КАКОВЫ ПРИЧИНЫ КРАХА СОВЕТСКОГО СТРОЯ?

Вопрос сложный и коротко не ответить. Представления, к которым мы с товарищами пришли, многих огорчают или даже возмущают. Они удовлетворились как будто понятным объяснением, которое предсказывал еще Троцкий: партийная и государственная бюрократия СССР, управляя хозяйством, постепенно превратилась в класс, эксплуатирующий трудящихся. И в какой-то момент она решила произвести антисоветский переворот и захватить огромное национальное богатство, которое советский народ своим трудом создал за 70 лет.

Это – не объяснение, все понятия в нем размыты. Что такое в этом объяснении класс, что такое эксплуатация и даже трудящиеся? Даже если понимать эти слова в рамках марксизма, то они в отношении СССР неуместны. Советское общество, да и то лишь на последнем этапе, можно назвать сословным, но не классовым. Эксплуатации как присвоения прибавочной стоимости собственниками средств производства не было, т.к. сам Маркс показал, что в обществе типа советского (например, феодального) нет стоимостных отношений – человек работает из любви, из чувства долга, из интереса или по принуждению. И никакого разделения на необходимый и прибавочный продукт в его труде нет, работник получает жалованье и блага натурой, согласно его статусу (разряду) – как офицер, студент или заключенный. Да и классовое разделение на бюрократов и трудящихся очевидно не годится – все были трудящимися, кроме бродяг и профессиональных воров. Но их тогда было немного, они не определяли жизнь целого.

А главное, в этой троцкистско-горбачевской формуле нет объяснения, почему же вдруг советские бюрократы – в основном дети красных командиров и самоотверженных созидателей социализма – вдруг захотели ограбить трудящихся и предать Родину? Ведь именно это и есть «крах СССР» – его и надо объяснить!

Более правдоподобным утверждением было бы такое: партийная и государственная бюрократия СССР («номенклатура») изменила советской Родине именно потому, что Родина в чем-то важном перестала быть советской – а уж с ней и «номенклатура». Присяга СССР утратила силу, и стало можно разворовывать народное хозяйство – кто что успеет ухватить. Кто-то нефтяную промышленность, а кто-то – пустую бочку от бензина, в хозяйстве пригодится.

Выражаясь в корректных терминах, деградация глубинных оснований советского строя в конце 80-х годов ХХ века достигла порога, за которым начался его распад.

Эта деградация выражалась разными симптомами в разных сферах деятельности, симптомы эти можно перечислить и описать – мы здесь этого не делаем, а говорим о причинах болезни. Болезнь развивалась с разной скоростью в разных элементах советской системы. Так, раньше и сильнее всего она поразила саму «номенклатуру» и близкую к ней политизированную гуманитарную интеллигенцию (философов и прочих «инженеров человеческих душ»). Рыба гниет с головы… Дольше всех держались колхозное крестьянство и научно-техническая интеллигенция (особенно в ВПК, где преобладали женщины).

Была ли эта деградация необратимой, а болезнь (кризис) смертельной? Основательных аргументов для такого тезиса нет. Чтобы признать фатальность краха СССР, следовало бы отказаться как от научных, так и религиозных представлений о человеке и считать его, во первых, от рождения, хищником, эгоистом и мизантропом. Ведь очевидно, что отказ от СССР привел к резкой многослойной несправедливости, массовому преступному насилию и «войне всех против всех», и это можно было надежно предвидеть уже с 1988 года. Нет, этого не хотели!

Во-вторых, пришлось бы считать человека существом принципиально неразумным – ведь получалось, будто почти 300 млн человек радостно отказались от материально благополучной и улучшающейся жизни, чтобы погрузиться в бедность и беспросветное социальное бедствие. Двадцатилетние исследования событий перестройки и уничтожения СССР беспристрастно показывают, что массы не желали этих изменений, но пассивно их приняли, точнее, активно им не противостояли. По ряду фундаментальных причин они поверили обману идеологов этого поворота (Горбачеву и пр.), не смогли оценить угроз, скрытых в доктрине перестройки и, наконец, не умели самоорганизоваться, чтобы защитить советский строй. Они «сдали» его не по расчету и не по совести, а «по болезни» – в состоянии неполного служебного соответствия как граждан. И говорить нам надо именно о причинах постепенного соскальзывания в это состояние.

Это соскальзывание, на мой взгляд, началось в середине 50-х годов и ускорялось по мере активизации сознательных антисоветских сил, которые дремали в латентном состоянии в период сталинизма и которые было невозможно удерживать в этом состоянии после «демобилизации народа», победившего в Великой Отечественной войне. Надо подчеркнуть, что активизация сознательных антисоветских сил (уже во время «оттепели» Хрущева) – фактор важный, но, опять же, не фундаментальный. Ведь в любом обществе и во все времена есть недовольные, иногда их даже большинство, но они не превращаются в смертельную для государства силу. Главный и фундаментальный фактор краха СССР – недееспособность, несостоятельность советских людей как субъекта общественных процессов в 60-80-е годы ХХ века.

Скорее всего, и антисоветское меньшинство само не смогло бы собраться в организованную силу, достаточную для разрушения СССР, но ему оказали необходимую помощь силы Запада, которые вели против СССР войну – «холодную», но на уничтожение. Однако это ¬– фактор внешней среды, почти данность, устранить которую невозможно, а внутренние условия и факторы – следствие действий или бездействия самой советской системы. О них и будем говорить.

Сразу скажем: никаких выводов о порочности советского проекта в целом из факта его гибели не следует. Бывает, что умного, сильного и красивого человека укусит тифозная вошь, и он умирает. Никаких выводов о качествах этого человека и даже о его здоровье сделать нельзя. Из факта гибели СССР мы можем сделать только вывод, что защитные системы советского строя оказались слабы. Этот вывод очень важен, но на нем нельзя строить отношение к другим системам советского строя.

Вот, очень коротко, наше представление о гибели СССР.

Страна жизнеспособна, когда ее «личный состав» ощущает себя ее строителями и защитниками, все связаны узами ответственности и «горизонтального товарищества». Традиционное общество формирует представление о себе самом, опираясь на религиозное чувство, на предание и обыденное знание, на утопию и даже на коллективное бессознательное. Для индустриального сложного общества требуется уже рациональное обществоведение научного типа, хотя и оно должно быть согласовано с мифами.

СССР продержался на «неявном» знании поколений, которые практически строили советскую государственность и хозяйство, вели войну и послевоенное восстановление. С уходом этих поколений, которые не оставили формализованного знания («учебников»), ошибочные представления об обществе, полученные в школе, вузе и из СМИ, вели ко все более глубоким срывам и в конце концов способствовали катастрофе.

Советское обществоведение, которое в методологическом плане было ближе к натурфилософии, чем к науке, потерпело полное фиаско. Красноречива летучая фраза генсека КПСС Андропова (1983 г.), что «мы не знаем общества, в котором живем». Это был сигнал бедствия. В тот момент в СССР было 163 тыс. научных работников в сфере общественной науки. Если они не могли обеспечить государство и общество достоверным знанием, значит, их методологическая база была принципиально неадекватна объекту изучения – советскому обществу и его основным системам. Мы стоим перед фактом: советское обществоведение оказалось несостоятельным в предсказании и объяснении кризиса советского общества. Речь идет об ошибках, совершенных большим сообществом, так что объяснять эти ошибки аморальностью его членов невозможно.

Советское обществоведение видело свой предмет через искажающий реальность методологический фильтр – исторический материализм. Фатализм истмата был когда-то полезен трудящимся как заменитель религиозной веры в правоту их дела, но в советское время положение требовался не «заменитель религиозной веры», а достоверное знание. Фатализм стал, как выражался Антонио Грамши, «причиной пассивности, дурацкого самодовольства». Знание заменялось мифотворчеством, а массовое сознание, не защищенное навыками рациональных умозаключений, не могло сопротивляться внедрению идей-«вирусов».

Вот когорта интеллектуалов, которые в 50-е годы вместе учились на философском факультете МГУ – Мамардашвили, Зиновьев, Грушин, Щедровицкий, Левада. Теперь о них пишут: «Общим для талантливых молодых философов была смелая цель – вернуться к подлинному Марксу». Они вместо изучения реального общества своей страны с целью его укрепления вернулись к Марксу, в Англию ХIХ века. Что же обнаружила у «подлинного Маркса» эта группа философов для понимания России второй половины ХХ века? Жесткий евроцентризм, крайнюю русофобию и отрицание «грубого уравнительного коммунизма» как реакционного выкидыша цивилизации, тупиковой ветви исторического развития. И они сдвинулись к антисоветизму. Те, кто пошли учиться как защитники СССР, сначала перешли на позиции враждебного инакомыслия, а потом влились в ряды его разрушителей.

