О "РОМАНЕ С ЕВРОПОЙ"

или как встретились за одним столом
Пушкин, Яшовский и Труханенко
(Записки случайного свидетеля)

Притом, спешу добавить, свидетеля – не профессионала в области литературной критики.

Так что претензии профессионалов к моим запискам отвергаю сразу и решительно. Я профессиональный читатель, на этом определении настаиваю. К тому же, в Пушкинской теме не новичок (с 9-летнего возраста по сей день не выхожу из неё), а здесь речь пойдёт как раз о событиях, к которым причастен Пушкин; он главная фигура «застолья». Потому последнее слово мной закавычено, что стол тот находится не в увеселительном заведении, а там, где «живые молчат, а мёртвые говорят», как заметили ещё в Древнем Риме. Уточняю: я ввожу читателя в читальный зал знаменитого на Западной Украине Оссолинеума - публичного собрания книг, названного так почти 200 лет назад в честь его основателя, графа Ю. Оссолинского (ныне Библиотека НАН Украины им. В.Стефаника в г. Львове). Вот, смотрите, тот стол, за ним - инициатор встреч, наш современник - учёный филолог, литературавед А. В. Труханенко, во плоти (последние обстоятельство я выделяю интонацией, не зря, погодите немного).




Перед Александром Васильевичем ветхие от времени комплекты литературного приложения с завлекательным заголовком «Разности» к «Газете львовской» (оба издания на польском языке, соответственно «Rozmaitości» и «Gazeta Lwowska»). Какое-то, видимо, движение мысли, отражённое в пальцах руки, касающихся печатного листа, помеченного мартом 1821 года, – и появляется у стола фантомная тень кудрявого юноши, всем нам знакомого, ещё без бакенбард, каким мы помним его на живописных портретах зрелой поры. Садится рядом с тем, кто его вызвал через анонимного автора заметки в этом номере «Rozmaitośc-ей». Здесь уже громкий на своей родине поэт ошибочно назван Пушиным, но обида быстро стирается лестным отзывом о «прекрасной поэме» «Руслан и Людмила», которая «обогатила русскую литературу». Так светоч нашей словесности впервые появился в городе, в котором сегодня его лик, выполненной в металле, придаёт особую значимость зданию Русского культурного центра под Замковой горой. И первым во Львове увидел его А.Труханенко через толщу двух веков, без малого.

Не долго оставались они вдвоём за заветным столом. Ещё одна фантомная тень прошлого, назвавшись критиком и писателем Станиславом Яшовским, присела рядом и выложила перед беседующей парой комплект литературного приложения за 1824 год. Пан Станислав, теперь его душа и, можно предположить, неофициальный редактор, автор оригинальных творений и обозрений по страницам европейской печати. В частности, ему принадлежит публикация от 10 декабря. В ней автор «прекрасной поэмы» уже назван без ошибки, Пушкиным, гениальным русским поэтом, что подтверждается самым совершенным из его произведений - южной поэмой «Водомёт Бахчисарая». С той памятной встречи наша тройка долго оставалась неразлучной. Но в чёрном для русской культуры 1837 году за столом в Оссолинеуме осталось двое; спустя ещё пять лет А. Труханенко продолжает свои изыскания в одиночестве, ибо Яшовского, 39-и лет от роду, вслед за восхитившим его русским поэтом уносят на погост… Но дорогие тени, видимые внутренним взором Александра Васильевича, всегда рядом.




Годы, десятилетия литературной жизни центра Галиции, законсервированные в комплектах «Rozmaitośc-ей», отряхиваются от архивных снов, наполняются голосами. Благодаря, в основном, славянофилу Яшовскому, первому последовательному пушкинисту зарубежья, родоначальник современной русской литературы появляется на страницах приложения к «Газете Львовской» не менее 34-х раз и при жизни своей, и после гибели, вплоть до 1859 года, пока существует издание. Уроженец с.Чишки уже в юном Пушкине разглядел гения славянства, восходившего над миром литературной звездой первой величины, и до конца своих дней направлял внимание читателей на яркие образцы творчества русского поэта. Если верно хрестоматийное мнение, что «без Жуковского не было бы Пушкина», то мы имеем основания утверждать следующее: без Яшовского ещё долго не было бы Пушкина на земле русинов, подвластной Вене, как без Проспера Мериме Пушкин появился бы во Франции значительно позже. И ещё верно: без Труханенко мы, может быть, никогда бы не узнали, какую тайну таили около двух веков немые хранилища Оссолинеума.



