"ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКОГО НАРОДА": СЛАВЯНЕ И РУСЬ

Киевский летописец, перечисляя восточно-славянские племена, не назвал среди них р у с и. Между тем, в повествовании это племенное наименование фигурирует у летописца очень часто, причем племенной термин русь служит летописцу и для наименования страны, населенной р у с ь ю.
Так, например, под 6374 г. читаем: «Цесарю же отшедшю на Агаряны, и дошедшю ему Чернью рекы, весть епарх посла ему, яко Русь на Цесарьград йдуть, и вратися цесарь». Под 6415 г.: «И рече Олег: ищиите пре паволочиты Руси, а Словеном кропиньны».
В договоре Олега с греками от 6420 г. сказано: «... и по повелению от великого князя нашего и от всех, иже под рукою его сущих Руси»; «аще ли таковая лодия, ли от буря, или боронения земьнаго боронима, не можеть возвратитися в своя си места; сопотружаемся гребьцем тоя лодия мы, Русь, и допровадим ю с куплею их посдраву...»; «Се бо токмо Словеньск язык в Руси: Поляне, Древляне, Новгородьци, Полочане...»; «и есть притьча в Руси и до сего дьне: погыбоша акы Обри...». В договоре Олега с греками 911 г. (6420 г.) говорится: «Аще злодей возвратится в Русь, да жалують Русь хрестияньскому цесарьству, и ят будет таковый, и возвращен будеть, не хотяи, в Русь»; «И да не имеють власти Русь зимовати в устий Днепра, Белобережии, ни у святаго Евферия; но егда придеть осень, да йдуть в домы своя, в Русь»; «Темь же из Руси можеть йти по Волзе в Болгары и в Хвалисы...» и т.п.
Собирательному племенному наименованию русь соответствует единичное русин: «О семь, аще кто убиеть или хрестияна Русин или хрестиян Русина, да умреть, идеже аще сотворить убийство» (договор 6420 г.). Прилагательные, производные от племенного наименования русь: Русьская земля; «А Днепр втечеть в Понтьское море трьми жерелы, еже море словеть Руськое...»; «А Словеньск язык и Руськый един есть...», «и потом даяти уклады на Русьскыя грады...»; «Мы от рода Русьскаго:... иже послами от Олега, великого князя Руськаго...»; «Цесарь же Леон почьсти слы Русьскыя дарми...»; «И великий князь наш Игорь и князи и боляре его и людие вси Русьстии послаша нык Роману и к Костянтину и к Стефану...»; «И иже помыслять от страны Русьскыя раздрушити таку любовь...» и т.п.
Исследование вопроса о значении термина р у с ь с несомненностью установило, во-первых, что «имя Руси, как народное, принадлежит всем племенам союза восточных славян; как племенное — одному только югу»; и во-вторых, что «имя с л о в е н, исключительно племенное, принадлежит только Новгороду и его области: на Руси оно никогда не имеет общего значения народного славяне». Поэтому, когда летописец рассказывает о событиях и лицах, связанных с севером и северными племенами, среди последних отсутствует русь. Так, например, рассказывая о выступлении Олега из Новгорода, летописец пишет: «В лето 6390. Поиде Олег, поим воя многы: Варягы, Чюдь, С л о в е н ы, Мерю, Весь, Кривиче...»; «И придоста к горам Кыевьскым...» и т.д.
Русь в этом списке племенного состава олеговой армии отсутствует. Но вот Олег водворился на княжение в Ки¬еве, и летописец пишет: «и рече Олег: се, буди мати градом Русьскым». «И беша у него Варязи и Словене, и прочий прозвашася Русию».
