Главная > История > СУДЯТ ЛИ ПОБЕДИТЕЛЕЙ? {T_LINK}

СУДЯТ ЛИ ПОБЕДИТЕЛЕЙ?


5-03-2013, 12:40. Разместил: Редакция
СУДЯТ ЛИ ПОБЕДИТЕЛЕЙ?К 60-летию со дня смерти И. В. Сталина

В конце 80-х годов прошлого века в Китае развернулась критика «культа личности Мао Цзэдуна». Но после известных событий на площади Тяньаньмынь китайское руководство предложило оценивать деятельность Мао так: он ошибался, но на 30 процентов, а на остальные 70 был прав. Это решение я бы назвал столь же хитрым, сколь государственным и мудрым. Судите сами: «30 процентов ошибок» дают весьма большое пространство для критики, а вот «70 процентов достижений» большого пространства для славословий, как ни странно, не дают. Славословия такая штука – тут или всё, или ничего.

Что же мы видим? Полярно противоположные оценки деятельности Мао в китайском обществе прекратились. Публицисты и историки стали искать «золотую середину». Это объединило китайское общество.

У нас же спустя 60 лет после смерти Сталина со страниц прессы и с экранов ТВ не сходят совершенно взаимоисключающие материалы о нем, хотя и государства, которое строил Сталин, уже не существует!

Вот еще что интересно: а кто, собственно, создавал «культ личности» Сталина? Ну, разумеется, агитпроп, пресса, радио, кино, монументальное искусство… Однако книг о Сталине у нас в 30-х годах почти не было, не считая партийных биографий (К. Радека, М. Кольцова, Е. Ярославского), которые сочинялись не только о Сталине. Сталин, конечно, являлся эпизодическим героем многих советских литературных произведений, но случаи, когда он был их главным героем, можно пересчитать по пальцам.

Я знаю три таких произведения: поэмы о Сталине Георгия Леонидзе и Георгия Шенгели, а также пьеса Михаила Булгакова «Батум». При этом следует помнить, что булгаковский «Батум» так и не был поставлен, а поэма Шенгели частично опубликована лишь в 2006 г. в журнале «Наш современник».

Апологетические книги о Сталине писали… на Западе, а потом переводили у нас! Кто же его воспевал? Иностранные писатели-коммунисты, то есть советские агенты в западных рядах? Если бы так! Из маститых творцов сталинианы лишь четверо являлись коммунистами: Рафаэль Альберти, Луи Арагон, Теодор Драйзер, Пабло Неруда. Остальные «зубры» – Анри Барбюс, Ромен Роллан, Герберт Уэллс, Лион Фейхтвангер, Карел Чапек, Бернард Шоу – просто придерживались так называемых левых убеждений. При этом отметим, что Чапек и Уэллс являлись президентами международной правозащитной писательской организации «ПЕН-клуб».

Поразительней то, что Сталину курили фимиам и правые. Да еще более успешно, чем левые! Их книги стали на Западе бестселлерами! Осенью 1941 г., когда Гитлер рвался к Москве, крупное американское буржуазное издательство «Саймон энд Шустер» выпустило книгу бывшего посла США в Советском Союзе (1937-1938 гг.), убежденного антикоммуниста Джозефа Э. Дэвиса «Миссия в Москву». 700 тысяч экземпляров «Миссии» в твердом переплете и полтора миллиона в мягком разлетелись мгновенно. Популярность книги была такова, что Институт Гэллапа даже провел в октябре 1942 г. специальный опрос для выяснения причин этого феномена. Оказалось, «что основной заслугой автора «Миссии в Москву» читатели считают достоверность информации о суде над заговорщиками, выступившими против Сталина». Что же это была за «достоверная информация»? Наверное, Дэвис, исходя из своих убеждений, разоблачил московский процесс 1938 г. как фальсификацию? Не тут-то было! «Итак, - писал Дэвис, - сомнений больше нет - вина уже установлена признанием самого обвиняемого (Бухарина. - А. В.)… И едва ли найдется зарубежный наблюдатель, который бы, следя за ходом процесса, не заметил, что, хотя многое выглядит абсолютно неправдоподобно, не остается сомнения в причастности большинства обвиняемых к заговору, имевшему цель устранить Сталина».

