юрист, чиновник Министерства Юстиции - Виктор Халупко. Будущий директор Черниговской гимназии Г. В. Гудыма, будущий писатель Петр Катеринич.

На квартире профессора Соловьева жили земляки Якова, соседи по имению, Евгений Гребинка, старший его на год, и младший на год Саша Афанасьев (Чужбинский). Благодаря им Яков пристрастился к литературе, сам начал писать. Вначале это был дневник, затем повесть «Ричард», а затем один за одним пошли из под его пера рассказы и повести. Вот только где они, нынче трудно сказать…

Больше всех сдружился Яша с сыном преподавателя уездного училища Леней Руданским, в будущем героем кавказских войн, генерал-лейтенантом, писателем. У них были общие взгляды на литературу, искусство, науку, одинаковое отношение к жизни и к окружающим. Да и учились они плечо - в плечо, оба были первыми учениками…

Дни занятий шли незаметно. Наступил 1831 год. Перед новым Годом, а он тогда отмечался 13 января, княгиня Татьяна Волховская устраивала грандиозные балы. На этот раз Яшина мать решила представить Свету и своего сына. Яша с восторгом принял мамашино предложение. И вот 11.01.31 они приезжают на бал к Волховской, отведшей любимому крестнику «навечно» отдельную комнату в своем имении. И здесь семнадцатилетний гимназист встретил, и влюбился с первого взгляда в свою кузину, 16 летнюю красавицу Софию Вишневскую, тоже крестницу Волховской. Вот как он сам описывает ту первую встречу в дневнике:
«Возле стола ходили две девушки, но я видел только одну – высокую, стройную в голубом платье, с каштановыми локонами на нежных плечах. Нет, это была не девушка, не женщина – это был ангел, божество, что-то невозможное».

Девушка, впервые вышедшая в свет, и сама влюбилась в него по уши. Они уже не видели никого, кроме друг друга. Щебетали уединенно в уголке или в укромных местах парка. Они вступили в свой, особый мир Любви, в котором больше никому не могло быть места. Но Якову мало было быть с любимой. Ему нужен был кто-то, с кем бы он мог делиться своими переживаниями, кому бы он мог рассказывать о своей любви к Софии. Ему нужен был старший Друг. Настоящий Друг. Идеал Мужчины. И такой идеал мужчины, которого он хотел бы видеть своим побратимом, он встретил на том же балу. Это был сосед Вишневских, герой русско-турецкой войны, тридцатилетний красавец штабс-ротмистр Михаил Юзефович. Все мы знаем его по делу о Кирилло-мефодиевском братстве, привыкли видеть в нем грязного доносчика. Но не вписывается он в прокрустово ложе догм. Да и грязным доносчиком он не был. Он был лучшим другом Костомарова и Кулиша, ему доверял свои бумаги Тарас Шевченко. Чтобы не возвращаться потом к этому вопросу, расскажу о том эпизоде с арестом Костомарова, как его излагал моему прадеду Николаю Вербицкому его друг по «Громаде» Владимир Юзефович:
«Дав жандармам, приказ арестовать братчиков, в том числе и Костомарова, генерал-губернатор кн. Бибиков немедленно поставил в известность об этом и помощника попечителя учебного округа Михаила Юзефовича. Тот среди ночи побежал на квартиру к Костомарову, чтобы предупредить приятеля об обыске. Лихорадочно стали уничтожать компрометирующие бумаги. Жалко было Костомарову уничтожить «Закон божий, или книгу бытия украинского народа», Протянул он его Юзефовичу, чтобы тот спрятал у себя. В это время разлетаются двери и в комнату вваливаются жандармы. Приятели застыли от неожиданности. Первым пришел в себя Юзефович. Он протянул жандармскому полковнику рукопись, которую так и не успел спрятать, и заявил, что Костомаров уже сознался в скоенном и, в знак глубокого раскаяния, передал ему лично в руки этот противоправительственный опус»…

