Миф о зверстве Красной АрмииВ фильме «Сталинград» очень искусно и тонко раскручивается миф о «зверстве» русских солдат. 1. Вы помните сцену атаки наших горящих солдат, как лава набегающих на позиции бесстрастных немцев? Эта сцена весьма двусмысленна, как и многое другое в этом фильме. Ведь мы понимаем, что бежать объятые пламенем люди по своей природе так долго не могут. Поэтому гложет нас какое-то чувство - «И всё бы хорошо, да что-то нехорошо». А нехорошо то, что неумолимо надвигающиеся горящие солдаты в современной знаковой системе ассоциируются с живым мертвецом, с зомби. Т.е. в подсознание зрителя пытаются внедрить образ звероподобного русского, противостоящего цивилизованному немцу. «Эпичность», которой Ф.Бондарчук оправдывает эту сцену, тут приплетать кощунственно. На самом деле героизм русских солдат опирается не на беспредельную живучесть тела, а на неукротимую силу духа, позволяющую преодолевать боль и муки.
Необходимо отметить внешнее сходство этой сцены с некоторыми эпизодами обороны Сталинграда. Во-первых, был подвиг моряка Михаила Паникаха: когда у него в руках от пули вспыхнула бутылка с горючей смесью, он, объятый пламенем, в самоотверженном броске навстречу танку поджёг его второй бутылкой. Во-вторых, в книге «За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера» выдающегося снайпера Василия Зайцева описывается бой 284-й стрелковой дивизии Н.Ф. Батюка в ночь на 23 сентября 1942 года:
«Заметив скопление нашей пехоты у бензобазы, фашисты открыли массированный минометно-артиллерийский огонь. Потом полетели бомбы с пикировщиков. Над базой взметнулось пламя, начали рваться бензобаки, загорелась земля. Над цепями атакующих моряков с оглушительным ревом метались гигантские языки пламени. Все охвачено огнем. Еще минута — и мы превратимся в угли, в головешки...
— Вперед! Вперед!
Охваченные огнем солдаты и матросы на ходу срывали с себя горящую одежду, но не бросали оружия. Атака голых горящих людей...»
Они срывали с себя одежду – им было больно, понимаете? Они вели себя по-человечески, но оружия не бросали – это сила духа. И моряк Михаил Паникаха – он не зомби, его несколько шагов навстречу танку в пределах человеческой природы, а его сила духа беспредельна.
2. Следующая сомнительная сцена – расстрел лопоухого «моряка»:
Сцена расстрела на месте (45 сек). Командир Громов обрисовал собравшимся бойцам обстановку и отдаёт приказ: «Всё, товарищи, позиции свои знаете, распределяйтесь по местам, скоро полезут». Тут неожиданно лопоухий «моряк» вступает в пререкания с командиром: «...Что мы здесь делать будем? ...Чей приказ выполнять?». После объяснения командира «моряк» встаёт и с гадкой шакальей улыбочкой выдаёт: «Тебе твой штаб приказал, ты и выполняй. А мне свой штаб флотской дивизии ещё найти надо». Командир без раздумий: «Никифоров, матроса расстрелять». Никифоров мгновенно вскидывает автомат и стреляет. Все равнодушно сидят, только сержант Поляков укоризненно: «Зря ты так, пригодился бы». Командир отвечает шуточкой: «Зачем? У меня парохода нету».
Давайте разберёмся, что нам пытаются внушить этой многозначной сценой. Командир Громов – архистратиг, герой, молодчага. Лопоухий «моряк» - блатной, шкура и мародёр, напоминает образ шакала Табаки из сказки Киплинга «Маугли. Битва» (эпизод 06:38). Здесь не только сходство внешнего облика персонажей, но и ситуаций, и даже интонаций – Табаки передразнивает перед Шерханом совет Стаи: ««Мы принимаем бой!» - кричали они!», затем кривляется: «А мы уйдём на север!». Складывается такая фабула - Совет бойцов решает: «Мы принимаем бой!», «моряк» дразнит командира, потом кривляется - «А я уйду на север!» (пардон, в свой штаб). Образы других участников сцены расстрела: сержант Поляков – «праведник»; «немой» тенор Никифоров – жестокий, бесстрастный; старшина Краснов и суров, и мягок; лейтенант Астахов (отец спасателя) – равнодушный «тютя»; «снайпер» Чванова из сцены выведен.