Вот так! Между тем, в «Миссии в Москву» Дэвис выражал лишь отнюдь не только свою точку зрения. Идея напечатать рукопись Дэвиса возникла у самого президента Рузвельта, и официально была поддержана госдепартаментом США, предоставившим издательству «Саймон энд Шустер» необходимые документы! «Эта книга - явление, она на все времена», – начертал Рузвельт на своем экземпляре «Миссии в Москву». То есть, президент США утверждал таким образом, что точка зрения Дэвиса историческому пересмотру не подлежит.

Что ж, интересно почитать, что написал Дэвис в книге «на все времена» о Сталине! Извольте: «Он… держался очень просто, но одновременно величественно. Он производит впечатление человека сильного, собранного и мудрого. В карих глазах - тепло и доброта. Ребенку бы понравилось сидеть у него на коленях, а собаке ласкаться у ног».

Как говорится, без комментариев!

Творцы советской сталинианы до таких восхвалений не доходили.

Сменивший Дэвиса на должности посла США в СССР Аверелл Гарриман (тоже, кстати, антикоммунист) давал Сталину еще более высокую оценку:

«И.В. Сталин обладает глубокими знаниями, фантастической способностью вникать в детали, живостью ума и поразительно тонким пониманием человеческого характера. Я нашел, что он лучше информирован, чем Рузвельт, более реалистичен, чем Черчилль, и, в определенном смысле, наиболее эффективный из военных лидеров».

Другой западный бестселлер, воспевающий Сталина, – это первая и последняя книга воспоминаний, удостоенная литературнойНобелевской премии. Она принадлежит перу антикоммуниста Уинстона Черчилля. У него, безусловно, более яркое перо, чем у Дэвиса и Гарримана:

«Большое счастье для России было то, что в годы тяжелейших испытаний Россию возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому времени того периода, в котором протекала его жизнь.

Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой воли, резким, жестким, беспощадном как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в Британском парламенте, не мог ничего противопоставить.

Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма, а также способностью точно выражать свои мысли.

Сталин речи писал только сам, и в его произведениях всегда звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времен и народов. Сталин произвел на меня величайшее впечатление. Его влияние на людей неотразимо.

Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам.

Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логической и осмысленной мудростью. Был непревзойденным мастером находить в трудные минуты пути выхода из самого безвыходного положения. В самый критический момент, а также в момент торжества был одинаков и сдержан, никогда не поддавался иллюзиям. Сталин был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих же врагов, заставил даже нас, которых открыто называл империалистами, воевать против империалистов.

Сталин был величайшим, не имеющим себе равных в мире диктатором. Он принял Россию с сохой, а оставил ее оснащенной атомным оружием».

Российские и западные либералы сейчас весьма неохотно комментируют подобные высказывания, заявляя обычно, что авторы их не знали о масштабе репрессий в СССР. Это, конечно, ложь, рассчитанная на простаков. Книга Джозефа Дэвиса и книга Лиона Фейхтвангера «Москва 1937» как раз являются настойчивой попыткой оправдания сталинских репрессий.

Черчилль же в процитированных мемуарах указывает, что на вопрос о цене, которую пришлось заплатить за коллективизацию, Сталин ответил ему – десять миллионов человек. Это, впрочем, никак не изменило отношения Черчилля к Сталину.

Он, очевидно, не относился к так называемым гуманистам.

Мемуары Черчилля вышли уже после смерти Сталина, но Черчилль воспевал его и при жизни. В начале ноября 1945 г. центральная советская печать поместила выдержки из его речи, в которых он очень лестно отзывался о вкладе СССР в разгром общего врага и давал высокую оценку Сталину на посту Верховного Главнокомандующего в годы войны. Характерно, как отреагировал на это Сталин. Надо сказать, что его самого тогда в Москве не было. В октябре 1945 г. он перенес инсульт, и решением Политбюро был отправлен в отпуск, в котором пробыл более двух месяцев. «На хозяйстве» осталась «четверка»: Молотов, Берия, Маленков и Микоян. Именно Молотов как глава «четверки» разрешил опубликовать сокращенную речь Черчилля. Больной Сталин прочитал ее и 10 ноября направил «четверке» телеграмму: «Считаю ошибкой опубликование речи Черчилля с восхвалениями России и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР… Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам.

У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов, и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ.

Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жестокую борьбу… Советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня». (Из Коллекции документов Администрации Президента РФ).

В общем, Сталин как в воду глядел: именно тогда, когда лукавый Черчилль произнес свою речь «с восхвалениями России и Сталина», он уже тайно готовил в тесном контакте с президентом США Трумэном и действующим премьером Англии Эттли свою «Фултонскую акцию», положившую начало «холодной войне» с СССР. Правда, и в Фултонской речи Черчилль подчеркивал свою личную приязнь к Сталину.

