СТАЛИН - ЭТО БЛАГОДЕТЕЛЬ ПОЛЬШИ

Иосиф, ты, окружавший Польшу блеском мощи и славы…*

Если бы нынешние государственные власти вели настоящую историческую политику, то 2010 год они объявили бы годом Западных земель. Ведь в этом году исполняется:

- 65 лет со дня Потсдамской конференции (17 июля – 2 августа 1945 г.) и установления польской западной границы по линии Одера и Нисы Лужицкой, а северной – на более чем 500-километровом отрезке балтийского побережья;

- столько же лет от начала заселения западных земель (в декабре 1945 года там проживало уже около двух миллионов поляков);

- 40 лет пакту Гомулка – Брандта (7 декабря 1970 г.), в котором ФРГ признала польские западные границы;

- 20 лет договору от 14 ноября 1990 г., в котором объединённая Германия это подтвердила.

Трёх из перечисленных годовщин официальная Польша, несмотря на любовь к юбилеям – не замечает из-за их «неправильной» политической родословной. Официальная историография трактует обстоятельства установления границы по Одеру и Нисе, как горячую картошку. В учебниках об этом говорится вполголоса, исходя из того, что эта граница принадлежала Польше безоговорочно, как компенсация за утраченные в пользу СССР земли на востоке. Западные союзники не могли поскупиться на компенсацию, а СССР, заграбастав восточные земли – как можно прочитать в одном из учебников – поддерживая границу по Одеру и Нисе Лужицкой, подчинял себе новое польское государство. В действительности же, в течение многих, ключевых для вопроса, месяцев, всё шло к тому, что, несмотря на утрату Восточных Крессов, Польша получит на Западе гораздо более скромный территориальный прирост. А зависимость от СССР и так останется.

Во время Второй мировой войны по вопросу о польской восточной границе между западными союзниками и СССР не было серьёзных разногласий. Правительства Великобритании всегда рассматривали довоенную границу как этнически немотивированную. Они одобрили её только в 1923 году (спустя два года после Рижского договора), так как им была ненавистна не Россия как таковая, а только управляемая большевиками. Осенью 1939 года – сразу же после аннексии польских восточных земель Советским Союзом – Уинстон Черчилль и Ллойд Джордж публично оправдывали эту аннексию. Осенью 1941 года Черчилль уговаривал генерала Сикорского на немедленные уступки СССР в отношении границ, а министр иностранных дел Энтони Иден по время визита в Москву даже выторговал небольшой компромисс. СССР взамен за немедленные соглашения по вопросу о границе декларировал готовность к отказу от Вильно или Львова, оставляя выбор за Польшей. Эмиграционное правительство не приняло этих предложений, пребывая в убеждении, что Красная Армия проиграет войну с Германией, и вопрос с границами разрешится сам собой, по польскому замыслу. Военная ситуация развилась иначе, и советское правительство быстро потеряло интерес к компромиссу по вопросу о Львове.

На конференции в Тегеране (ноябрь 1943 года) не Сталин, а Черчилль начал дискуссию о границах Польши, не предупреждая, конечно, об этом эмиграционное правительство. Он исходил из того, что решение по этому вопросу могут и должны принять сами великие державы. На востоке он предложил границу, близкую к линии Керзона (по-прежнему не отказываясь от торговли за Львов), на западе – линию Одера, то есть Верхнюю Силезию и Гданьск с частью Восточной Пруссии. Это означало, что у Германии останется Нижняя Силезия, а также Вроцлав и Щецин. Рузвельт поддержал такое решение при условии, что оно останется в тайне до приходящихся на ноябрь 1944 года президентских выборов в США. Он опасался за голоса американской Полонии. Сталин согласился, однако, подчеркнув, что для него, прежде всего, важно дружественное к СССР правительство в Польше. И в этом вопросе он встретился с пониманием партнёров. Свои проблемы Сталин, таким образом, решил уже в ноябре 1943 года. Ничто не заставляло его увеличить предложение. Такое мнение царило тогда в кругах советского комиссариата по иностранным делам.

Шесть недель спустя после Тегерана, 11 января 1944 года, Иван Майский (настоящая фамилия Ляховецкий), недавний посол СССР в Лондоне, а тогда уже заместитель наркоминдел Вячеслава Молотова, представил своему шефу большую записку под названием «О желательных основах будущего мира». Эта записка была выполнена в рамках работы комиссии по проблемам мирных договоров и послевоенного порядка, созданной в сентябре 1943 года под председательством Молотова. В разделе 9 труда Майский занимается Польшей: «Целью СССР должно быть создание независимой и жизнеспособной Польши, однако мы не заинтересованы в появлении слишком большой и слишком сильной Польши. В прошлом Польша почти всегда была врагом России, станет ли будущая Польша действительным другом СССР (по крайней мере, на протяжении жизни ближайшего поколения), никто с определённостью сказать не может. Многие в этом сомневаются, и справедливость требует сказать, что для таких сомнений имеются достаточные основания. Ввиду вышеизложенного, осторожнее формировать послевоенную Польшу в возможно минимальных размерах, строго проводя принцип этнографических границ Конкретно, восточная граница Польши должна пройти по границе 1941 года или близкой к ней (например, по «линии Керзона») (...) На Западе в состав Польши может быль включена вся Восточная Пруссия или, пожалуй, лучше, часть её и известные части Силезии (...). Тешен должен быть возвращён Чехословакии».