Итак, архистратиг Громов отдаёт приказ «немому» Никифорову расстрелять «качающего права» «моряка» как трусливого шакала, что он немедленно и исполняет. Всё вроде бы так и должно быть с военной точки зрения – командир любой армии мира в боевой обстановке отдаст тот же приказ, чтобы не допустить подрыва дисциплины, т.к. это грозит гибелью не только его подразделению, но и другим частям. Но авторы фильма являют нам иную, миролюбивую точку зрения - «праведный» Поляков осуждает расстрел, а это авторитетная оценка высшего приоритета по шкале фильма. С какой же позиции осуждает расстрел верующий Поляков, «олицетворение простоты и правды»? Он говорит: «...пригодился бы», т.е. проблематизирует расстрел с точки зрения целесообразности и пользы, а это западный менталитет! Наш праведный должен был бы сказать: «Зря ты так, сдали бы в трибунал», т.е. проблематизировать со стороны справедливости! Далее командир отшучивается пароходом (в американском стиле) – его реплика лежит тоже в поле западного менталитета. А ведь командир должен был бы разъяснить: «Шкура, трус, мародёр – как такой может пригодиться, в спину нам же выстрелит!». Ещё одну грань этой сцене добавляет «зловещий» фон – расстреляли как-то очень скоро, бездушно, жестоко, а равнодушие бойцов должно нам как бы подсказать – рядовая ситуация, расстреливали на каждом шагу, человеческая жизнь в Красной Армии ничего не стоит. Есть и другая грань – позиция моряка Краснова, который с осуждением и презрением смотрел на кривляния «лопоухого», а в момент приказа выставил руку, пытаясь остановить расстрел, хотя вполне естественно было бы услышать от сурового Краснова одобрение: «Доигрался, гад!». В общем, многозначная шизофрения.
Сделаем нашу оценку всей этой многозначности. Командир Громов расстрелял лопоухого «моряка» правомерно, по обстановке, в рамках своих полномочий. Реплика про пароход – ложь, не мог сознательный командир так ответить, он же не криминальный авторитет и не американский рейнджер, это уже ухмылка Чужого. Упрёк «праведного» Полякова – это из иной русскости, мягкая ложь того же Чужого. Мягкость сурового Краснова – ложь, ведь «шакал» честь звания моряка опорочил. Бесстрастность «немого» тенора Никифорова – ложь, он же артистическая натура, т.е. должен жить эмоциональной жизнью, тем более что далее мы увидим, что он возит по все фронтам фрак с бабочкой. «Зловещий» фон – искусственная реальность, сформированная вышеописанной ложью.
Но у зрителя нет времени всё это осознать, т.к. сцена длится 45 секунд, а затем его внимание сразу перехватывает другая ключевая сцена – на площади немцы сгоняют народ для невиданного действа – ритуального сожжения. Начинает звучать тревожная музыка, которая нам подсказывает - готовится что-то ужасное. Поэтому сознание зрителя встаёт врастопырку, противоречивые чувства спутываются в клубок, в итоге остаётся впечатление – «что-то нехорошо в Красной Армии, что-то есть зловещее и жестокое». Так в подсознательный миф о зверстве русских закладывается ещё один кирпичик.
