«ЧЕРНАЯ БЫЛЬ» ПЕРЕД ЧЕРНОБЫЛЕМ
25-04-2012, 22:18. Разместил: Редакция
10 августа 1985 года на атомной подводной лодке К-431 проекта 675, находившейся в судоремонтном заводе Тихоокеанского флота в бухте Чажма (поселок Шкотово-22 Приморского края) производилась перезарядка активных зон реакторов. Реактор правого борта был перезаряжен нормально. Работы на левом проводились с нарушениями требований ядерной безопасности и технологии. Такова официальная версия.
К-431 на последнем отстое в бухте Павловского
При подрыве (подъеме) крышки реактора, из-за большой волны, которую дал, «пролетевший» рядом катер-торпедолов, произошла неуправляемая самопроизвольная цепная реакция реактора левого борта.
В результате произошел тепловой взрыв реактора, погибло десять человек - 8 офицеров и 2 матроса. В центре взрыва уровень радиации, по мнению ученых, составлял 90 000 рентген в час, что привело к мгновенной смерти всех находившихся там. На подводной лодке начался пожар, который сопровождался мощными выбросами радиоактивной пыли и пара, а вся активная часть реактора в итоге была выброшена за пределы лодки. Очевидцы, которые тушили пожар, рассказывали о больших языках пламени и клубах бурого дыма, который вырывался из технологического отверстия в корпусе лодки.
Тушением занимались работники судоремонтного предприятия и экипажи соседних лодок. При этом не было ни спецодежды, ни спецтехники. Тушение пожара заняло около двух с половиной часов. Специалисты аварийной флотской команды прибыли на место ЧП через три часа после взрыва. В результате несогласованных действий сторон ликвидаторы пробыли на месте до двух часов ночи в ожидании нового комплекта одежды на смену зараженной.
На месте аварии был установлен режим информационной блокады, завод был оцеплен, пропускной режим завода усилен. Вечером того же дня была отключена связь поселка с внешним миром. При этом никакая предупредительная и разъяснительная работа с населением не проводилась, ввиду чего население получило дозу радиационного облучения.
Известно, что в результате аварии пострадали 290 человек. Из них десять погибли в момент аварии, у десяти зафиксирована острая лучевая болезнь, у тридцати девяти — лучевая реакция. Так как предприятие было военным, т.е. режимным, в основном пострадали военнослужащие, которые одними из первых приступили к ликвидации последствий катастрофы.
Тот самый пирс сегодня – полное запустение и память…
Ось радиоактивных осадков пересекла полуостров Дунай в северо-западном направлении и вышла к морю на побережье Уссурийского залива.
Протяженность шлейфа на полуострове составила более 5 километров, а выпадение аэрозольных частиц происходило на поверхность акватории до 30-ти. В результате аварии сформировался очаг радиоактивного загрязнения всего дна акватории бухты Чажма.
Непосредственно во время аварии погибли: Винник Сергей Григорьевич, лейтенант; Ганжа Александр Павлович, старший лейтенант; Дедушкин Анатолий Николаевич, капитан 3 ранга; Каргин Валерий Константинович, капитан-лейтенант; Комаров Владимир Анатольевич, капитан 3 ранга; Лазарев Александр Борисович, капитан 3 ранга; Прохоров Игорь Анатольевич, матрос; Филлипов Герман Петрович, капитан-лейтенант; Хохлюк Николай Владимирович, матрос; Целуйко Виктор Андреевич, капитан 2 ранга.
Братская могила останков погибших и часовенка на этом месте. Все, что сегодня напоминает о трагедии
Корпус подводной лодки К-431 дал течь, и она была отбуксирована с помощью понтонов на долговременное хранение в основную базу лодок – бухту Павловского. Вместе с ней была признана непригодной для дальнейшей эксплуатации вследствие радиационного загрязнения стоявшая рядом К-42 «Ростовский комсомолец», которая была отбуксирована на ту же стоянку.