Яшовский, по предпочтению сердца избрав Пушкина царственной вершиной, ориентиром национальных славянских литератур, не был абсолютно волен в открытой рекомендации русского творца местной читающей публике. В годы его жизни (1803-1842) польский город Львув, едва помнивший своё червоно-руськое короткое начало в полутысячелетней дали, принадлежал короне австрийских Габсбургов и назывался Лембергом. Здесь повсюду звучала немецкая и польская речь, идиш, иные в языковой полифонии «галицкого Вавилона»; слабее всего слышались голоса русинов, автохтонов Прикарпатья, вытесненных иноверцами в пригороды и сельскую местность. Вместе с ними вытеснена была и кириллица – в богослужебные книги греко-католических церквей, в Ставропигию Львовского братства, где совсем недавно стучал печатный станок Ивана Фёдорова и отлитые им литеры сливались на бумаги в Слова Божие; в частную переписку духовенства и немногих простолюдинов, знавших грамоту. Собиратели русинского фольклора (сплошь иноплеменники и иноверцы, редко ополяченные выходцы из коренных) записывали простонародные песни латиницей, в польской транскрипции. Они искренне полагали, что именно к польскому племени, никакому иному, принадлежат русины королевства Галиции и Лодомерии. Так в Вене, после 1772 г., не без лукавства нарекли Червонную Русь Даниила Галицкого, посчитав нежелательным и самоназвание, от которого «Русью пахло», и официальное в Жечи Посполитой Воеводство Руськое.

Что думали тогда по этому поводу сами русины, ничего определённого сказать нельзя. Подвиг Маркиана Шашкевича и его единомышленников (руська трийця) был одиноким звуком трубы, зовущей к национальному возрождению. Идея единого украинского народа от Дона до Сана только-только зародилась в отдельных головах, причём, преимущественно польских – на пользу милой, разорванной на три части Ойчизне. Язык «Энеиды» полтавчанина Котляревского отличался от языка Маркиановой «Русалки Днестровой» не меньше, чем от языка воронежца Кольцова в его поэтических строфах. Украиной было Поднепровье в составе Российской империи, и жили там малороссы, которые называли себя руськими людьми или вкрайнцями (украинцами), когда требовалось уточнить место рождения. Коренные жители зависимого от Вены «королевства» ещё не разделились на старорусинов (приверженцев русинской отдельности, ориентирующихся на общерусскую идею в российско-имперской редакции) и младорусинов, мечтающих о единой Украине… под скипетром Габсбургов. Ни один русин украинцем при жизни Яшовского себя не называл. Для них это было бы так же нелепо, как назвать себя поляком, чехом или словаком. Едиными в их душах были руськи люды и сказочное, огромное пространство с именем Русь. Переворот в умах автохтонов, умело возбуждаемый и поддерживаемый Веной (с одобрением Берлина), был ещё впереди. Но во дворце Хофбург с немецкой основательностью сразу, после первого раздела Польши, стали внимательно поглядывать на восток: как бы чего неприятного не вышло от столь тесного соседства тех, кто на разных наречиях называл себя русинами, руськими, русскими. Уж больно заразно звучит там и там. Опасное сближение.