3. Между тем картина ритуального сожжения женщины и ребёнка разворачивается во всей своей зловещности. Мы разберём в подробностях эту сцену ниже в другом разделе, а сейчас только констатируем – командир Громов расстреливает несчастную женщину и ребёнка из снайперской винтовки, чтобы избавить их от мучений сгореть заживо. Есть небольшой, но важный штрих к этой сцене – ещё до начала сожжения Катя кричит в истерике: «Стреляйте в них!». То, к чему призывала Катя, что молча одобрил «праведник» Поляков, что исполнил командир - это есть акт эвтаназии, т.е. убийство для избавления от мучений, в данном случае даже без формального согласия жертв. Консервативные и религиозные части общества на Западе, опирающиеся на традиционные ценности, увидев эту сцену, скажут: «Да, русские солдаты – дикие варвары, в Христа не верят, что-то в них звериное». Т.е. очередной кирпичик в миф про зверство заложили. Что касается России, то, думаю, народ разберётся, что эта сцена про эвтаназию – очередная ложь про Сталинградскую битву и Великую Отечественную войну.
Что эта сцена должна добавить по замыслу авторов к подсознательному образу «зверского» русского? А вот что - если надо, у русского рука не дрогнет убить даже женщину и ребёнка.
4. Кульминация всего фильма «Сталинград» - сцена убийства фашиста, пришедшего за водой. Здесь по замыслу создателей фильма образ «зверства» русских солдат должен быть показан с максимальным накалом. Все ключевые предшествующие сцены находятся в тесной связи с рассматриваемым моментом и готовят зрителя к правильному, с авторской точки зрения, восприятию – т.е. с позиций иной русскости.
Сцена убийства фашиста, пришедшего за водой (75 сек). Фашист, «как гусь», бежит за водой, доверчиво вскидывая фляги в сторону наших позиций и всем своим видом показывая, что он безобидный и в Россию пришёл не убивать, а водички попить. Снайперская винтовка в руках у Кати, она наводит прицел, «снайпер» Чванов командует: «Клади его». Командир кричит «Стой!». Камера наплывает на фашиста крупным планом, чтобы мы рассмотрели убийство во всех деталях и лично прониклись свершающейся трагедией. Мир замер. Катя нажимает на курок. Звук выстрела разрывает тишину. Пуля пронзает грудь фашиста, мы отчётливо слышим чмоканье разрывающейся плоти, видим фонтан крови и пыли, фашист замедленно падает, мы слышим эхо выстрела – как будто весь мир содрогнулся. Начинает печально звучать «погружающая» музыка, как бы реквием по невинно убиенной душе. Командир трагически: «Ты что сделал, придурок!» Сколько боли здесь выражено! Чванов спокойно: «А что я сделал, командир?». Катя начинает осознавать своё моральное падение, в потрясении и раскаянии опускает глаза. Командир: «Ты убил солдата, идущего за водой!». Чванов: «Он фашист, а не солдат». Командир яростно: «Даже звери не жрут друг друга на водопое!». Чванов: «Вы стишок знаете, товарищ капитан? Сколько раз его увидишь, столько раз его и убей!».
Давайте разбираться в этой мути. Образы персонажей к этому моменту нам прояснены. Командира Громова мы уже знаем как осужденного «праведником» Поляковым за как бы нехороший расстрел своего «моряка». Также мы видели, как командир без раздумий расстреливает женщину и ребёнка. Таким образом нам внушили, что командир жесток и безжалостен даже по отношению к своим, русским. «Снайпер» Чванов – демон, мародёр, моральный урод, у него «грязный рот». Катя – светлый и невинный образ замечательной девушки, ангел-хранитель. Фактически демон Чванов как бы совратил её (с точки зрения Ф. Бондарчука), искусив убить фашиста. Поэтому главный конфликт сцены – между командиром-героем Громовым и «снайпером»-мародёром Чвановым.