Он хотел спасти себя и приятеля. Спасти то спас, но сам навеки вошел в историю, как Иуда. Сын Юзефовича Владимир был активным деятелем Киевской «Громады», а внук вообще был революционером…

Но вернемся в тот далекий 1831 год. На бал княгини Волховской в Моисеевке... Звездой того бала был похожий на лорда Байрона, такой же романтично-красивый и прихрамывающий на раненную ногу, штабс-капитан Михаил Владимирович Юзефович. Грудь его украшают ордена, лицо делает мужественно-прекрасным шрам от сабельного удара. Он и сам, как Байрон считает себя поэтом. Да и не только он, Александр Пушкин писал о встрече с М. Юзефовичем в своем «Путешествии в Арзрум» и тоже называл его поэтом. Нужно сказать, что не юный Яков искал дружбы с ветераном войны Юзефовичем. Михаил Владимирович сам первым предложил ему Дружбу. Дело в том, что сосед Вишневских давно уже был влюблен в Софию, которую когда-то на руках носил. Теперь он готов был носить ее на руках всю жизнь. Он и на бал приехал для решительного объяснения с нею. Но вот беда – на том балу все женщины были у его ног. Каждая готова была стать его рабою любви. Каждая, кроме Софии. Та его просто не замечала, да она вообще никого, кроме своего Яшеньки не замечала. Михаил Владимирович считал, что это преходящая детская блажь, после которой ее сердце откроется к настоящей Любви. И чтоб эта Любовь была именно его, осаду Софии он решил начать с дружбы с ее нынешним возлюбленным. Яков был в восторге от знакомства с боевым штабс-капитаном. Он с восторгом принял его дружбу, даже поклялся, что будет служить в его эскадроне…

Юзефович стал поверенным в его любовных делах. Представляете, как чувствовал себя Михаил Владимирович, по уши влюбленный в Софию и вынужденный выслушивать излияния её возлюбленного. Слушать, как она сама призналась тому в любви и благосклонно приняла предложение о браке. Расстроенный Юзефович даже напечатал в «Одесском альманахе» за 1831 год (т.26 №1-2,стр.193 и 260) два стихотворения посвященные «С. Г. В-ой» в которых с восторгом описывает прекрасный ее образ и предрекает страдания и раннюю смерть…

25 мая 1831 года в Моисеевке снова состоялся грандиозный бал. Конечно, на этом балу были и Яков, и София. На этом балу появился и новый претендент на руку и сердце Софии. Это был сын уездного предводителя дворянства штаб – ротмистр Платон Закревский. Вот что записал Яков в своем дневнике:
«Закревский откровенно ухаживал за ней. Он – гвардеец, ротмистр, хорош собой. Ловок и был в высшем свете. Знает, как очаровать девушку, девушку неопытную. Она, наверное, полюбит его».

Напрасно боялся Яков. Платон Закревский почему-то был антипатичен Волховской . Она запретила крестнице даже думать о нем. Да той, кроме Яшеньки, и думать ни о ком не хотелось. Но для Якова тот бал и те откровенные ухаживания Закревского не прошли бесследно. 5.06.31 он записал в дневнике:
«Я хочу писать повести. Буду писать пока только для себя… Я не могу больше скрывать в груди чувства, они душат меня…» В повести, как водится, были героиня, герой и антигерой. Героя, конечно, он списал с себя и Юзефовича: «Юзефович, его характер, его усы, его молодецки разрубленная физиономия нужны мне в моей повести…».

Героиня, конечно, была списана с Софии, а вот антигерой списан с Платона Закревского…Читать ту повесть он давал только своему другу Ленечке Рудановскому ну и, конечно, Софии. Они, пользуясь правами родственников, почти все свободное время теперь проводили вместе. Да и не только свободное. Вместо библиотеки теперь Яков частенько уезжал к Софии.

Скоро любовные отношения крестников стали известными Волховской. Старушка была из свободной Екатерининской эпохи, ее не волновало, чем там занимаются крестники. Лишь бы о браке не думали. А чтоб крестник не натворил дел, упросила бывшего своего любовника, генерала Сумарокова написать родителям Якова письмо с предложением устроить его в Петербургское военное артиллерийское училище. Родители были без ума от радости из-за такого предложения. Яков был без ума от горя, что рушатся его планы насчет Софии. Он даже заболел и провалялся чуть ли не месяц. Об училище пришлось забыть. Летом он первым сдал выпускные экзамены и получил право на чин 12 класса, то есть такое же, как и выпускник университета, защитивший кандидатский диплом…

Он посчитал уже себя взрослым человеком, имеющим полное право жениться и поехал в Моисеевку, чтобы обговорить условия свадьбы с Софией. Но бабушка не дремала. Она нашла Софии нового «достойного» жениха – старого холостяка Михаила Андреевича Маркевича, возила даже в мае к нему на смотрины Софью. Когда Яков прибыл в Моисеевку, то как раз попал на обручение Софии и Маркевича. Он пишет в дневнике:
«Как я вымучился за эти дни и злейшему врагу не пожелаю, разве что Маркевичу. Вот чем окончился сон моей юности. Вот как я вступаю в жизнь. Вот те радости, что улыбались мне в будущем…»

И тогда Яков обратился к своему старому другу Юзефовичу с просьбой исполнить то прежнее обещание - взять на службу в его эскадрон. Он ведь теперь окончил учебу, получил чин и имел полное право поступить на службу в соответствии с этим чином. Написал он и о горьком фиаско своей любви. Юзефович, который сам столько лет был влюблен в Софию, посочувствовал другу и сделал все, чтобы его зачислили унтер-офицером в его Белгородский уланский полк, расквартированный в Чугуеве. Даже поселил его в своей квартире. По его просьбе Якову звание унтер-офицера сменили на юнкера…

Принят он был сверх штатного расписания, то есть нужен был «как пятое колесо в телеге». Прослужил он в полку с 20.10.32 по 6.02.1837. Работой его, сверхштатника, не перегружали, так что имел достаточно свободного времени, чтобы писать… Здесь он написал свои большие повести - «Изгнанник», «Самоубийца», «Пустыня» и кучу более мелких повестей и рассказов. В рукописях они ходили среди друзей - офицеров. Ведь повесть «Изгнанник» была первой в те времена повестью о ссыльных декабристах Волконском и Юшневском и поехавших к ним в Сибирь жёнах. Лучший экземпляр он переплел и отвез домой в Линовицу. Там он и сохранился в виде рукописного сборника «Собрание повестей одна другой глупей»…

Летом он берёт кратковременный отпуск и едет а Одессу к брату. С тех пор сохранился его рисунок, о путешествии на корабле.

В конце декабря 1832 года, он взял месячный отпуск для получения свидетельства об окончании гимназии. Получил его в Нежине. Времени было еще предостаточно, вот и поехал на традиционный бал в Мойсеевку. Здесь от Вишневских узнал, что Соня так и не вышла замуж за Маркевича и живет сейчас в Киеве у старшей сестры Ульяны. Летом Якову присваивают корнета и, получив в конце октября отпуск, корнет де Бальмен мчит в Киев. Сонина сестра Вера рассказывает ему, как крестная, помимо Софьиной воли, организовывала то обручение…Он опять без ума от Софи и они опять проводят вместе все свободные минутки. Окрыленный возвращается назад в полк. Работы так и не прибавилось, так что сочиняет новые рассказы и повести. Приезжает в кратковременный отпуск на очередной январский бал в Моисеевку и узнает, что бабушка опять сватает Соню. На этот раз за полковника Бриггена. Соня грозит повеситься, если её выдадут за этого злого урода. Волховская отступает…