Австрийские власти, как могли, препятствовали сношениям галичан с представителями русской культуры. В провинцию, населённую народом, в самоназвании которого корень «рус», тем более в его центр, запрещался ввоз иностранной литературы, в первую очередь русской, хотя «граница на замке» не была. По этой причине пропаганда русского литературного слова и всего, что этим словом оглашалось, невольно сдерживалось самыми отважными сердцами. Конечно, Станислав Яшовский, повествуя о Первом Поэте Государства Российского в изданиях Лемберга, не совершал подвига, но ему нельзя отказать в известной смелости, в желании преодолеть в себе, ради истины, опасения за своё благополучие.



Теперь, когда названные в заголовке записок имена охарактеризованы, время открыть читателю, что значит «Роман с Европой». Это книга формата 60х90/16, печ. л. 12,61 выпущенная издательством «Сполом» (Львов 2011) тиражом, увы, 150 экз. Воистину золотой тираж! И золотой по содержанию. В мировой Пушкиниане это первая научная (но читаемая как популярная) работа такого масштаба и глубины на тему «Пушкин в Галиции». Автор её, представленный уже в преамбуле к настоящей статье, А.В. Труханенко, сумел сохранить верность научному подходу к фактам, искусно изложив их языком романиста. Пушкин и Яшовский в этой книге «неопределённого жанра» (по мнению А.Т.) не только имена разной степени известности. Они – живые образы. И сам автор обрисовывается выпукло, под стать им. Кажется, видишь его воочию, слышишь его голос, уверенный и сомневающийся одновременно.

Именно своеобразная «начинка» книги, её живые образы понудили меня не к критической статье в полном смысле этого понятия (в чём я, повторяю, не мастер), а к выражению читательских эмоций, вызванных образами «Романа с Европой». Слово «роман» можно толковать двояко. Здесь оно не относится к виду литературы; здесь «роман» - как чувственное восприятие одного сердца другим, но с той поправкой, что физическая чувственность заменена на эстетическую и к бездумному сердцу подключилась голова, способная анализировать видимое и слышимое.

Талантливый польскоязычный мастер журналистики, не без художественных способностей, Станислав Яшовский, в далёком от Петербурга, Кишинёва и Пскова Лемберге был настолько очарован музой северного поэта, писавшего по-русски, что это умственнно-сердечное чувство перенёс буквально на всё, что помечается словом «русскость». Прочтите книгу А.Труханенко, и вы убедитесь в правдивости моих слов. Ни разу не встретившись в реальной жизни, великий поэт и честный, работоспособный, отлично знающий своё дело служитель печатного слова, пережили на страницах «Rozmaitośc-ей» яркий, насыщенный встречами душ, роман. Упорно, последовательно, через страницы литературного приложения к «Gazet-е Lwowsk-ой», Яшовский своим расположением к Пушкину заражал читателей, многие из которых не могли любить тех, кто расчленил Польшу и лишил её свободы. Кульминацией этого стал первый зарубежный памятник Пушкину в галицком с. Заболотовцы, воздвигнутый крестьянами и священником местной униатской церкви. Более того, львовский подвижник неизменно давал на полосах своего издания, как правило, привлекательные образы России. И его последователи в газете и приложении не отказались от такого подхода к описаниям восточного соседа. Получился второй роман – просвещённых жителей Лемберга и всей Галиции с малознакомой ею доселе, многоликой Россией. Верно утверждение, что гении, преодолевая границы, сближают народы. Но не всегда можно преодолеть преграду без помощи руки, протянутой навстречу. Нужны проводники. И таким проводником для Пушкина с 1824 года вызвался быть Станислав Яшовский. Недаром книгу «Роман с Европой» А .Труханенко заканчивает призывом «Честь Станиславу Яшовскому!», предварив его здравницей в честь литературного приложения к «Газете Львовской».



Вы ждёте от меня детального расчленения книжного текста и оценки каждого фрагмента? Что я «поверю алгеброй гармонию»? Не дождётесь! Цель моя здесь – привлечь внимание читателей к «Роману с Европой». Его пересказ с критическим разбором, даже похвальным, не заменит оригинальный текст, ничего ему не прибавит. А вот отвратить от него способен. Я сделал попытку описать словами тот спектр ощущений, которые испытал, читая труд-исследование А,Труханенко. Не думаю, что мне это удалось в удовлетворительной степени. Но для заинтересованных выход есть – прочесть книгу самостоятельно. Да, тираж 150 экз. на поиски не вдохновляет, но есть надежда, что этот увлекательный учёный труд в художественном оформлении появится в интернете, если мы дружно, интеллигентно «надавим» на автора.