Также важно отметить, что настоящее действо следует за картиной ритуального сожжения женщины с ребёнком, которая возбудила в бойцах такую ненависть к немцам, что они бросились в рукопашную схватку с превосходящим по численности противником, забыв о приказе защищать дом и тем самым поставив под угрозу выполнение своей основной задачи о прикрытии переправы. Мы, как зрители, знаем из объяснения немецкого полковника, что сожжение было не зверством, а как бы просто ритуалом (по версии авторов фильма – злодеянием, но опять же не зверством), но наши бойцы этого не знают, воспринимают увиденное как зверство. Нам внушают в подсознании, что до этого наши бойцы как бы не видели зверств фашистов и поэтому картина сожжения их так впечатлила.
Итак, схема эпизода применительно к иерархии ценностей авторов фильма выглядит так:
Высший иерарх «праведник» Поляков осуждает командира Громова за расстрел своего; грешник Громов в свою очередь разоблачает демона Чванова через осуждение убийство фрица; кающаяся Катя, осознавшая своё моральное падение, подтверждает опусканием глаз правоту суда Громова; Громов громогласно и Катя молчаливо осуждают убийство фашиста даже после зверства фашистов в предыдущей сцене, т.е. как бы наше «зверство» становится хуже зверства фашистов.
Командир Громов просто потрясён убийством фашиста, пришедшего за водой. Даже он, жестокий и безжалостный «бог войны», сам убивавший до этого без раздумий, понял всю глубину предельного зверства и мерзости содеянного и осуждает, как Зло вселенского масштаба! Любопытно отметить, что опять идёт обращение к сказке Р. Киплинга «Маугли. Возвращение к людям». Фраза «даже звери не жрут друг друга на водопое!» - это про «водяное перемирие» для зверей во время засухи, возвещённое мудрым слоном Хатхи (эпизод 03:58). «Маугли» - любимый мультик всех советских и российских детей, его любят и уважают взрослые. Поэтому апелляция к образу зверей, которые якобы не жрут друг друга на водопое (ещё как жрут! смотрите National Geographic) – это искусный приём манипуляции сознанием, использующий подсознательные образы для внушения, что русские солдаты были даже не как звери, а хуже зверей! Защита «снайпером» Чвановым права на убийство фашиста «на водопое» через обращение к памяти о его убитом младшем брате – это заведомо слабая позиция, т.к. Чванов моральный урод и у него «грязный рот», т.е. Чванов не имеет никакого авторитета и уважения. Также «грязный рот» Чванова произносит: «Вы стишок знаете, товарищ капитан? Сколько раз его увидишь, столько раз его и убей!». Назвать «стишком» написанные кровью сердца строки из стиха К. Симонова «Убей его!» (ниже мы с вами прослушаем его) - это кощунство, совершить которое по тщательному расчёту создателей фильма доверено самому мерзкому персонажу фильма, т.е. демону (по крайней мере, лопоухий «моряк» уже расстрелян). «Грязный рот» Чванова должен обесценить аргумент в виде строк К. Симонова в глазах зрителей.
Сделаем опять нашу оценку этой мути. Фашист не мог идти беззаботно на «водопой» - это ложь, немцы сами всегда охотились за нашими, шедшими за водой (см. ниже свидетельства), и не могли рассчитывать с нашей стороны на сказочное «водяное перемирие». Боец Чванов, даже будучи моральным уродом и мародёром, имел в нашей иерархии ценностей своё святое право солдата убить любого фашиста, даже пришедшего за водой. Катя, испытавшая на себе зверство и насилие фашистов, имела полное моральное право мстить за себя, за погибшую мать и сестрёнку, за всех погибших друзей и соседей её дома. Настоящий командир Громов не мог бы осудить убийство, т.к. дух ненависти, который был в каждом солдате и, конечно, в каждом командире, диктовал только одно: «увидел – убей!». Осуждающий убийство фашиста советский командир – это Чужой в образе геройского русского офицера, чудовищный мутант, несущий нам иную русскость и цивилизационный перелом.