Участники ликвидации и свидетели той аварии уже много лет не могут найти ответы на вопросы: 1) Почему ядерная катастрофа в Приморье не предупредила Чернобыль? 2) Почему «Черную быль» на К-431 год спустя восемь с половиной месяцев повторил Чернобыль?
Прошло время перемен, развалился Союз, а со временем, наступила эра самоуничтожения Тихоокеанского флота. Поселок Шкотово-22, который прямому радиоактивному заражению не подвергся, был вновь переименован в свое первоначальное название - Дунай. Увы, сегодня это один из сотен умирающих поселков, которые находятся на побережье от Кольского полуострова до Приморья…
Таким выглядит сегодня поселок Дунай или все, что осталось, от бывшей фабрики, общежитий, дворца культуры… Все это со стопроцентной точностью напоминает то, что сегодня осталось от города атомщиков - Припяти
Но, если имя Чернобыля и до сих пор не сходит с уст, то о трагедии 10 августа 1985-го принято молчать и до сих пор. И это притом, что «Черная быль» во все свои обожженные легкие Приморья, кричала: сделайте выводы, иначе это может повториться. Увы.
В отличие от украинской «Черной были» до сих пор Дунаю и его окрестностям не дано статуса экологически загрязненного полигона. Лишь спустя десять лет, был составлен полный список участников ликвидации аварии в количестве 2209 человек, в который вошли рабочие 30-го судоремонтного завода и моряки флотилии атомных подводных лодок Тихоокеанского флота. Но и после этого уходили из жизни участники ликвидации той аварии - в полном расцвете лет скончался генерал-майор медицинской службы Леонид Гришаев, принимавший активное участие во всех этапах ликвидации последствий взрыва. За ним в мир иной ушли полковник медслужбы Евгений Абаскалов и капитан 2-го ранга Владимир Пустовит.
Я бы не хотел привносить новые сенсационные новеллы из трагедии 10 августа, а просто хочу пройтись по страничкам своих воспоминаний и воспоминаний непосредственных участников тех событий.
В то время я проходил службу на кораблях 10-й оперативной эскадры ТОФ, корабли которой, как раз и стояли в заливе Стрелок, напротив Чажмы. Флот готовился к юбилейной дате – 40-летию разгрома милитаристской Японии, начало которым и было положено, как раз, 9 августа, в день начала войны с Японией. А на 2 сентября 1985-го были запланированы основные мероприятия…
Но, еще недавно прошел главный флотский праздник – День ВМФ. А корабли продолжают нести боевую вахту. Одни, в далеких водах Тихого и Индийского океанов, другие – в полигонах боевой подготовки, ведь к юбилею разгрома противника, следует подойти с должными показателями. На рейде залива Стрелок стоят авианесущие крейсеры «Минск» и «Новороссийск», другие корабли и подводные лодки, стоят в своих базах залива Стрелок: в бухтах Абрек, Павловского, Разбойник, Чажма, Конюшково. Все было, как обычно, как и обычным, был день 10 августа 1985-го. Далее, позволю себе, предоставить воспоминания Валерия Шепеля, Анатолия Крашенинина, Валерия Карманова, Вячеслава Мазуренко, Ирины Вяткиной и других.
На одной из лодок К-431, идет работа по замене активной зоны реактора – это обязательные работы на атомных кораблях и подлодках, которые проводятся каждые 5 лет. Ремонт идет уже более 3 месяцев; замена реактора – работа сложная, класса ядерно-опасных. Перегрузку реактора выполняют офицеры береговой технической базы, специалисты высочайшего класса. И вот в пятницу, 9 августа, работы завершены, и бригада ремонтников уже собиралась покинуть борт, когда обнаружилось, что потекла прокладка крышки реактора по правому борту. Неужели, вместо субботнего отдыха еще одна бессонная ночь… И работы были отложены на следующий день.
Валерий Шепель, командир первого экипажа К-431: «Чтобы герметизировать реактор, требовалось снять крышку реактора береговым краном. Потом, заменив прокладку на реакторе, крышку поставить снова, затянуть болты и провести гидравлические испытания. Операция требовала предельной собранности и аккуратности - через крышку реактора проходят приводы всех стержней поглотителей и компенсирующих решеток, поглощающих запас реактивности реактора. Зазор очень мал, и случись малейший крен подводной лодки, вместе с крышкой может подняться и компенсирующая решетка, а это приведет к неконтролируемому спуску реактора».
По рассказам некоторых очевидцев, в момент проведения работ, по бухте прошел катер, который разогнал волну, кран качнуло и… Вместе с крышкой стала подниматься и решетка. Буквально через мгновение начался неконтролируемый ядерный процесс в реакторе, и произошел взрыв. Сила взрыва была столь велика, что крышка реактора весом в 12 тонн пролетела пару сотен метров, перелетела через стоящие в бухте корабли и упала на берегу. Все десять человек, находившиеся рядом с реактором, погибли мгновенно: взрывом тела разорвало на куски, а чудовищная радиация превратила останки в биомассу. Они были настолько радиоактивны, что их захоронили в свинцовых контейнерах в глубоких шурфах. Погибших не удалось идентифицировать. На третий день после трагедии в бухте нашли оторванную голову и палец одного из них. На пальце оказалось золотое обручальное кольцо. По нему установили уровень радиации в момент взрыва - 90000 рентген в час. Много это или мало? Это втрое больше, чем при аварии на Чернобыльской АЭС.
Как впоследствии описывали очевидцы, несмотря на гарь, копоть, гигантские языки пламени и клубы бурого дыма, вырывавшиеся из раскуроченной подводной лодки, в воздухе отчетливо чувствовался резкий запах озона, как после сильной грозы (первый признак мощного радиоактивного излучения). Люди его ощущали, но не задумывались, что это радиация. Они бросились тушить пожар. Осознание произошедшего пришло позже, когда перед глазами людей предстала картина разрушенного ядерного реактора. До двух часов ночи по территории завода ходили обнаженные мужчины и женщины.
Анатолий Крашенинин, начальник штаба соединения подводных лодок, капитан 1-го ранга запаса: «Была суббота. Около 11 часов пошел дождь. Мы укрылись в палатке. Один из матросов доложил, что в нашу сторону движется катер. Перед этим я слышал взрыв, но значения этому не придал, решив, что взрывают скальную породу в карьере. Оказалось, произошел взрыв ядерного реактора на лодке капитана 2-го ранга Федчика. Погибли люди. Страшная картина ждала нас на пирсе: повсюду валялись окровавленные изуродованные фрагменты человеческих тел... Отброшенная мощным взрывом многотонная крышка реактора рухнула в море. Из аварийного отсека валил сначала желтый, а потом черный густой дым. Единственное благо - из реактора аварийной подлодки было выгружено отработанное топливо, загрязнение могло быть куда сильнее. Из 10 погибших было двое матросов, остальные - офицеры, все высококлассные специалисты-физики, равных им по уровню профессиональной подготовки не было. Это их и сгубило. Они решили разговаривать с ядерным реактором «на ты»... Недаром говорят, что все инструкции написаны кровью тех, кто рискует их нарушать. Останки погибших кремировали, поместили в капсулу и захоронили на могильнике, куда потом было свезено все, что представляло опасность. Я был бессменным начальником штаба по ликвидации последствий этой ядерной аварии. Работы по дезактивации закончились поздней осенью с наступлением заморозков. Было слишком мало техники и людских ресурсов, киркой и лопатой дезактивацию не проводят. То, что мы по сути беззащитными шагнули в радиационный пламень, было грубым нарушением, но предотвратило распространение загрязнения. Никто из нас тогда не думал о радиации, о дозах, мы выполняли воинский долг. Это позднее стало ясно, что средств защиты не было практически никаких, мы работали как с обыкновенным пожаром. Я сменил больше тысячи костюмов. Флагманский врач, которому задавали иногда вопрос о дозах облучения, отмалчивался и отшучивался. Был приказ молчать...»
Храмцов, контр-адмирал, командующий 4-й флотилией атомных подводных лодок: «10 августа 1985 года я вместе с командным составом Тихоокеанского флота находился на борту самолета. Возвращались из Москвы, где были на приеме у Главнокомандующего ВМФ. Приземлились во Владивостоке около 15.00. К самолету подбежал дежурный офицер и доложил, что командующего 4-й флотилией приглашают к телефону. Я понял - что-то произошло, сердце защемило. Подошел к телефону. Оперативный дежурный флотилии докладывает: - «В Чажме - тепловой взрыв реактора». Я тогда подумал, что случилось не самое страшное, взрыв-то тепловой, а не ядерный. Мне немного полегчало. Сел в машину и поехал на завод. Машина въехала прямо к пирсу, где стояла «К-431». Стало ясно: К-431 тонет, реакторный отсек заполнен водой, и она уже стала поступать в кормовые... Но всюду пусто, ни души. Я прошел на дозиметрическое судно, потом на соседнюю К-42. И тут ни души. Глубина у пирса была 15 метров, осадка у К-431 - 7. Решение пришло сразу - аварийную лодку надо посадить на осушку, как в док, но для этого надо убрать плавмастерскую на рейд, освободить корабль от всякого рода концов: швартового, электрокабелей, вентиляционных систем, переходного и энергетического мостиков».
Работа продолжалась до 23 августа. Ежедневно группу, побывавшую в зоне аварии, отправляли в госпиталь, где у них брали кровь на анализы. Всего через зону аварии прошло около 150 человек. Была отключена связь с поселком, срочно взяты подписки с военнослужащих о неразглашении «государственной тайны». И лишь через месяц была назначена комиссия для разбора и ликвидации последствий аварии. Главным виновником комиссия признала командующего 4-й флотилией атомных подводных лодок ТОФ контр-адмирала Храмцова, который получил неполное служебное соответствие от Главнокомандующего ВМФ и строгий выговор с занесением по партийной линии.
Ирина Вяткина, медсестра: «Я работала во 2-м терапевтическом отделении военно-морского госпиталя в Шкотово-17. 10 августа 1985 года я находилась на дневной смене, была суббота, и я взяла на работу свою пятилетнюю дочь. Около 11 часов утра приехал начмедслужбы Приморской флотилии Глухов, и сразу после его визита приказали эвакуировать всех находящихся на лечении больных, а отделение развернуть для поступления раненых и пораженных от ядерного взрыва. Нам объявили о применении закона военного времени в связи со случившейся аварией, запретили говорить об аварии на АПЛ К-431 кому-либо, как о военной и государственной тайне... Во второй половине дня 10 августа 1985 года меня устным приказом командования части придали приемному отделению для оказания неотложной медицинской помощи. А также помощи в приемке, сортировке, первичной санобработке поступающих с места аварии ликвидаторов. Из средств защиты мне была выдана одна марлевая повязка, один резиновый фартук, одна пара резиновых сапог и одна пара анатомических хирургических резиновых перчаток. Ночью около 4-х утра у меня порвался правый резиновый сапог, но даже его заменить было нечем. В 23 часа 10 августа мне выдали дозиметр, который зашкалил и через 2 часа сломался. 10-11 августа меня никто ни разу не заменил.
Дозиметрический контроль поступающих в госпиталь с места аварии в бухте Чажма производился только после проведения первичной санобработки. Поступающие были чумазые, в грязной обуви, с обожженными лицами, в тяжелом физическом состоянии. Первые аварийные команды ликвидаторов радиационной аварии тушили пожар, находясь на расстоянии 10 метров от ядерного реактора, на котором произошел взрыв. Встречая прибывающих с места аварии, я забирала документы, часы, фотографии, кольца, складывала в полиэтиленовые пакеты и сдавала дежурному врачу. Самих поступающих отводила в пункт первичной санитарной обработки. В раздевалке я помогала раздеться тем, кто не мог раздеться сам. Зараженные радиоактивными веществами вещи, перевязочный материал, пакеты с рвотными массами я складывала в специальные прорезиненные мешки.
Перед проведением повторной санобработки я и мойщица выбривали их налысо. Эти волосы я тоже складывала в прорезиненные мешки. Самым тяжелым был раненый, почти без кожи, в бессознательном состоянии офицер, который заглянул непосредственно во взорвавшийся реактор через минуту после взрыва. В середине ночи я обнаружила полный прорезиненный мешок, который не смогла поднять, чтобы отнести в котельную, но поняла, что сил моих не хватит. Пустых мешков было много, и я решила его разделить. Вскрыв мешок, я обнаружила в нем обугленные останки человеческих тел... Всего за 10-11 августа принятых мною и прошедших первичную санобработку на территории госпиталя было более 100 человек.
Начиная с 12 августа, я работала без выходных. К сожалению, у меня нет данных о дозе, полученной мною в августе 1885 года, нет результатов анализа крови, т.к. эти данные были засекречены и мне не сообщались. У меня была взята подписка о неразглашении сведений об аварии и ликвидации ее последствий сроком на 15 лет».
Все выходы с завода перекрыли. Судоремонтников и всех, принимавших участие в тушении пожара, собрали вместе на территории завода и отправили на дезактивацию. Мужчины и женщины мылись, потом измеряли уровень радиации на себе и снова шли мыться - приборы показывали повышенный фон. Одежду у всех отобрали, так как она была радиоактивной, но сменной на заводе не оказалось. До двух часов ночи по заводу ходили раздетые донага мужчины и женщины, пока со складов не привезли одежду. Лишь потом изможденных людей отпустили по домам, а матросов - в казармы.
В поселке в этот день никто ничего особенного не заметил. Большинство рабочих проживали в Шкотово-17. Взрыва никто не слышал. К вечеру появилась тревога - судоремонтники всегда возвращались в одно и то же время, а в тот день опаздывали на несколько часов. Потом стали просачиваться слухи, что на заводе случилась какая-то большая авария. Но это уже ближе к ночи, а днем все было, как обычно: дети гуляли, люди отдыхали, ходили в магазин. Позже узнали, что сначала поселок хотели эвакуировать, но военные чины возразили, мол, зачем зря людей тревожить и средства тратить. Надо подождать, чтобы стало ясно, куда пойдет радиоактивное облако. Если в сторону поселка, тогда эвакуация действительно будет необходима.
Официально в результате аварии пострадали 290 человек – 10 погибли в момент аварии, у 10 зафиксирована острая лучевая болезнь, у 39 – лучевая реакция. Сколько осталось живых участников ликвидации той аварии – неизвестно. Значительную часть пострадавших составили военнослужащие, которые одними из первых приступили к ликвидации последствий аварии. В тот августовский выходной день, и в следующий день воскресный, на морском берегу Уссурийского залива купались и загорали взрослые и дети. Ночью прошел небольшой дождь. И никто не знал, что он был радиоактивным. Атомная авария не была зарегистрирована – ведь ее просто НЕ было. А по Владивостоку ходили слухи, что «…в Чажме рвануло».
Сергей Смолянников
К-431 на последнем отстое в бухте Павловского
При подрыве (подъеме) крышки реактора, из-за большой волны, которую дал, «пролетевший» рядом катер-торпедолов, произошла неуправляемая самопроизвольная цепная реакция реактора левого борта.