В заключение своего эмоционального отклика на «Роман с Европой», я расскажу о корректировке своих взглядов на одну современную львовскую проблему. Подчёркиваю, переосмыслить её помогла мне прочитанная за один присест книга А.Труханенко. В последнее двадцатилетие стали достоянием гласности, как говорят с перестроечной поры, два покушения на гипсовые бюсты Пушкина на фасаде Русского культурного центра во Львове. Покушения удались: сейчас дважды выжженная ниша в стене заполнена чугунной (для надёжности) головой, бакенбардами напоминающей поэта. Исполнителей варварских действий не нашли, но нет сомнений в ортодоксальном русофобстве. Русская община Львова в очередной раз ослабла верой в дружбу народов. Лично я дал оценку разности польского Львова, под австрийской пятой, и Львова украинского, каким он стал в советский период и продолжился в независимой Украине.

И вот появляется книга А.Труханенко, которая при взгляде под определённым углом зрения является рецептом от всяких «фобий». Гуманизм, терпимость к иноплеменникам, иноверцам воспитывается не нотациями, дескать, люди, будьте толерантны, а, в первую очередь, обращением к высоким образцам искусства и литературы того народа, который в силу разных причин вызывает настороженность, недоверие. В отношении русских правоту этого метода доказал 170 лет назад, на примере Пушкина, львовянин Яшовский. Мне представляется, что в ослаблении русофобских настроений во Львове, отмеченном несколько лет тому назад, сыграли роль и сочинения А.Труханенко, предварившие книгу, и, в целом, просветительская деятельность Русского общества имени А,Пушкина во Львове, членом которого учёный филолог является.





Лидер организации О.Ю. Лютиков с удовлетворением рассказывает, что в последние годы представители Областной администрации всё чаще посещают городские площадки, на которых Олег Юрьевич со товарищи (среди них нередко можно увидеть А. Труханенко) являют горожанам литературные и музыкальные, театральные и другие образцы русской культуры. «Нам это интересно и полезно», - как-то услышали львовские пушкинцы признание высокого лица.

Согласитесь, та воображаемая встреча Пушкина, Яшовского и Труханенко многое определила на десятилетия вперёд.


Приложение к основному тексту

Обращаю внимание читателя на сонет С.Яшовского, посвящённый ещё живому Пушкину. Удивительно, что в нём слышатся мотивы «Памятника», который написан Пушкиным менее чем за год до смерти, а напечатан только в 1841 г. При том, у Пушкина «и назовёт меня всяк сущий в ней (в России.- С.С.) язык», а у львовянина, годами раньше, эти «сущие языки» уже «называют» Пушкина, т.е. читают своего певца. Такое вот мистическое сближение двоих людей, которых раздели 1000 вёрст пространства и государственная граница, которые не были лично знакомы. Впрочем, судите сами:

Сонет Пушкину
из цикла сонетов Станислава Яшовского
в переводе с польского Сергея Сокурова

В стране снегов Ты, витязь прирождённый,
Рассеял Словом вечной тьмы поток.
В пустыни душ, в мир неподвижный, сонный
Явился новый, пламенный пророк.

Внимают песням, скорбным и весёлым,
Равнины, горы, степи и леса,
Курганы, избы, города и сёла;
И множит эхо звуки-голоса.

В столичных залах и в жилищах тесных
Читают все твои живые песни –
Аристократ, купец и мещанин,

На пашне - сын усталый славянина,
В седле - татарин, в утлой лодке - финн
И камчадал - под огненной вершиной.

*

Сергей Анатольевич Сокуров
www.sokurow.narod.ru
sokurus@yandex.ru
(903)556-5280
Сокуровъ~