По поводу «водяного перемирия» и фашистской «культур-мультур» на войне - люди старшего поколения помнят историю героической обороны Брестской крепости в июне 1941 года и какой кровью доставалась вода её защитникам (т.е. с первых дней войны за воду мы платили кровью). Об этом пишет Александр Щербин:
«Стоит только пожалеть о том, что такой вот капитан Громов не проинструктировал в своё время вояк из гитлеровской 45-й пехотной дивизии, в упор расстреливавших защитников Брестской крепости, пытавшихся добраться до воды Мухавца и Буга. А ведь там вода в больших количествах требовалась раненым, детям и женщинам, но это не останавливало солдат рейха».
А последний гвоздь в гроб сказочного мифа о «водяном перемирии» во время Сталинградской битвы пусть забьют свидетельства о воде на сайтах «Дети Сталинграда» и «Историческая правда»:
«Вода. Чего больше всего было в Сталинграде? Кажется именно ее, ведь под боком целая Волга. Но воды-то нам, сидящим в подвалах, больше всего и не хватало. ...Цена воды была нередко весьма высокой - в человеческую жизнь. Именно такую цену заплатили некоторые мои сверстники, скрывавшиеся, как и я, в котельной одного из домов гидролизного завода. Отсюда ходили в сентябре за водой мальчишки-смельчаки в ледники, размещавшиеся около элеватора. Увы, ни один из них назад не вернулся… На верху элеватора сидел немецкий снайпер, который расстреливал каждого, кто приближался к нему…». «Опухший от голода, полураздетый (всю одежду поменяли на продукты, под артиллерийским огнем каждый день ходил я на Волгу за водой. Нужно было раздвинуть трупы, которыми была покрыта поверхность воды у берега. Немцы обстреливали из минометов даже одиночные цели и днём не давали подойти к воде».
Но зритель, особенно молодой, об этом не догадывается. Драматический диалог Громова и Чванова продолжается 35 секунд, далее действие захватывает внимание другими сценами и даже зрелому зрителю некогда подумать. Так опять в подсознание неискушённого человека вкладывается очередной кирпич мифа о «зверстве» русских.
5. Целый ряд эпизодов фильма смакует жестокость наших бойцов. Два раза камера показывает крупным планом, как «немой» Никифоров, вонзая нож в тело немца, бесстрастно проворачивает его с хрустом. В другом эпизоде командир Громов вспарывает живот трупа фашиста и обмазывает себя его кровью для маскировки. Верим ли мы, что такое было на войне? Конечно, верим. Можем ли мы осудить бойцов Красной Армии, которые так сражаются? Конечно, нет - они могут убивать фашистских гадов любым способом и применять для этого любые приёмы. Фашистская нечисть вторглась в нашу страну, убила миллионы наших людей, принесла неисчислимые страдания русскому народу – тем самым она поставила себя в нашей иерархии ценностей на позицию предельного метафизического Зла, которое надо победить любой ценой и любыми средствами.
Итак, мы верим, что изображённая жестокость наших солдат есть правда. Но опять мучительное ощущение Мальчиша-Кибальчиша - «И всё бы хорошо, да что-то нехорошо». А нехорошо то, что нет соразмерности между образами наших солдат и образами немцев. Жестокость наших – вот она, на экране смакуется крупным планом, а жестокость и зверство немцев - за кадром, где-то там далеко, выраженные равнодушным закадровым голосом Ф. Бондарчука. Если нет соразмерности – нарушена цельность образа войны. А нет цельности - значит, нет Правды войны в этом фильме. А нет Правды – значит, всё это работает на всё тот же миф о «зверстве» русских.
6. Наконец, мы добрались до финального эпизода – убийство падшей девушки Маши.