28.11. 1834 Якова постигло горе. Умерла мать, которую он так любил. Почти месяц проболел Яков, а когда чуть-чуть отошел, поехал в Киев искать утешения у любимой, тем более что Матушка перед смертью дала благословение на этот брак… Увы, это не умилостивило бабушку. Она вызвала к себе Петра Антоновича де Бальмена. Неизвестно, о чем они говорили за закрытыми дверями его кабинета, (мои бабушки сплетничали, что она сообщила Петру Антоновичу о том, что он настоящий отец Софии). Во всяком случае, вернувшись домой, отец сказал Якову, что под угрозой вечного проклятия не допустит этого брака.

Настало лето 1835. Михаилу Юзефович после 15 лет непорочной службы предоставили годичный отпуск. Зная о фиаско с браком, произошедшем у Якова, он уехал в отпуск с твердым намереньем жениться на Софии.

Увы, Юзефович опоздал! Волховская уже выдала Соню замуж за начальника тайной канцелярии генерал-губернатора Бибикова – Николая Эварестовича Писарева (1805-1884). Николай Писарев был фигурой очень колоритной. Если Вы смотрели сериал по роману Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы», то образ князя Николая, вышедшего в отставку после работы в разведке и контрразведке, как раз и списан был Крестовским с Писарева…

Юзефович попал на свадьбу Софии. Но не женихом, как мечтал когда-то, а другом детства, другом семьи. Как когда-то с Яковом, подружился Михаил Владимирович и с Писаревым. Тот предложил Сониному другу бросить армию и принять должность инспектора школ Киевского учебного округа. Юзефович принял предложение, а через каких-то полтора года, по протекции Писарева, он стал помощником попечителя учебного округа…

Что касается Якова де Бальмена то он продолжает служить в полку. Первого ноября 1835 ему присваивают звание поручика. 4.02.1837 его переводят в Ахтырский гусарский полк, входящий в дивизию генерал-лейтенанта Глазенаппа, хорошо знавшего и родителей Якова и его самого. Благодаря этому служба была совсем не в тягость. Глазенапп на проходивших в 1837 Всероссийских войсковых маневрах в Вознесенске представил Якова самому В.А.Жуковскому, принявшему у Пушкина «Современник». В этом же году с 8 номера «Современник» Жуковский начал печатать повесть Якова «Письма воспитанницы». К сожалению, у Глазенаппа он прослужил всего год, в январе 1838 его переводят адъютантом генерал-лейтенанта Шабельского, штаб которого располагался в польском местечке Красноставе.

Яков выезжает в этот неведомый Красностав. Его окружают совсем новые люди, совсем с иными взглядами и укладом. Если раньше и в Белгородском уланском и в Ахтырском гусарском полках все только и говорили о Пушкине, Жуковском, Гоголе, то здесь в Польше те российские писатели оказались не в почете. Здесь вообще более ценили театр да картины. Именно здесь Яков увлекся рисованием и создал целую галерею рисунков из будничной жизни сослуживцев. Эти рисунки и сейчас поражают экспрессией и удивительным чуть насмешливым реализмом, которому мог бы позавидовать основатель течения критического реализма, приятель Шевченко по художественной Академии Павел Федотов.

Здесь в Польше он подружился с земляком – Семеном Хмельницким, имевшим массу друзей среди местных поляков. Кто-то из них принес друзьям запрещенную «Книгу народа польского и пилигримства» Адама Мицкевича. Книга оказала такое сильное влияние на Якова, что он стал переводить ее на русский, изменяя в соответствии с регалиями российской истории. Это именно та рукопись, которую в 1844 году передаст Костомарову Семен Хмельницкий и которая станет одним из основных доказательств «революционности» Кирилло-мефодиевского братства…

В конце 1839 года его полк возвращают на Украину и дислоцируют в Умани. Отсюда до Родины рукой подать. На рождественские праздники, как и когда-то приехал на бал к Волхонской. Не было уже на балу ни Софии, ни Юзефовича. Зато встретил там соседей – Закревских. Младшая –Мария Закревская явно была без ума от него. Виктор Закревский стал его ближайшим приятелем. С этого времени при всех поездках домой он заворачивал к Закревским в Березовую Рудку. Здесь собирается общество «Мочеморд», созданное Виктором по образу и подобию «Всепьянейшего Собора» Петра Великого. Здесь он читает Машеньке Закревской и ее тётке Софии свои повести. Больше всего восхищается София. Но Виктору стыдно печатать их под своим именем. Уж больно они романтично-сентиментальны. Просит разрешения у Софии напечатать их под ее именем. Она соглашается…

В начале июня Яков едет в Петербург, чтобы Гребинка помог ему напечатать те пародийные «Письма» в которых институтка Глафира изливает душу своей подруге Елене о перипетиях своей любви с молодым офицером Валентином Михайловичем. Все те любовные перипетии, которые были когда-то у Софии и Якова. Все, что было описано в его давнишнем дневнике…Напечатаны те «Письма» были в «Отечественных записках» в конце 1841 вместе с окончанием «Записок воспитанницы» под псевдонимом София Закревская. Здесь же в Петербурге у Гребинки Яков встретился и с Шевченко, завсегдатаем Гребинкивских «вечирок з салом»...

Бабушки сплетничали, что это именно он был тем шалопутом, который сманил Тараса Шевченко в самом начале нового учебного года на море, в Одессу. Именно из-за этой поездки Тарас ухитрился 8 июня не появиться на экзамене по анатомии, о чём свидетельствует докладная профессора Буяльского. Но мне, что-то не верится. Ведь это было во времена разгара Николаевского бюрократического абсолютизма. Всё, в том числе и поездки служащих фиксировалось. Пусть Тарас ещё не был служащим, но Яков де Бальмен ведь был. А зафиксировано только то, что Яков де Бальмен в Одессу приехал летом 1842, а не 1841 года, когда Тарас прогулял пару месяцев занятий. В Одессе тогда служил Сергей де Бальмен. Правда, подтверждением версии бабушек может быть то, что в этом 1841году Яков взялся создать альбом, из переписанного польскими буквами Тарасового «Кобзаря» и иллюстраций к нему. Как вы видите из прилагаемых рисунков, на них Шевченко действительно такой, каким он был в 1841,на шаржах его друга художника Степанова…

1842 опять проходит в работе над повестями, в результате чего в «Отечественных записках» т.26 № 1-2 за 1843 год печатается его повесть «Ярмарка» за подписью С.Закревской…

Летом 1843 он получает очередной отпуск. 29.06.1843 он снова на балу у Волховской. Здесь он встречается со старыми друзьями- Гребинкой, Афанасьевым-Чужбинским и новым побратимом – Тарасом Шевченко. Ночуют они в его личной комнате, закрепленной за ним Волховской еще с детских дней. После бала они втроем едут вначале в Яготин, затем к Закревским, затем в имение Бальменов…

На зимние праздники он снова берёт краткосрочный отпуск и проводит его у Закревских. И не только пьёт Забилины напитки, но и обговаривает здесь свой будущий альбом «Кобзаря» Шевченко. Вернувшись в Одессу, где он тогда служил адъютантом генерала Данненберга, он отдает альбом в переплет. В том альбоме не только его рисунки. Двадцать четыре иллюстрации сделал его двоюродный брат М.Башилов. Сам Яков выполнил двадцать восемь иллюстраций, в основном к «Гайдамакам» и «Гамалие» ...