Другой случай: Владимир выступает из Новгорода: «Володимер же собра вой многи, Варяги и Словени, Чюдь и Кривичи, и поиде на Рогволода» (Лавр., 32). О р у с и и в данном случае нет ни слова, но когда летописец рассказывает, например, о выступлении Игоря из Киева на греков, то в составе его многочисленного войска из Киева выступает уже и р у с ь: «В лето 6452. Игорь же совокупив воя многы: Варяги, Р у с ь и Поляны, Словены и Кривиче, и Тиверьце, и Печенегы ная». Или — Святополк выступает из Киева: «Пристрой без числа вой, Руси и Печенег»; Ярослав из Киева идет на Святополка: «совокупив Р у с ь, и Варяги, и Словене» (Лавр, 62) и т.д. Таким образом, славянами летописец называет исключительно северные племена, р у с ь ю — южные племена.
Противополагая в племенном отношении северян — славян южанам — р у с и, летописец, однако, называет все восточно-славянские племена общим народным именем р у с ь: «Се бо токмо Словеньск язык в Руси: Поляне, Древляне, Новгородци, Полочане, Дреговичи, Север, Бужане, зане седоша по Бугу, после же Волыняне. А се суть инии языци, иже дань дают Руси, Чюдь, Меря, Весь, Мурома...» и т.д. В другом месте летописец подчеркивает: «Тем же Словеньску языку (т.е. славянскому народу) учитель есть Павел, от него же языка (т.е. от того же народа) и мы есмь, Русь... А Словеньск язык и Русьскый един есть...», т.е. славянский народ и русский — это одно и то же. А чудь, меря, весь, мурома, черемисы и пр. — это, говорит летописец, иные народы, платящие дань Руси.
Образуя в целом один народ — р у с ь, все названные выше восточно-славянские племена, по летописцу, составляют и в политическом отношении одну страну — Русь или Русскую землю. «В лето 6420. Посла Олег мужа своя построит мира и положит ряд межю Грекы и Русию...»; «Мы от рода Русьского.., иже послани от Олега, великаго князя Русьского и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великых князь и его великых боляр к вам, Львови и Александру и Констянтину...»; «Такоже и вы, Греци, да храните такуже любовь к князем нашим светлым Русьскым и к всем, иже суть под рукою светлаго князя нашего несоблазньну и непреложьну выину и во вся лета».
Договор, заключенный в 911 г. (6420) киевским князем Олегом с византийским правительством, был договором двух соседних государств. Поэтому в частности и термин русин, употребляемый в этом договоре, обозначал собою не этнографическую единицу, т.е. не единицу того или иного племени, но политическую единицу, т.е. субъекта, принадлежавшего к русской государственности, русского гражданина, без различия его племенной принадлежности. Равным образом и «сълы Русьскые», заключавшие в Царьграде но поручению Олега договор с византийским правительством, явились сюда не в качестве представителей того или иного племени, но в качестве полномочных представителей киевского князя, т.е. были дипломатическими представителями русского государства и русского славянского народа.
«Слышав же се Володимер в Новегороде, — читаем мы в летописи, — яко Ярополк уби Олега, убоявся бежа за море; а Ярополк посадники своя посади в Новегороде, и бе володея един в Руси».
Таким образом, как до летописца Нестора, использовавшего в своем летописании предшествовавшие ему летопис¬ные труды и другие источники, так и при Несторе, термином р у с ь обозначались все восточно-славянские племена, вхо¬дившие в состав обширного славяно-русского племенного союза.
Походы и завоевания киевских князей Олега и Игоря, в частности их походы на Царьград, предпринимавшиеся ими с огромными армиями, достигавшими десятков тысяч вооруженного народа; такие же походы руссов на Каспийское море в X в. (913—944 г.): договоры Олега и Игоря с греками, которые «ведутся исключительно от имени Руси, как народа сильного, давно оседлого на своих местах и довольно ясно определявшего свои отношения к соседям»; крупные иноземные торговые сношения, поддерживаемые русскими купцами с Константинополем, с Хазарией, с Поволжьем и далее на восток, — все это доказывает, говорит историк, «что Русь, основавшая наше государство, не была какою-нибудь отдельною дружиной или каким-то родом, который пришел со своими князьями, призванными в Новгородскую землю для водворения порядка, но это был целый сильный народ, отличавшийся предприимчивым, суровым и властолюбивым характером».
Однако, даже поверхностное знакомство с договорами, заключенными Олегом и Игорем с греками от имени Руси, делает ясным, что между Русью и Византией существовали уже и до этих договоров организованные торговые сношения, и показывает, что эти договоры заключались «на удержание и на извещение от многих лет межю христианы (т.е. греками, Византией) и с Русью бывшою любовь», а следовательно, показывает, что Русь существовала на Днепре и на Черном море задолго до второй половины IX в., т.е. до эпохи так называемого призвания варягов. Это явствует также и из двух выступлений византийского патриарха Фотия в 865 г., где о р у с а х говорится, между прочим: «эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление их соплеменников и благословно требовали и ожидали кары, равной злодеянию... Их привел к нам гнев их; но за ними, как мы видели, следовала божия милость и отвратила их набег».
По свидетельству арабского писателя Хордадбе, византийский император и царь Хазарии брали десятину с русских купцов. Но Хордадбе писал в эпоху Рюрика и Аскольда. Следовательно, организованные торговые сношения Руси с припонтийскими и прикаспийскими странами существовали задолго до легендарного «призвания варягов», о котором, между прочим, ничего не знают византийские источники, как не знает о нем, в частности, и патриарх Фотий, современник этого события. Напротив, яркая характеристика, которую просвещенный византийский дипломат Фотий дает северным варварам, росам, нахлынувшим тучею на Византию, не оставляет никакого сомнения в том, что этими варварами — росами была хорошо знакомая грекам по предшествовавшим нападениям на Константинополь славянская русь, т.е. русский народ.
Для Фотия — это «народ ничем не заявивший себя, народ непочетный, народ, считаемый наравне с рабами, не именитый, но приобретший славу со времени похода к нам, незначительный, но получивший значение, смиренный и бедный, но достигший высоты блистательной и наживший богатство несметное, народ где-то далеко от нас живущий, варварский, кочевой, гордый оружием, не имеющий стражи (внутренней), неукоризненный, без военного искусства, так грозно, так мгновенно, как морская волна, нахлынул на пределы наши, и как дикий вепрь истребил живущее здесь, словно траву, или тростник, или посев...» и т.д.
Но не только Фотий называет восточных славян росами (русами). И другие византийские авторы, современники первых выступлений Руси в Царьграде, знают их под тем же именем. Так, например, Никита Пафлагонянин в жизнеописании патриарха Игнатия упоминает о свирепстве скифского народа рось в окрестностях Царьграда. Константин VIII Порфирородный (905—959), живой свидетель нападений на Византию киевского князя Игоря, заключивший с ним договор и принимавший у себя его супругу Ольгу, много говорит в своих сочинениях о р у с а х, которых он хорошо знал как народ туземный, а не пришлый откуда-либо со стороны, т.е. как восточно-славянский русский народ. Византийский историк Лев Диакон (X в.), описывая войну Святослава с греками и сообщая много интересных подробностей о р у с а х , ничего не знает о появлении их из Скандинавии или откуда-либо из другой страны, но приурочивает их преимущественно к берегам Черного и Азовского морей.
Необходимо отметить, что византийские источники никогда не смешивают руси и варягов, а всегда говорят о них отдельно, причем о руси они говорят раньше, чем о варягах. Не подлежит никакому сомнению также и тот факт, что норманны-варяги и русь, не имевшие ничего общего между собою в смысле племенного родства, состояли на византийской службе, первые — в составе сухопутных отрядов, вторые, т.е. русь — преимущественно во флоте.
Те же варяги-норманны состояли на службе в качестве наемной дружины и у русских князей. Но в России их было больше вначале, чем в Византии, и они принимали здесь более активное участие в событиях, чем в Византии.
Арабские писатели также говорят о славянах и русах, как об одном и том же народе. Так, у Ибн-Хордадбе (60— 70-е годы IX в.н.э.) мы читаем: «Что же касается купцов — русских — они же суть племя из славян, — то они вывозят меха выдры, меха черных лисиц и мечи из дальнейших концов Славонии к Румскому (т.е. Черному) морю, и царь Рума (т.е. восточно-римской империи) берет с них десятину. А если желают, то ходят на кораблях по реке Славонии (т.е. Волге), проходят по заливу Хазарской столицы (г. Итиль, при впадении Волги в Каспийское море), где владетель ее берет с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана (т.е. Каспийскому морю, собственно, его юго-восточная часть) и выходят на любой им берег... Иногда же они привозят свои товары на верблюдах в Багдад».
Говоря о славянах и рус и, арабские писатели всегда выделяют их в особую группу народов и рисуют их быт и нравы общими чертами. Так, у Аль-Масуди (первая половина X в.) мы читаем: «Что же касается язычников, находящихся в стране хазарского царя, то некоторые племена из них суть Славяне и Русы. Они живут в одной из двух половин этого города (т.е. Итиля) и сожигают своих мертвецов с их вьючным скотом, оружием и украшениями. Когда умирает мужчина, то сожигается с ним жена его живою; а если умирает у них холостой, то его женят по смерти...» и т.д.
Тот же автор, рассказывая о том, как в г. Итиле организован суд, говорит, «что в нем бывает семь судей, двое из них для мусульман, двое для хазар, которые судят по закону Тауры (т.е. Торы, Пятикнижия), двое для тамошних христиан, которые судят по закону Инджиля (т.е. Евангелия); один же из них для славян, русов и других язычников, он судит по закону язычества, т.е. по закону разума... Русы и славяне, о которых мы сказали, что они язычники, составляют войско царя и его прислугу».
На общность похоронного обряда у славян и русов (сожжение трупов), а равно и общность для них судьи в столице хазар, о чем говорит Масуди, обратил внимание уже А.Я. Гаркави, который с большою вероятностью заключал, что Масуди «знал о славянском происхождении русов, или по крайней мере о родстве их». Причем, говорит Гаркави, он, конечно, знал, что последние не поглощены между другими славянскими племенами, а составляют самостоятельный от¬дел этого племени... Русов считает он прибрежными жителями Черного моря; следовательно, придется допустить, говорит автор, что Русь означает у него южнославянские племена России, а под именем Славян разумеет он более северных соплеменников их, живших на севере от Хазарии.
Интересно отметить, что современник Аль-Масуди, арабский писатель Ибн-Фадлан называет русами северные славянские племена и отличает от них южных, которых называет Куябы (Киев). Масуди вовсе не знает имени Куябы, а Истахри и Ибн-Хаукал, писавшие через 30— 40 лет после Ибн-Фадлана, уже знают, что Куяба есть часть Руси. Этот разнобой в показаниях арабских авторов, писавших в одно и то же время, говорит о том, что в первой половине X в. имя р у с ь одинаково принадлежало как северным, так и южным славянским племенам. Приурочение же его то к северным, то к южным племенам стояло, очевидно, в связи с источником, От которого тот или иной арабский автор черпал на местах свои сведения. О том, что не только южные славянские племена (Киев), но и северные (Новгород) назывались р у с ь ю, русскими, говорят нам и западные источники. Так, у Адама Бременского и в других источниках Русью называется Новгородская область. Совершенно определенное показание в этом смысле дает нам арабский писатель, половины X в., Аль-Истахри, у которого мы читаем: «Русы состоят из трех племен, из коих одно ближе к Булгару, а царь его живет в городе, называемом Куяба (т.е. Киев), который город больше Булгара; другое племя называется С л а в и я и еще племя называют Артания, а царь его находится в Арте...»
Исходя из приведенных выше данных о славянах — руси, мы приходим к заключению, что все восточно-славянские племена в целом были известны с древнейших времен под именем руси, т.е. русского народа. В более узком смысле этим именем назывались южнославянские племена и в первую очередь племя полян, «яже ныне зовомая Русь», т.е. п о л я н е — русь, сердце Киевской Руси. В сношениях с иностранцами восточные славяне обыкновенно называли себя русскими независимо от своей племенной принадлежности. Так же называли восточных славян и иностранцы (арабы, греки, германцы). Что же касается наименования славяне, то это, прежде всего, новгородцы; затем северная группа славянских племен (славяне, кривичи, радимичи, вятичи, полочане и быть может верхние дреговичи) в противоположность южной (поляне, древляне, северяне, бужане, уличи, тиверцы и др.). В соответствии с этим византийский писатель Константин Порфирородный называет Новгород внешнею Русью. Арабские писатели, как видели мы выше, называют иногда наши северные славянские племена общим термином с л а в и я.
В записях Пруденция, епископа города Труа, входящих в состав так называемых Бертинских анналов или летописей и обнимающих события с 835 по 861 гг., имеется, между прочим, очень ценное показание, касающееся Руси. Оно уже давно обратило на себя внимание наших историков как свидетельство, позволяющее отодвинуть начало Русского государства к значительно более раннему времени, чем середина IX в. Пруденций рассказывает о том, что в 839 г. к императору франков, Людовику Благочестивому (814—840), сыну Карла Великого, явились послы византийского императора Феофила (829— 842) вместе с представителями «народа Рос». Посольство было торжественно принято императором в Ингельгейме 18 мая. Названные выше представите¬ли «народа Рос» говорили, что они, т.е. их народ называется рос. Император Феофил писал Людовику, что этих представителей к нему направил их царь по имени Хакан для заключения дружбы, как они утверждали, и просил Людовика, чтобы тот помог им вернуться на родину, ибо пути, по кото¬рым они ранее прибыли в Константинополь, находятся сей¬час в руках варварских и весьма жестоких народов. Поэтому Феофил не захотел, чтобы послы возвращались по этим путям, опасаясь, как бы их не постигла опасность.
В данном показании Бертинских летописей обращает на себя внимание титул царя росов хакан или каган, хорошо известный южной Руси. Этим титулом именовался, например, Владимир Киевский в известном «Слово о законе и благодати» Илариона. «Едва ли можно усомниться в том, — замечает по этому поводу акад. A.A. Шахматов, — что эта Русь прибыла в Константинополь из южной России. Следовательно, Русь сидела уже там в первой половине IX иска».
Таким образом даже для норманиста A.A. Шахматова было ясно, что русь сидела в южной России уже до «призвания варягов».
Однако, приведенное выше показание Бертинских летописей, подвергшееся в свое время весьма основательной критике со стороны антинорманиста проф. Д.И. Иловайского и других исследователей, интересно и в другом отношении. Оно дает некоторые указания на местоположение древней Руси. В самое последнее время проф. В.А. Пархоменко высказал предположение, что исконная древняя Русь была расположена недалеко от Константинополя, но отделялась от Византийской империи «варварскими и жестокими народами», и что вместе с тем она была не так уж далеко от Франкской империи, в состав которой входила большая часть Германии. Проф. Пархоменко полагает, что Русь возникла на юге и затем соединилась с тем образованием, которое независимо возникло на севере. Известное же летописное сказание о призвании варягов является, по мнению В.А. Пархоменко, не рассказом о начале государства Руси, а лишь материалом по истории северного княжества, раньше которого и, во всяком случае, не позже 30-х годов IX в. на юге возникло довольно сильное в военном отношении княжество, связанное с Черным морем и пользовавшееся известностью у соседей.