А что происходило в советском обществе? В 60-70-е годы оно изменилось кардинально. Произошла быстрая урбанизация, и 70% населения стали жить в городах. Под новыми объективными характеристиками советского общества скрывалась главная, невидимая опасность – быстрое и резкое ослабление, почти исчезновение, прежней мировоззренческой основы советского строя. Ею был общинный крестьянский коммунизм. На Западе добавляли слово «архаический» и говорили, что он был «прикрыт тонкой пленкой европейских идей – марксизмом». Это понимал и Ленин, примкнувший к этому общинному коммунизму, и марксисты-западники, которые видели в этом общинном коммунизме своего врага и пошли на гражданскую войну с ним в союзе с буржуазными либералами.

В 60-е годы вышло на арену новое поколение последователей этих течений, и влияние его стало нарастать в среде интеллигенции и нового молодого поколения уже городского «среднего класса». Поэтому перестройка – этап большой русской революции ХХ века, которая лишь на время была «заморожена» единством народа ради индустриализации и войны. Сознательный авангард перестройки – духовные наследники троцкизма и, в меньшей степени, либералов и меньшевиков. Сами они этого не осознавали и поначалу считали, что пытаются «улучшить систему».

Для консолидации советского общества и сохранения гегемонии политической системы требовалась новая идеологическая база, в которой советский проект был бы изложен на рациональном языке, без апелляции к общинному чувству. Однако старики этой проблемы не видели, а новое поколение номенклатуры искало ответ в марксизме, где найти не могло.

Чем был легитимирован советский строй в массовом сознании старших поколений? Памятью о массовых социальных страданиях. Аристотель выделял два главных принципа жизнеустройства: минимизация страданий или максимизация наслаждений. Советский строй создавался поколениями, которые исходили из первого принципа. В 70-е годы основную часть общества стало составлять новое для СССР поколение, во многих смыслах уникальное для всего мира. Это были люди, не только не испытавшие сами, но даже не видевшие зрелища массовых социальных страданий.

Возникло первое в истории, неизвестное по своим свойствам сытое общество. О том, как оно себя поведет, не могли сказать ни интуиция и опыт стариков, ни тогдашние общественные науки. Вот урок: главные опасности ждут социализм не в периоды трудностей и нехватки, а именно тогда, когда сытое общество утрачивает память об этих трудностях. Абстрактное знание о них не действует.

Урбанизация создала и объективные предпосылки для недовольства советским жизнеустройством. По мере того как жизнь входила в мирную колею и становилась все более и более городской, узкий набор «признанных» потребностей стал ограничивать, а потом и угнетать разные части общества. Для них Запад стал сказочной землей, где их ущемленные потребности уважаются и даже ценятся. Дрейф к утопии «Запада» начался в интеллигенции. Он не был понят и даже был усугублен попыткой «стариков» подавить его негодными средствами. О тех потребностях, которые хорошо удовлетворял советский строй, в этот момент никто не думал.

Недовольство у молодежи вызывала и произошедшая в 70-е годы «закупорка» каналов роста социального статуса с завершением этапа индустриализации. Создавались ниши для развития личности и самовыражения (спорт, путешествия, искусство), но этого было недостаточно – и по емкости, и по разнообразию.

Была нужна модернизация хозяйства, и она была бы проведена, причем с большим размахом и в социальных интересах, но ее пресекла как раз перестройка. Объективные причины недовольства можно было объяснить, а потом и шаг за шагом снять, но интеллектуальных ресурсов для диалога у власти не было – интеллектуалы верхушки уже перешли на сторону противника.

Таким образом, предпосылкой и главной причиной краха СССР стал мировоззренческий кризис. Советское общество и государство не справились с задачей обновления средств легитимации общественного строя в процессе смены поколений. Более того, они не смогли обеспечить преемственность в смене культурно-исторического типа, которая происходила в ходе модернизации и урбанизации и совпала с кризисом выхода общества из мобилизационного состояния 20-50-х годов.

Советский человек отступил в леса – для переподготовки. Будем обмениваться с сербами уроками поражения и планами на будущее. Путь, похоже, будет долгим.

ЖЖ Сергея Георгиевича Кара-Мурзы