И, наконец, вот как оценивал Сталина самый правый западный политик 30–40-х гг. прошлого века и тогдашний главный враг СССР – Адольф Гитлер: «… к Сталину, безусловно, тоже нужно относиться с должным уважением. В своем роде он просто гениальный тип. А его планы развития экономики настолько масштабны, что превзойти их могут лишь наши четырехлетние…

Сила русского народа состоит не в его численности или организованности, а в его способности порождать личности масштаба Сталина. По своим политическим и военным качествам Сталин намного превосходит и Черчилля, и Рузвельта. Это единственный мировой политик, достойный уважения. Наша задача – раздробить русский народ так, чтобы люди масштаба Сталина больше не появлялись».

В объективности этих слов Гитлера сомневаться не приходится, так как они были сказаны в кругу соратников 22 июля 1942 г., в разгар успешного пока наступления немцев на Сталинград. Но весьма показательно, что, противопоставляя Сталина Черчиллю и Рузвельту, антисемит Гитлер проявил удивительное единодушие с американским евреем Гарриманом, и выражает свою точку зрения практически теми же словами, что и Гарриман, хотя, конечно, не читал его слов!

Здесь самое время вспомнить о теме «Сталин и евреи». Западные и российские СМИ ныне усиленно распространяют ложь и дезинформацию о существовавшем якобы антагонизме сталинского государства и мирового еврейства и о том, что режим Сталина был чуть ли не в той же мере антисемитским, что и режим Гитлера.

Между тем, при жизни Сталина западная еврейская печать писала, что он – главная надежда мирового еврейства.

Когда ловишь фальсификаторов за руку, они начинают кричать о послевоенной сталинской кампании «по борьбе с космополитизмом», которая, вообще-то, с точки зрения отношения к еврейским организациям ничем не отличалась от маккартистской кампании в США, проводившейся в эти же годы. Американец Дэшил Хэммет, известный автор кровавых триллеров (правда, у нас почему-то не известно, что он был сталинистом и большим поклонником СССР), прямо указывал, что маккартисты яростно стремились переломить тенденцию повального «левения» еврейских кругов США. Другой не менее известный американский писатель, Стивен Кинг, свидетельствовал, что маккартисты активно распространяли в американской провинции антисемитские брошюры. Жертвами смертных приговоров по обвинению в «антиамериканской деятельности» стали именно евреи (супруги Розенберг). Что ж, истинная подоплека обеих кампаний, американской и советской, предельно ясна. Власти США и СССР посчитали влиятельные еврейские круги своих стран недостаточно верноподданными, – в том числе, и в действиях на международной арене. (Причем американцы имели даже больше оснований для опасений: еврейские ученые-атомщики из США способствовали «утечке» в СССР секретов ядерного оружия). Не оправдалась советская ставка на евреев как на «пятую колонну» СССР в Израиле и американская – на «эмигрантское» еврейское крыло в восточноевропейских компартиях. Иных причин американского и советского «государственного антисемитизма» конца 40-х–начала 50-х гг. прошлого века не существовало в природе.

Ну, и, конечно, как и в случае с историческими плутами, «забывшими» о западной сталиниане, творцы мифа об антисемитизме сталинского государства, когда их припрешь к стенке, несут еще такую околесицу: евреи, дескать, превозносили Сталина в 30–40-х гг. потому, что не знали о его юдофобских планах и акциях. Что же они – Троцкого не читали? Ведь он в 1937–1940 гг. обвинял Сталина именно в антисемитизме! Читали! На самом деле, всё обстояло прямо противоположным образом: восхваления Сталина в мировой еврейской печати являлись ответом на обвинения Троцким Сталина в антисемитизме, а не результатом неосведомленности евреев о сталинской «юдофобии». Более того, когда в 1937 году по инициативе Троцкого в США была создана комиссия под председательством известного философа-прагматика Джона Дьюи, занимавшаяся выяснением справедливости выдвинутых против Троцкого в ходе московских процессов обвинений, это вызвало резкие протесты во всех слоях американского общества. Биограф Троцкого Исаак Дойчер писал: «Еврейская печать негодовала по поводу утверждения Троцкого об «антисемитском подтексте процессов» (Пророк в изгнании. Иностранная литература, 1989, № 3, с. 179). В частности, некто Б. З. Гольдберг писал в еврейской газете «Нью-Йорк таг» в конце января 1937 г.: «Еврейская печать впервые слышит подобное обвинение. Что касается антисемитизма, то мы привыкли рассматривать Советский Союз как нашу единственную опору против него… Непростительно со стороны Троцкого предъявлять Сталину подобное обвинение».

Книга немецкого еврея Лиона Фейхтвангера «Москва 1937» преследовала точно такую же цель, что и статья американского еврея Гольдберга в «Нью-Йорк таг»: выбить «антисемитскую карту» из рук Троцкого, намеревающегося натравить на Сталина международное еврейство.

Фейхтвангер приехал в Москву аккурат накануне второго московского процесса над троцкистами (Пятаковым, Радеком, Сокольниковым и другими), в декабре 1936 г., то есть как раз тогда, когда Троцкий начал поднимать мировые еврейские круги против Сталина. Книгу «Москва 1937» советские власти писателю не заказывали: она впервые была издана в амстердамском издательстве «Керидо» на немецком языке и лишь потом переведена и опубликована «Гослитиздатом» в СССР.

Зная, что многие в комиссии Дьюи будут ждать его выводов, Фейхтвангер без всяких экивоков дает ответ: «После тщательной проверки обвинений оказалось, что поведение, приписываемое Троцкому обвинением, не только невероятно, но даже является единственно возможным для него поведением, соответствующим его внутреннему состоянию». Напомню, точно такой же вывод в отношении Бухарина и других подсудимых сделал в 1938 г., на третьем московском процессе, Джозеф Э. Дэвис. Но Фейхтвангер, в отличие от Дэвиса, не считал, что «многое выглядит абсолютно неправдоподобно», напротив, он писал: «Признавались они все, но каждый на свой собственный манер: один с циничной интонацией, другой молодцевато, как солдат, третий внутренне сопротивляясь, прибегая к уверткам, четвертый – как раскаивающийся ученик, пятый – поучая. Но тон, выражения лица, жесты у всех были правдивы». В Москве у Фейхтвангера спрашивали: «Вы видели и слышали обвиняемых: создалось ли у вас впечатление, что их признания вынуждены?» Писатель отвечал: «Этого впечатления у меня действительно не создалось». «Если спросить меня, – продолжал ниже он, – какова квинтэссенция моего мнения, то я смогу, по примеру мудрого публициста Эрнста Блоха, ответить словами Сократа, который по поводу некоторых неясностей у Гераклита сказал так: «То, что я понял, прекрасно. Из этого я заключаю, что остальное, чего я не понял, тоже прекрасно».

Но не следует думать, что Фейхтвангер рядится в этой книге в одежды благожелательного, но беспристрастного наблюдателя. В главе 7 он наносит такой сокрушительный удар по Троцкому, которому позавидовал бы и Вышинский: «Эмиль Людвиг сообщает о своей беседе с Троцким, состоявшейся вскоре после высылки Троцкого на Принцевы Острова, около Стамбула. Эту беседу Эмиль Людвиг опубликовал в 1931 году в своей книге «Дары жизни». То, что было высказано уже тогда, в 1931 году, Троцким, должно заставить призадуматься всех, кто находит обвинения, предъявленные ему, нелепыми и абсурдными. «Его собственная партия, – сообщает Людвиг (я цитирую дословно. – Л. Ф.), по словам Троцкого, рассеяна повсюду и поэтому трудно поддается учету. «Когда же она сможет собраться?» – Когда для этого представится какой-либо новый случай, например, война или новое вмешательство Европы, которая смогла бы почерпнуть смелость из слабости правительства. «Но в этом случае вас-то именно и не выпустят, даже если бы те захотели вас впустить». Пауза – в ней чувствуется презрение. – О, тогда по всей вероятности, пути найдутся. – Теперь улыбается даже госпожа Троцкая». Так отвечает Троцкий на вопрос о том, возможен ли договор между Троцким и фашистами».

Это Фейхтвангер написал не для советских читателей, а для западных евреев. Им же предназначены и следующие строки в «Москве 1937», которые можно считать заведомой дезинформацией, но сам писатель, очевидно, в это верил: «Великий организатор Сталин… он, этот великий математик и психолог, пытается использовать для своих целей своих противников, способностей которых он никоим образом не недооценивает. Он заведомо окружил себя многими людьми, близкими по духу Троцкому. Его считают беспощадным, а он в продолжение многих лет борется за то, чтобы привлечь на свою сторону способных троцкистов, вместо того чтобы их уничтожить, и в упорных стараниях, с которыми он пытается использовать их в интересах своего дела, есть что-то трогательное».

Тут как-то сразу вспоминаешь более трезвое и менее трогательное высказывание Черчилля на сей счет: «Сталин был человек, который своего врага уничтожал руками своих же врагов».

Однако и в словах Фейхтвангера есть зерно истины: ведь возвысил же Сталин, на свою голову, Хрущева, бывшего, по утверждению Кагановича, в 1923–1924 гг. троцкистом…

Написанное в «Москве 1937» соответствовало подлинным убеждениям Фейхтвангера. Он не был коммунистом, не был даже социалистом, он являлся классическим левым либералом из числа тех, кто считает демократию привилегией «разумного меньшинства». Серым большинством, по его мнению, управляют «не разум, а чувства и предрассудки» (очевидно, он имел в виду юдофобию), поэтому оно демократии недостойно. В тоталитарном, интернациональном обществе, созданном коммунистом Сталиным, он видел реальную альтернативу тоталитарному ультранационалистическому обществу, созданному Гитлером. В беседе со Сталиным 8 января 1937 г., Фейхтвангер получил от него своеобразную гарантию на этот счет: «Мы не можем допустить, чтобы постоянно напоминали, что русские были когда-то господствующей нацией». Конечно, эти слова пришлись по вкусу Фейхтвангеру. Мы знаем, что они стоили жизни объявленным «фашистами» Павлу Васильеву, Николаю Клюеву, Сергею Клычкову, Петру Орешину… Но Сталин был не в меньшей степени прагматик, чем те, кто не всегда бескорыстно воспевал его на Западе. Как известно, во время Великой Отечественной войны и после нее он не раз оценивал иначе роль русского народа, взять хотя бы первые строки нового гимна СССР: «Союз нерушимый республик свободных Сплотила навеки великая Русь».

Такие прагматики, как Фейхтвангер, всегда действовали в интересах некого «разумного меньшинства», а прагматик Сталин, при всей его неоднозначности, всё же действовал в интересах большинства советских людей. В проекте гимна СССР 1944 г. С. Михалков и Г. Эль-Регистан написали: «Нас вырастил Сталин, избранник народа». Сталин прочитал и поправил: «Нас вырастил Сталин на верность народу».

Теперь те же самые западные либеральные круги, что когда-то превозносили Сталина, бранят его за те деяния, которые из-за страха перед фашизмом признали в 1937–1938 гг. правомерными и даже необходимыми.

Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и сильнейшую досаду, впервые испытанную Западом в августе 1939 г., когда он понял, что Сталин обманул его, использовал в своих целях, как это испокон веку делал сам Запад.

В подобных разворотах на 180 градусов нет ничего удивительного, такова вообще двуличная, лицемерная сущность политики Запада, но просто обидно за простецов, которые, как попугаи, повторяют всё, что диктуют им «из-за бугра». Вчера: «Сталину – слава!», а сегодня: «Сталину – позор!». А посередине вы ничего не увидели? Не пора ли уже «сметь свое суждение иметь»?

Между строк «Москвы 1937» легко прочитывается, что Троцкий, стоявший у истоков «великого опыта борьбы разумного меньшинства с большинством глупцов», тоже был Фейхтвангеру симпатичен – именно как представитель «разумного меньшинства». Не исключено, что в случае победы Троцкого прагматичный автор писал бы дифирамбы Троцкому. Но победил Сталин. Стало быть, он, с точки зрения «чистого разума», и заслужил дифирамбы.

И Фейхтвангер воспел победу Сталина, причем, я полагаю, вполне искренне. Ведь прагматики считают, что победа случайной не бывает. А верующие иудеи придерживаются убеждения, что на стороне победителя Бог. Ну, а коли победитель умер, значит, Бог уже на чьей-то другой стороне. Они забывают о том, что у Бога мертвых нет – для него все живые. И победители, как написал Рузвельт, «на все времена» остаются победителями. Столь ненавидимые либералами «тираны» – Иоанн Грозный, Петр I, Сталин – это символы наших побед.

Судят ли победителей? Судят, конечно, но – не за победы. За победы ставят памятники. Судят за грехи, и чаще всего не людским судом, а Божьим. И перед Божьим судом Сталин уже предстал.

Андрей Воронцов

Источник

Вернуться назад