Таким образом, показания Бертинских летописей с несомненностью говорят о том, что русь была известна в Приазовье и в Причерноморье и за их пределами задолго до так называемого «призвания варягов». В этом убежден, как видели мы выше, и норманист A.A. Шахматов. Интересно в связи с этим отметить, что Шахматов не исключал возможности, что значительные полчища этой руси, вернувшись после первого неудачного набега на Константинополь, осели где-нибудь южнее, быть может, даже восточнее Киева и Поднепровья — на берегах Азовского моря, где при устье Дона был известен в XII в. находившийся под властью греков вместе с Тмутороканью город Росия.
Как предполагает проф. В.А. Пархоменко, «географические условия положения юго-восточной группы русско-славянских племен или собственно «Руси» в соседстве со степными кочевниками содействовали, несомненно, выработке в их быту и нравах таких особенностей, которые выделяли их в сознании наблюдавших их соседей, арабов и византийцев, в особую племенную группу «русов», отличающуюся от прочих славянских племен отвагой и предприимчивостью, дававшими себя знать весьма чувствительно византийцам».
«К X веку, — говорит В.А. Пархоменко, — юго-восточная «Русь» явилась преемницей юго-западной группы славянско-русских племен, выдвинув из своей среды таких организаторов новой государственности, как Аскольд, Олег, Игорь, Ольга, Святослав и др.».
По мнению проф. Пархоменко, «это не были северные иноземные норманны, а вожди юго-восточного русско-славянского племени. Вокруг Киева в IX в. шла борьба не днепровских славян с северными норманнами, а юго-восточной славянской Руси с юго-западною группою своих сородичей — уличей и древлян».
Останавливаясь в частности на именах киевских князей Аскольда и Олега, тот же исследователь подчеркивает, что первое из них «сильно напоминает юго-восточное, приводимое летописью имя половецкого «князя» XI в. Искала». Место же гибели Аскольда — Угорское лежит к югу от Киева, что, по мнению проф. Пархоменко, указывает на движение Игоря к Киеву с юга.
Что касается Олега, то цитируемый нами автор обращает внимание на прямое свидетельство одного древнееврейского памятника о том, что Олег жил на юго-востоке Руси, вблизи хазар, в постоянных сношениях и столкновениях с ними, и отсюда предпринимал по востоку и дальше походы на Византию, а затем в Персию, или Фракию, и что он был царем «Русии», а в договоре 911 г. с греками назван «великим князем русским».
Таким образом, по мысли проф. Пархоменко, в начале X и. юго-восточная «Русия» была метрополией усиливающейся па Днепре полянской Руси. Когда же в 913—914 гг. юго-восточная «Русия» потерпела поражение со стороны объединенных сил хазар, камских булгар и буртасов, когда войско ее было истреблено, а несколько позже погиб и Олег со всем своим «станом», то значение метрополии всецело перешло к Киеву. Победой над уличами Игорь открыл себе путь по Днепру к морю, вскоре после чего Святослав для защиты своей бывшей «метрополии» предпринял поход против хазар, разгромил их, разрушил Булгар, опустошил буртасов, взял и разрушил хазарскую крепость Саркел, города Итиль, Семендер, проник отсюда в хазарские владения на Северном Кавказе и завоевал здесь асов и косогов, т.е. осетин и черкесов, и т.д. Изложенные выше факты приводят исследователя к заключению, что летописцы, а может быть, даже не они, а их предшественники, творцы нового предания, «переодели героев старого предания — Аскольда, Олега, Игоря в норманнов, но не сумели совсем изгладить из предания и пользовавшейся им летописи ни борьбы полян с древлянами и уличами, ни также воссоздать более или менее приемлемую в смысле достоверности, не существовавшую историю борьбы с норманнами, которые у летописцев оказались в несоответственной роли — мирных завоевателей более культурного юга и насадителей здесь государственности...».

Николай Севастьянович Державин