Идеи Майского не отличались в общих чертах от Тегеранских предложений Черчилля, и поэтому их было легко согласовать с западными союзниками. В польской историографии неправильно замалчивают или придают им небольшое значение, как отдельному мнению не слишком важного политика. Однако, Майский принадлежал к старым большевистским кадрам, он был хорошо информирован, и не отважился бы формулировать, особенно в письменном виде, мнение, значительное отличающееся от мнения Сталина и Молотова.

Годом позже, на конференции в Ялте (4-11 февраля 1945 г.) Сталин скорректировал свою позицию в более благоприятную для Польши сторону – он говорит уже о границе по Одеру и Нисе. Западные партнёры не в восторге, но у них есть более важные проблемы, которые нужно решить. В официальном коммюнике написано: «Польша должна получить существенный территориальный прирост на севере и западе». Детали этого прироста должны были зависеть от мнения нового Польского временного правительства национального единства, которое было решено создать – в порядке и на условиях, удовлетворяющих Сталина – в ближайшее время. Окончательное решение о западной границе Польши должна была принять мирная конференция. Получив поддержку своей концепции формирования нового правительства Польши, Сталин, по-видимому, хотел придать этому правительству популярности, ставя в зависимость от его решения установление границ, что было уже, в принципе, делом решённым. Ссылка на мирную конференцию была жестом в сторону западных союзников, которым всё ещё не нравилось такое значительное уменьшение территории Германии. Окончательное решение принималось по свершившимся фактам. Вскоре после Ялты, с марта 1945 года, в силе неформального соглашения советские военные власти позволили «оперативным группам» варшавского Временного правительства организовать польскую администрацию на немецких землях по Одеру и Нисе. Они дают согласие и на начало акции по переселению. Только в вопросе о Щецине, который стоит на Одере, они колеблются. Город дважды передавали в польские руки, а потом забирали обратно. Окончательно польская администрация приняла его 4 июля 1945 года, а, следовательно, также до формального решения союзников, которое было принято в конце июля в Потсдаме.

Возникает вопрос о мотивах Сталина. Отчего он настаивал на том, чтобы отобрать у Германии 20% национальной территории, тем самым восстанавливая этот народ против России на долгие годы? Когда-нибудь кремлёвские архивы прояснят это точно. Однако трудно не связать изменение советской позиции за период между Тегераном и Ялтой с приходом к власти в Польше Польского комитета национального освобождения. Эмиграционное правительство, упорно борясь за Восточные Кресы, не хотело иметь ничего общего со слишком радикальным возвращением собственности на Западе. В декабре 1944 года премьер этого правительства Томаш Арцишевский заявлял: «Мы не хотим ни Вроцлава, ни Щецина. Мы просто требуем наши этнические и исторические территории».

Так или иначе, Сталин и польские комухи имеют свой бесспорный вклад в то, что Польша оказалась на новой, передвинутой далеко на Запад, территории, со всеми цивилизационными и политическими последствиями этого. Среди них не последнюю роль играет ликвидация оснований для польско-литовского и польско-украинского территориального спора. Добровольно Львова и Вильно Польша бы никогда не отдала, а для установления границы по Одеру и Нисе 1945 год был единственным и неповторимым шансом.

* Примечание переводчика: «Boїe, coњ Polskк...» – польская религиозная песня. В 1918 году, после возвращения независимости Польши, она конкурировала с мазуркой Домбровского за признание государственным гимном. Первоисточник – гимн Алоизия Фелиньского на музыку Яна Крашевского в честь царя Александра I, заказанный в 1816 году великим князем Константином к годовщине образования Польского королевства. Сначала в припеве были слова: «Нашего царя сохрани нам, Господи!», но уже на следующий год вместо них начали петь «Отчизну свободную верни нам, Господи!». После 1918 года появился нынешний текст припева.


Боже, ты, окружавший Польшу веками
блеском мощи и славы,
Ты, который заслонял её щитом своей опеки
От несчастий, её угнетавших,
Перед твоими алтарями возносим моление:
Отчизну свободную благослови, Господи!

Статья переведена с бумажного издания. “Nie”, Польша

Источник: Переводика