Сцена гибели падшей девушки Маши (100 сек). Звучит тревожная музыка. Капитан Кан выходит из дома, но «снайпер» Чванов не трогает его (!). Не успевает немец сделать и пяти шагов, как на пороге дома появляется падшая девушка Маша и нежно вопрошает немца: «Ты вернёшься?». Чванов мгновенно ловит её в прицел. Музыка замерла, как и весь мир вокруг. Чванов стреляет, проговаривая: «Подстилка немецкая!». Девушка замедленно валится, в середине лба маленькая точка – след от пули. Жизнь гаснет, мы слышим последний замедленный выдох девушки. Начинается новая музыкальная тема – «атмосферной» печали. Камера наплывает на распластанное тело девушки, прекрасные белокурые волосы раскиданы, одна прядь тихо колышется ветром. На Земле минута скорби. Капитан Кан выпрямляется около тела девушки. Музыка обращается в мужественную тему, как бы призывающую возмездие. Он кричит «Русский!». «Снайпер», наблюдая в прицел эту сцену, яростно передёргивает затвор, но... выстрела не следует.
Абсурдность поведения «снайпера», когда он вместо немецкого офицера «кладёт» (выражение Чванова) русскую, хотя и падшую, девушку, ускользает от зрителя. Всё его внимание приковано к трагической развязке «истории любви» «на фоне одного из самых кровопролитных сражений в истории человечества» (как пишут в рекламе фильма). Музыка (т.е. авторская позиция) подсказывает зрителю: свершилось злодеяние – убита любовь. Немецкий капитан Кан, положительный персонаж в системе ценностей создателей фильма, осуждает это подлое убийство из-за угла – он, как настоящий тевтонский рыцарь, гордо и бесстрашно встаёт во весь рост у тела падшей девушки и призывает своего врага: «Русский!». Потрясённый «снайпер» Чванов не в состоянии выстрелить в немецкого офицера, хотя и передёргивает затвор.
Примечательно, что другие герои фильма в этой сцене не присутствуют и кажется на первый взгляд, их оценки мы не услышим. Но давайте обратим внимание, что убийство падшей девушки заочно осудила Катя, когда на предложение «снайпера» Чванова пристрелить эту девушку она возмутилась «Дурак что-ли?» (это было в сцене перед убийством немца на «водопое»). А девушка Катя, как мы уже знаем, чистый и светлый образ, голос совести в этом фильме, поэтому авторитетная оценка всё-таки дана.
Ещё важно отметить одну деталь – эта сцена разворачивается на фоне другой захватывающей сцены - последнего подвига бойца Никифорова, который сначала гранатой подрывает немцев, а затем, применив военную хитрость и жертвуя собой, жестоко убивает немецкого полковника. Этот безусловно героический поступок противопоставляется дурацкому убийству, совершённому «снайпером» Чвановым, усиливая таким образом его осуждение.
Давайте и мы выскажем свою оценку. Мы присоединимся к мнению Кати, что Чванов - дурак. Конечно, наказание падшей девушки через её убийство несоразмерно с совершённым преступлением. Её следовало судить, как это делали и у нас, и во Франции, где за сожительство с немцами (за т.н. «горизонтальный коллаборационизм») по закону 1944 года было осуждено 20 тысяч женщин – их подвергали публичным унижениям на улицах. У нас таких сажали – вроде жёстче. Но у каждого общества свои законы сообразно менталитету, культуре и сложившимся обстоятельствам – у нас свои, у французов – свои. Масштаб преступлений фашизма в СССР и во Франции несоизмерим. У нас формально осуждали жёстче, но кто оценит, какое наказание приносит больше страдания – сесть в тюрьму или быть публично униженной и стать изгоем общества. Как бы то ни было, наказания по закону разные, но оценка данному деяния одна – для любого здорового общества (генерал Шарль де Голь тем и велик, что вернул французам честь, т.е. нравственное здоровье) это общечеловеческое преступление, т.к. в иерархии ценностей такого общества общее выше личного (для французов по крайней мере в обстановке войны и национального унижения) и честь выше спасения через предательство:
«И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови». Но что же наш зритель? У него опять останется гадливый осадок «зверства» русских, т.к. думать-то некогда – разворачивается картина подвига Никифорова, перед которым мы склоняем голову в память о наших героях. Но воздух наполняется тлетворным духом иной русскости.
продолжение следует
Раздел: