ИВАН СОЛОНЕВИЧ "РОССИЯ, РЕВОЛЮЦИЯ И ЕВРЕЙСТВО" ЧАСТЬ 3.

Попробуем, так сказать, с карандашом в руках подсчитать те благодеяния, которыми советская власть облагодетельствовала русское еврейство.

Равноправие? Равноправие дал Февраль.
Власть? Власть дал бы и Февраль, но власть без угрозы просвечивания, концлагеря, ссылок и расстрелов. Словом - судьбу Блюма [34], а не судьбу Зиновьева.
Государственную службу? Тогда необходимо доказать, что еврею и выгоднее, и приятнее быть заведующим кооперативом, давать взятки и над каждой из них дрожать, воровать и оглядываться, подвергаться чисткам и всячески скрывать то, что в прошлом он принадлежал к одиозному классу "торгового происхождения", что все это ему выгоднее и приятнее, чем иметь свой собственный магазин.
В такой же степени еврею-врачу выгоднее служить в какой-нибудь амбулатории ВЦСПС, чем иметь свою собственную практику и свой собственный кабинет. Еврею-адвокату - быть каким-нибудь Грузенбергом, а не беззащитным сочленом коллегии защитников. Еврею-часовщику - иметь свою собственную мастерскую, а не ютиться по всяким нищим и липовым артелям промысловой кооперации, каковая кооперация из заработанного ремесленником рубля отнимает около восьмидесяти копеек, а на оставшиеся двадцать государство продает кило хлеба по рублю.
Что, все это есть выигрыш?
Дело заключается в том, что при советской власти не выиграл решительно никто. Я даже сомневаюсь и в конечном выигрыше товарища Сталина: цыплят по осени считают.
Относительно больше выиграли или, говоря точнее, относительно меньше проиграли две категории участников революции и контрреволюции - еврейская бюрократия СССР и белый штабс-капитан в эмиграции.
С одной стороны, это довольно тонкая прослойка крупной еврейской бюрократии - вот те самые, которые разъезжают по полпредствам и мирным конференциям, которые торгуют во внешторгах, сидят во главе трестов и управления лагерями ОГПУ. Это не великий и вороватый выигрыш. Воровато возят они контрабанду из заграницы, воровато из-под полы снабжают друг друга ворованным маслом и ворованной мануфактурой, воровато разъезжают на казенных автомобилях. Это и есть тот слой, который создаёт впечатление "евреи правят Россией". Время от времени из самой комфортабельной заграничной командировки они попадают непосредственно на Соловки и из самого комфортабельного трестовского кабинета - прямо в лагерь. Со мною таких сидело несколько человек.
Я не хочу устанавливать, какая именно прослойка отвратительнее: вот эта еврейская бюрократия или вот этот советский актив. Но настоящей-то силой является не бюрократия, а именно актив. И именно на него-то и опирается Сталин: винтовки-то у него в руках. И именно ему-то в случае провала революции деваться будет совершенно некуда. Товарищ Литвинов [35], он себе и паспорт заблаговременно устроит, и товарищ Блюм предложит ему соответствующее место в каком-нибудь концерне. Товарищ Литвинов не пропадет... если успеет. Вероятно, успеет. А активу деваться некуда совсем.
Таким образом, основные силы слагаются приблизительно так: во главе всего - партийный аппарат в составе прежде всего международных фанатиков, на низах - мощная прослойка вооруженного актива, посередке - так сказать, "техническое руководство" еврейской буржуазии в некоторых местах, преимущественно в области всех внешних сношений России. Относительное материальное благополучие этой бюрократии покупается ценой страшного обеднения еврейской массы.
В эмигрантской, а в особенности в иностранной, печати ходят фантастические разговоры о привилегированном классе нынешнего большевизма. Об этом привилегированном классе я еще буду писать. Пока скажу вот что.
Самый высокий советский сановник, с которым я имел кое-какие дела, это товарищ Шверник [36], член политбюро партии и председатель совета профессиональных союзов, видал, как он живет, и я видал, как живут средние штабс-капитаны в Финляндии, Болгарии и Югославии. Штабс-капитан живет лучше и материально, и морально. Штабс-капитаны, принимавшие меня и в Гельсингфорсе, и в Софии, и в Белграде, и в Новом Саду, и во многих других местах, выставляли на стол такие яства, какие на практике в Москве и Швернику не доступны или, точнее, не были доступны два-три года тому назад (не знаю, насколько положение изменилось, но, видимо, не очень). Из двух проигравших сторон штабс-капитан проиграл меньше. В особенности морально. Ибо, во-первых, он, этот штабс-капитан, не боится того, что его завтра поставят к стенке, как поставили Зиновьева и прочих, как поставят еще кое-кого, как в конечном счете поставят и его, Шверника (кто уж там поставит - это другой разговор). Из всех участвовавших в революции и в контрреволюции основных сил не выиграла ни одна, но меньше всех проиграла русская эмиграция. За нею, кроме всего прочего, еще и будущее.



Но все-таки, зная очень многих евреев и в Москве, и в провинции, и в лагере, я почти не встречал среди них людей, настроенных активно антисоветски. И очень многих, даже и в лагере, - настроенных активно по-советски... Так в чем же дело? Проиграли, но сочувствуют? Да, сочувствуют, но не из-за выигрыша, а из-за той "пытки страхом", которая нависла над еврейством за все двадцать лет революции. Зарвались. Евреи достаточно толковый народ, чтобы понять: зарвались. И каждое восстание, всякие беспорядки в городах сейчас же поднимают эту пытку страхом до степени паники. Пока держится советская власть, - плохо, но живем. Но что будет при ее падении? В "масштабах советской революции", "беспримерных в истории", какие будут масштабы погромов?
Русское еврейство смертельно боится войны, ибо оно знает, что в этом случае русский мужик и русский рабочий получат по винтовке. Оно смертельно боится внутреннего переворота, ибо кто знает, как будет рассчитываться русский народ за все то, что над ним двадцать лет проделывалось? А ведь рассчитываться-то будет. И если русского комиссара он повесит с удовольствием, то еврейского - с двойным. И всегда ли он будет отличать комиссара от некомиссара?
В этом есть много обоснованных страхов, но много есть и паники. Центры антисемитизма переместились. Тот же крымский мужик, пока он видал заваленные джойнтовскими машинами еврейские агроколонии, совершенно ясно оттачивал нож на еврея. Когда он увидал, что эти колонии были разграблены точно так же, как и его собственное село, он этот нож стал направлять несколько в иную сторону, в сторону актива. И если в довоенное время очагами антисемитизма были наши окраины, то теперь ими являются Москва и Петербург. Если раньше основной базой антисемитизма были народные низы, то теперь антисемитской является интеллигенция, отчасти и некоторые партийные круги, на низах же эти настроения или слабы, или отсутствуют вовсе. И так как сюда, за границу, попадают по преимуществу интеллигентские свидетельства о России, то и рост антисемитизма здесь значительно преувеличивается.



Для чего я всё это говорю? Мне бы намного было бы проще стать на ту точку зрения крайнего антисемитизма, которая, несомненно, разделяется большинством моих читателей. Но я не спекулирую на печатном слове, как это утверждает П. Н. Милюков, и не занимаюсь увещеванием эмиграции, как это утверждают некоторые другие деятели. Эмигрантскому штабс-капитану, который есть слуга и знаменосец Империи Российской, я обязан рассказать все, что я видел, и все, что я знаю. Нам, продолжателям имперской традиции, нельзя ставить вопрос с таким упрощением: жиды сделали революцию. Как вопрос о большевиках нельзя было ставить с таким же упрощением, большевики - немецкие шпионы.
Да, и евреи делали революцию, да, большевики были и немецкими агентами. Но революцию делали не только евреи, а большевики не были только немецкими агентами. Если бы мы это вовремя знали, если бы мы знали, что, кроме немецких денег - гогенцоллерновских денег, - большевики уже имели и свои планы завоевания страны, и свою опору в петербургском пролетариате, и блестяще сколоченную агитационную организацию, то мы, может быть, и не позволили бы А. Ф. Керенскому выпустить Ленина на честное слово, на каковое честное слово Ленин потом наплевал. Мы бы, может быть, и ещё кое-какие меры приняли, но мы тогда не знали. Нам прежде всего нужно знать. А ненависти и любви у нас хватает, у нас - и по ту, и по эту стороны рубежа.
Я полностью и без единой поправки привожу в "Трибуне читателя" письма господина Волкова, который, по-видимому, является специалистом по еврейскому вопросу, свидетельство Михаила Священника - автора книги о преследовании церкви в СССР, письмо врача-еврея, в подлинности которого я не совсем уверен (пришло без адреса и подписи), и выдержку из письма генерала Кутепова. Во избежание дальнейших кривотолков скажу прямо, что в еврейском вопросе я стою на, так сказать, белогвардейской точке зрения - на той, которая выражена в письме генерала Кутепова, на той, на которой стоят две крупнейшие наши национальные организации зарубежья - Русский Обще-Воинский Союз и Национально-Трудовой Союз Нового Поколения. И никак не могу стать на точку зрения специалистов по еврейскому вопросу. И именно потому, что они специалисты.
В вопросах о социальной жизни наша научная мысль, к сожалению, почти совершенно беспомощна. Общественных наук у нас, в сущности, нет. Наука начинается там, где на основании опытов прошлого можно предвидеть будущее. В общественной жизни мы ничего или почти ничего предвидеть не можем. Это очень печально, но это все-таки факт. Никто не предвидел мирового экономического кризиса. И если у вас найдется время пересмотреть хотя бы крупнейшие из существующих на эту тему теорий: финансовую Готрея [37], перепроизводства капитала Гайека [38], цикличности мирового хозяйства Спитгофа (это последователь нашего Туган-Барановского, который первый выдвинул эту теорию), "болезни распределения" Пигу [39] и Митчела [40], теорию солнечных пятен Лебедева [41] и теорию бесплановости капитализма, исходящую из марксизма, - если у вас найдется время познакомиться со всеми этими теориями, то, познакомившись, вы обнаружите, что это время вы потеряли зря. Нет ни объяснения, нет ни предвидения. В разгар этого кризиса большевицкие экономисты - большие доки по этой части, ибо марксизм является прежде всего экономической теорией, - вели ожесточенные диспуты на тему: является ли этот кризис только еще "конъюнктурным" или уже "структурным", то есть выражает ли он временную заминку в капиталистическом хозяйстве или окончательное загнивание его. При помощи ЦК партии и Главлита вопрос был решен в пользу окончательного загнивания. Загнивания, однако, не произошло. Муссолини в Италии, Гитлер в Германии, Рузвельт в Америке преодолевают кризис практикой планируемого капитализма. Ни Муссолини, ни Гитлер, ни Рузвельт не являются специалистами по вопросам экономики. Специалистом - и очень крупным - по вопросам экономики являлся, например, Ленин. Мы довольно точно знаем, что именно из этого получилось.
Именно поэтому я с великим подозрением отношусь и к специалистам по антисемитизму. Тем более что и специальность эта выбирается не случайно, не для отыскания "объективной истины", а для подтверждения уже сложившихся взглядов. Цитат такого характера, как подобрал господин Волков, можно на любую тему набрать любое количество. Испанская инквизиция оправдывала свою деятельность цитатами из Евангелия. В германской философской и исторической литературе, не только гитлеровской, но и довоенной, можно найти сколько угодно цитат, доказывающих право германцев на мировое владычество. И сколько угодно эпитетов по адресу славянства, ничуть не уступающих эпитетам Талмуда по адресу гоев. С тою только разницей, что Талмуд был написан приблизительно две тысячи лет тому назад. Однако ни эти цитаты, ни эти эпитеты не помешали России и Германии более ста лет жить в несокрушимом мире и не помешали великому практику государственной жизни князю Бисмарку завещать своим преемникам: только не воюйте с Россией. Завещание выполнено не было. Ни Россия, ни Германия ничего от этого не выиграли.
Нет, давайте уж без цитат. По мере возможности - и без специалистов. Ибо, по Пруткову, специалист флюсу подобен, а чеховский брандмайор в простоте своей душевной с предельной ясностью выразил точку зрения всякого специалиста: "Что самое важное в жизни человеческой? Конечно - каланча, всякий ученый вам это скажет...".
Конечно, нужна и каланча. Конечно, большую роль играет и еврейство.
Но если уж говорить о таких призрачных понятиях, как власть над миром, то эта власть принадлежит не еврейской, а скорее англосаксонской расе, которая с евреями уживается вполне по-добрососедски. А если уж оперировать цитатами, то не надо забывать и фактов. Так, например, разгром революции 1905 года антисемитским Императорским правительством был облегчен, в частности, и тем займом, который гр. Витте [42] устроил во Франции через посредство еврея Ротшильда и по поводу которого "Alliance Israelite Universelle" объявила Ротшильда изменником еврейскому народу: он-де дает деньги погромщикам. Ротшильду эти обвинения не повредили. Революция повредила больше, ибо отняла деньги, вложенные в этот заем. Цитируя Полякова-Литовцева (см. письмо г-на Волкова), не нужно забывать о том, что одним из творцов Британской империи был еврей Дизраэли Биконсфильд [43].
И вообще - ежели делать политику трезвую и ясную, то не надо населять мир призраками леших и водяных, масонов и иудеев, "пушечных королей" и "акул капитализма", всемогущей Intelligence Service и всемогущего ОГПУ. Всемогущих сил в мире вообще нет. Всякое монистическое понимание истории имеет свой соблазн: бесконечную сложность сцепляющихся явлений, закономерных и случайных, доступных предвидению и вовсе никем не предвиденных, завязывающихся в один узел, из которого возникает историческое событие, всякий монизм объясняет соблазнительно просто: жиды, капитализм, экономика, раса, религия - каждый по-своему. Практическая же политика заключается в том, чтобы, выслушав всех специалистов, не послушать ни одного.
Так, например, российская революция не может быть объяснена ни одной теорией, ибо она возникла из чрезвычайно сложного узла событий.
1) Затянувшаяся война при нехватке снарядов. Нехватка же эта была вызвана не чьей-либо злой волей и не "бездарностью русских генералов" (никакие другие более даровитыми не оказались), а просто-напросто отсталостью русской тяжелой промышленности и нашей изолированностью от союзников.
2) Незаконченное решение рабочего и земельного вопросов.
3) Борьба интеллигенции с монархией.
4) Борьба еврейства с монархией.
5) Трагический склад всей судьбы Императора Николая II.



Трезвых и ясных политических наших задач мы не имеем права подменять никакой мистикой, в том числе и мистикой антисемитизма. Ибо за этой мистикой решительно ничего дальше не следует. Она не созидает, она разлагает.
Позвольте привести такой пример. Специалисты по еврейскому вопросу утверждают также, что мировую войну вызвал мировой еврейский капитал. Допустим, что это так. И допустим, что, сделав такое открытие, я с этим открытием пошел бы в русские окопы и стал бы разъяснять русскому солдату, что войну эту создали евреи. Первый попавшийся военно-полевой суд меня за это повесил бы, и правильно бы сделал, точно так же, как он повесил бы всякого, кто пошел бы в окопы с утверждением, что мировую войну создали "акулы капитализма". Раз уж война, то, кто бы ее там ни вызвал, давайте воевать, иначе нас побьют. Мы находимся в состоянии войны с большевизмом, в данный момент в состоянии, так сказать, словесной войны, а завтра - посмотрим. Мы должны воевать прежде всего с большевиками. Вот почему в начале серии этих статей я сразу и сказал: я совершенно не собираюсь ставить еврейский вопрос в мировом масштабе. Нам нужно ставить русский вопрос. И ставить его, исходя не из того предположения, что еврейство сильнее нас, а из того факта, что мы сильнее евреев. Не только потому, что нас полтораста миллионов, а их шестнадцать (во всем мире), а также потому, что за нами стоит тысяча лет нашей Империи и будут стоять еще тысячи: мы только начинаем вылезать на поверхность истории. Не евреи решили судьбы Империи, и даже не они теперь решают судьбы СССР. В составе политбюро партии (Сталин, Молотов, Орджоникидзе, Ворошилов, Каганович, Ягода, Шверник и Постышев) есть один еврей, если не считать Ягоду евреем, и есть два еврея, если Ягоду считать евреем. Почти вся руководящая еврейская верхушка партии или разогнана, или расстреляна. Даже на посту главного палача ОГПУ стал Ежов. Допустило ли бы "мировое еврейство" такую разделку со своей "красой и гордостью", если бы оно в СССР было действительно властью?
Да, еврейство гораздо более едино, чем мы. Но утверждая это, дальше можно идти двумя путями: разоблачать еврейское единство - от чего это единство не убудет - или искать нашего единения. Я предпочитаю последний путь...
Если любой из наших читателей честно посмотрит вокруг себя, то он увидит, что насчет объединения у нас в эмиграции совсем слабо, что "Сокол" и тот распался на две части (правда, у одной ничего, кроме вывески, не осталось), что в эмиграции имеется одних фашистских партий целых пять (по крайней мере, я знаю о пяти, может быть, их и больше), что каждая русская организация начинает дробиться. И не по каким-либо принципиальным признакам, а просто каждый лезет в вожди...



Разная постановка еврейского вопроса в России и в эмиграции объясняется, в частности, и тем, что подсоветская школа оказалась тяжелее эмигрантской. Что в подсоветской России абсолютно невозможно то, что сейчас делается в некоторых (а также и не некоторых) кругах эмиграции, и то, что было у нас до войны.
Пожалуйста, припомните: весь прошлый век был наполнен "исканиями мыслящей интеллигенции". Уж она-то искала, уж она-то мыслила! Последовательной чередой сменялись Шеллинг и Гегель, Кант и Штирнер, Ницше и Бергсон [44]. "Сверхчеловеки" под знаменем Санина [45] ходили стадами... Толпы перли на лекции расстриги Петрова [46], и Саша Черный [47] издевался:

На Шаляпина билеты
Достают одни счастливцы.
Здесь же можно за полтинник
Вечность щупать за бока.

Вот и щупали вечность за бока. И всякие мировые вопросы решали. А какие уж все мы были космополиты, интернационалисты, республиканцы, народовольцы, эсеры, марксисты (Кстати, о Марксе. Марксистская теория была создана двумя людьми - евреем Марксом и немцем Энгельсом. Она очень долго была европейской публике вовсе неизвестна. Первый перевод "Капитала" на иностранный язык был переводом на русский язык. Плеханов и Струве были первыми проповедниками марксизма на Руси. Ищущие и мыслящие российские интеллигенты за марксизм ухватились сразу. Нашли наконец!), либералы, демократы... Как все наше родное казалось нам варварским. Уж как проповедовали и Бердяев, и Струве, и Петров, и Плеханов, и Кропоткин, и Короленко... Как подхватывалось все то, что вело нас к национальному унижению и национальному распаду. Как в самых высших кругах общества ходили самые грязные слухи о Царской Семье...
И если я обращаюсь по преимуществу к штабс-капитанам, то есть к Mittelstand'y русского населения, то это, в частности, потому, что именно он, этот штабс-капитан, прошедший и рудники, и заводы, и безработицу, и все прочее, именно он ближе всего по настроениям к русской массе, которая тоже кое-что прошла. Я совершенно не могу себе представить, чтобы какая бы то ни было антинациональная, антирелигиозная, антирусская пропаганда могла пустить хоть какие бы то ни было корни: в России среди почти всей русской массы, в эмиграции - среди этого Mittelstand'a. Здесь, в эмиграции, Кускова еще может мечтать о повторении Прокукиша (Комитет "помощи голодающим" в составе Прокоповича [48], Кусковой и Кишкина [49] (Прокукиш), мечтавший о том, что путем гуманитарной помощи голодающей России он-де станет на место большевиков. Большевики его использовали и, использовав, выкинули вон: в те годы большевизм ходил еще в относительно белых перчатках. Теперь весь такой Прокукиш просто поставили бы к стенке.) и дипломатических переговорах с товарищем Каменевым. Но товарищ Каменев уже расстрелян, Прокукиш - неповторим, а Кусковой в России делать будет совершенно нечего.
Но если нет почвы для антинациональной пропаганды, то нет и почвы для еврейской опасности. Евреи сильны не тем, что они сильны, а тем, что мы оказались (конечно, временно) слишком слабыми. Мы теперь стали безмерно сильнее, пока еще потенциально, но уже не так далеко то время, когда эта потенция перейдет в реальность. Я не хочу быть слишком оптимистичным. Но думаю, что некоторые вещи я знаю твердо.
И вот что я знаю совсем твердо.
Русский рабочий и русский крестьянин, в несколько меньшей степени и русский интеллигент поняли: проворонили Империю, проворонили Россию и сидят сейчас в СССР, в котором никакого житья нет. Сейчас эта полуторастамиллионная масса никакими внутренними противоречиями не раздирается. Сейчас она - монолит в большей степени, чем она была даже в первые годы мировой войны. Этому полуторастамиллионному монолиту, прошедшему на своей собственной шкуре школу всяческих политграмот (средний русский рабочий разбирается в иностранной политике лучше среднего европейского интеллигента), этому монолиту евреи не страшны. И господин Поляков-Литовцев (см. "Трибуну читателя") совершенно напрасно угрожает и ставит условия. В России мы будем делать то, что нам нужно и что нам удобно. Ежели господин Поляков-Литовцев будет согласен честно работать на то, что нам (а не ему) удобно, что удобно полутораста миллионам, а не трем с половиной, - пожалуйте. Мы не будем притеснять ни Левитана [50], ни Антокольского [51]. Но если господин Поляков-Литовцев вздумает пошебаршить, то мы его отправим в Биробиджан: сиди и возделывай землю, которую мы тебе дали. А еще будешь шебаршить - повесим.
Господин Поляков-Литовцев может быть совершенно уверен: после большевицкой школы никакие еврейские ультиматумы нас не испугают, как они не пугают сейчас Гитлера. Это до революции мы либеральничали и миндальничали. И оглядывались на "общественное мнение Европы". После революции мы не будем миндальничать, а на общественное мнение Европы наплюем так же откровенно, как наплевали Муссолини и Гитлер. И ежели господа Поляковы-Литовцевы будут "тайно и явно" подтачивать здание Империи нашей, которое будет построено по нашему плану, то мы ни к каким тайным мероприятиям прибегать не будем. Мы будем вешать. Совершенно явно. Это не мешает иметь в виду.



Еврейский вопрос решался в течение двух тысяч лет и не был решен. Есть два решения: или ассимиляция, или изоляция в отдельное национальное государство (сионизм). Мы можем сделать и то, и другое. Во-первых, по огромной нашей способности к ассимилированию (как у нас ассимилировались немцы) и, во-вторых, потому, что мы можем предоставить евреям хотя бы тот же Биробиджан: устраивайтесь и в наши дела не лезьте. Германия - ни Гогенцоллернов, ни Гитлера - так вопроса решить не может. По многим причинам. В частности, потому, что немцы - националисты, а мы - империалисты. Понятия сходные, но не равнозначащие. С расовой ненавистью к евреям у нас не выйдет ровно ничего. Каждый из нас, каким бы антисемитом он ни был, всегда имеет оговорку: "Вообще говоря, жиды сволочи, но вот Соломон Соломонович - прекраснейший человек". Это есть точка зрения империализма. Англичане создали гигантскую свою империю на "долге белого человека". Мы создали гигантскую свою Империю вот на этом самом штабс-капитанском долге. Не на лукаво мудрствующих профессорах, не на "ликующих и праздно болтающих", а на тех, кто подчинял и свою волю, и свои интересы Империи. Но тогда, до революции, все мы еще не знали, что вот эта Империя - не только наш долг, но что это есть условие бытия нашего. Теперь мы это знаем.



Таким образом, моя точка зрения сводится в схеме к следующему.
Мистика антисемитизма для нас вредна. Она нужна Германии, но она не нужна нам. Несколько вдаваясь в утопические проекты, я бы сказал так
Польская, например, коммунистическая партия состоит сплошь из евреев. Укреплению этой партии способствуем и мы, утверждая, что власть в СССР принадлежит евреям. Каждый паршивый комсомолец из Налевок рассуждает так. если власть принадлежит нашим, значит, нашим там хорошо. Если бы мы могли подойти к нему и сказать: "Сукин ты сын и идиот! Ну вот устроите вы революцию в Польше. В результате ее из тысячи польских евреев сто будет зарезано при погромах, двести вымрет с голоду, шестьсот будет влачить жалкое и рабское существование в промысловых артелях, колхозах и лагерях и сто монополизирует будущий польский наркоминдел и внешторг". Я думаю, что еврейский комсомолец из Налевок, вероятно, подумал бы. Но, конечно, это утопия. Ежели читатели "Голоса России", находящегося, так сказать, на самом крайнем фланге непримиримости к большевикам, непримиримости абсолютной, бескомпромиссной, беспощадной, и то не все верят моим рассказам о роли и участи евреев в СССР, то что уж говорить о еврейском комсомольце?



Весь этот вопрос нужно повернуть совсем в другую сторону. Кем бы мы ни были разбиты - большевиками или евреями, на какие бы деньги ни дорвались большевики к власти - на еврейские или на немецкие (они дорвались на немецкие), но нам прежде всего нужно найти наши собственные ошибки.
У боксера, который понес поражение на ринге, есть два пути. Первый - обозвать противника сволочью и сойти на нет. Второй - учесть все свои ошибки в тренировке, в диете, в технике и тактике и вернуться на ринг более сильным, чем это было в предыдущий раз. Вот я и выбираю этот второй путь. Мы должны вернуться более сильными.
И все то, что мистики антисемитизма проповедуют из Талмуда и Шулхан-Аруха, из Шмакова и Чемберлена [52], из Сионских протоколов и Розенберга, - все это нам ни к чему. Это дезориентирует, и это запугивает. Ясные и четкие задачи Империи нашей подменяются таинственной талмудической нежитью, которая каждого из нас подстерегает за каждым углом. Из-за каждого угла выглядывают ахад-ха-амовские упыри и нетопыри, за каждым углом сидит жид, готовый вонзить нам в спину нож (Впрочем, Жаботинский [53] выражался изысканнее: "Мы должны вонзить иголку в сердце врага". Это, во всяком случае, не есть образ, подсказанный ощущением своей силы).
И тогда вместо того чтобы делать совершенно простые, совершенно ясные вещи: тренировать себя и физически, и морально, и экономически, и технически - русский человек роется в талмудах и ничего оттуда путного не выискивает. Ничего такого, что бы пригодилось нам для отстройки нашей Империи. Человек уподобляется мнительному старичку, которого в каждом куске хлеба подстерегает бацилла и из каждого окна - сквозняк. Так жить нельзя. Если вы будете тренироваться, если вы будете сильны, ни бациллы, ни сквозняки вам и в голову не придут.



В оценке нашего прошлого, нашего настоящего и нашего будущего я никак не могу исходить из того предположения, что евреи сильнее нас. Ни в каком случае. Мы временно находимся в дыре. Русский белый штабс-капитан - наш эмигрантский миттельштанд - находится в дыре, менее глубокой и менее безвылазной, чем еврейский миттельштанд в России. Этому штабс-капитану совершенно необходимо знать живое соотношение живых сил в России. С лозунгом "Бей жидов" в Россию идти нельзя. Такой лозунг, конечно, ни в какой степени не означал бы "гибели России", но он означал бы затяжку нынешнего кабака. Это есть, так сказать, кутеповская точка зрения.
Белому штабс-капитану в Россию идти придется: и его самого потянет, и он там очень нужен. Конечно, Россия может обойтись и без эмигрантских Ивановых и Солоневичей, но это России будет стоить дороже. Конечно, Россия не погибнет и без эмиграции, но ошибки эмиграции могут повлечь за собой десятки лет новых страданий нашего народа. И могут поставить под угрозу бытие нашей Империи. Большого количества друзей она не имеет, и она имеет очень много соседей. И соседей, то облизывающихся на ее просторы, то опасающихся её мощи, и прошлой, и будущей.
Давайте переставим прицел. Оставим жалобы на чужие силы и будем тренировать наши собственные. Белый штабс-капитан - это единственная русская сила, которая уже сейчас может организоваться и которая должна прийти под знаменем Белой Империи, и она будет силой, которая на все другие силы сможет более или менее наплевать.

Иван Лукьянович Солоневич. "Белая Империя, статьи 1936-1940".