С февраля 1844 года он, вместе с корпусом, в Дагестане, где русские войска теснят чеченцев Шамиля. Яков – адъютант генерала Лидерса. Ему абсолютно не нравится эта непонятная война, когда тебе в спину может запустить нож даже столетний старец или десятилетний ребенок. А генералы, меж тем по традиции, сберегшейся и доныне, рапортуют об очередных победах. Возмущенный Яков де Бальмен рисует карикатуру. На переднем плане огромная афиша с надписью «Сотое и последнее покорение Кавказа» а ниже меньшими буквами «Великий спектакль перед походом генералов и Ко». Под афишей кукла Николая 1, а перед ним люди, протягивающие мешок с миллионом червонцев…

Кто-то из знакомых Якова, желая выслужится, отдал тот рисунок генералу Лидерсу. Благодаря этому он и дошел до нас…

В июле 1844 Лидерс по делам службы выехал в Одессу. Захватил с собою и Якова де Бальмена. У Якова появилась возможность забрать свой альбом у переплетчика и переправить его Виктору Закревскому, написав в сопроводительном письме:
«Посылаю тебе, любезный Виктор плоды нашего труда – моего и Михаила Башилова. Все главы произведений Тараса с виньетками. Они написаны латинскими буквами, чтобы если придет фантазия Тарасу издать их за границей, все могли читать, особенно поляки. Это не подарок тебе. Посылаю только для сбережения. Сохрани с надлежащей тщательностью. Именно тебя избираю, как человека, который чувствует и понимает смысл многих виньеток без пояснения. Надеюсь на тебя, как на каменную гору…»

После гибели Якова Закревский передал альбом Тарасу. Тарас, не любивший, да и не имевший возможности, таскать с собой по всей Украине бумаги, отдал его на сбережение Михаилу Юзефовичу. а тот передал своему другу Костомарову. Хранился там он до обыска в том зловещем 1847.Оттуда попал в архив III отделения, где и хранился все часы безвременья. Пропали почти все бумаги Якова де Бальмена. Наследники де Бальменов, не уничтоженные революцией, живут где-то во Франции. Семейные архивы неизвестно где. Сохранилось только то, что было изъято и направлено в III отделение. Так что и жандармы принесли пользу…

А теперь о том, как погиб Яков де Бальмен. Мы не знаем и никогда уже не узнаем подлинных обстоятельств его гибели, как не знаем всех обстоятельств гибели тысяч наших ребят в Афганистане, русских солдат и офицеров в той же Чечне. Знаем лишь то, что главнокомандующим тогда был Одесский генерал-губернатор князь Воронцов, полностью растерявший за время своего губернаторства все военные навыки и только мешавший своими хаотичными распоряжениями боевым генералам. Знаем, что 13.07.1845 в три часа утра генерал Лидерс по его распоряжению повел свой корпус в наступление на Дарго, которое окончилось тем, что его колонна оказалась отрезанной от основных сил. Пришлось отступать. Остановившись в открытом ущелье, Лидерс послал своего адъютанта Якова де Бальмена к Воронцову, сообщить о положении дел. Когда основные силы пробились к колонне Лидерса, оказалось, что Яков к ним не дошел, как не дошел к Лидерсу адъютант, посланный Воронцовым. Бросились на поиски пропавших. Объявили награду, нашедшим их тела. Увы, ни одного из адъютантов так и не нашли. Неподалеку от дороги нашли сумку де Бальмена с его альбомом с рисунками…

Передали её в Петербург в III отделение. Там, как тогда было заведено, бумаги передали на просмотр императору. Император показал альбом сыну, который им и заинтересовался. Так альбом попал в личный архив Наследника, будущего императора Александр II.

Благодаря его личному архиву тот альбом и дошел до наших дней, а 20 мая 2009 экс-президент Украины Кучма представил общественности факсимильное издание этого «Кобзаря» …

Это Яков был вдохновителем «Закона божьего» или «Книги бытия украинского народа» – программного документа Кирилло-мефодиевского братства. Это он был вдохновителем одного из самых сильных произведений Тараса Шевченко «Кавказ»…

И это все, что о нем мы знаем…

К.т.н. Владимир Сиротенко (Вербицкий)
Правнук автора «Ще не вмерлы Украины»