В результате произошел тепловой взрыв реактора, погибло десять человек - 8 офицеров и 2 матроса. В центре взрыва уровень радиации, по мнению ученых, составлял 90 000 рентген в час, что привело к мгновенной смерти всех находившихся там. На подводной лодке начался пожар, который сопровождался мощными выбросами радиоактивной пыли и пара, а вся активная часть реактора в итоге была выброшена за пределы лодки. Очевидцы, которые тушили пожар, рассказывали о больших языках пламени и клубах бурого дыма, который вырывался из технологического отверстия в корпусе лодки.
Тушением занимались работники судоремонтного предприятия и экипажи соседних лодок. При этом не было ни спецодежды, ни спецтехники. Тушение пожара заняло около двух с половиной часов. Специалисты аварийной флотской команды прибыли на место ЧП через три часа после взрыва. В результате несогласованных действий сторон ликвидаторы пробыли на месте до двух часов ночи в ожидании нового комплекта одежды на смену зараженной.
На месте аварии был установлен режим информационной блокады, завод был оцеплен, пропускной режим завода усилен. Вечером того же дня была отключена связь поселка с внешним миром. При этом никакая предупредительная и разъяснительная работа с населением не проводилась, ввиду чего население получило дозу радиационного облучения.
Известно, что в результате аварии пострадали 290 человек. Из них десять погибли в момент аварии, у десяти зафиксирована острая лучевая болезнь, у тридцати девяти — лучевая реакция. Так как предприятие было военным, т.е. режимным, в основном пострадали военнослужащие, которые одними из первых приступили к ликвидации последствий катастрофы.
Тот самый пирс сегодня – полное запустение и память…
Ось радиоактивных осадков пересекла полуостров Дунай в северо-западном направлении и вышла к морю на побережье Уссурийского залива.
Протяженность шлейфа на полуострове составила более 5 километров, а выпадение аэрозольных частиц происходило на поверхность акватории до 30-ти. В результате аварии сформировался очаг радиоактивного загрязнения всего дна акватории бухты Чажма.
Непосредственно во время аварии погибли: Винник Сергей Григорьевич, лейтенант; Ганжа Александр Павлович, старший лейтенант; Дедушкин Анатолий Николаевич, капитан 3 ранга; Каргин Валерий Константинович, капитан-лейтенант; Комаров Владимир Анатольевич, капитан 3 ранга; Лазарев Александр Борисович, капитан 3 ранга; Прохоров Игорь Анатольевич, матрос; Филлипов Герман Петрович, капитан-лейтенант; Хохлюк Николай Владимирович, матрос; Целуйко Виктор Андреевич, капитан 2 ранга.
Братская могила останков погибших и часовенка на этом месте. Все, что сегодня напоминает о трагедии
Корпус подводной лодки К-431 дал течь, и она была отбуксирована с помощью понтонов на долговременное хранение в основную базу лодок – бухту Павловского. Вместе с ней была признана непригодной для дальнейшей эксплуатации вследствие радиационного загрязнения стоявшая рядом К-42 «Ростовский комсомолец», которая была отбуксирована на ту же стоянку.
Участники ликвидации и свидетели той аварии уже много лет не могут найти ответы на вопросы: 1) Почему ядерная катастрофа в Приморье не предупредила Чернобыль? 2) Почему «Черную быль» на К-431 год спустя восемь с половиной месяцев повторил Чернобыль?
Прошло время перемен, развалился Союз, а со временем, наступила эра самоуничтожения Тихоокеанского флота. Поселок Шкотово-22, который прямому радиоактивному заражению не подвергся, был вновь переименован в свое первоначальное название - Дунай. Увы, сегодня это один из сотен умирающих поселков, которые находятся на побережье от Кольского полуострова до Приморья…
Таким выглядит сегодня поселок Дунай или все, что осталось, от бывшей фабрики, общежитий, дворца культуры… Все это со стопроцентной точностью напоминает то, что сегодня осталось от города атомщиков - Припяти
Но, если имя Чернобыля и до сих пор не сходит с уст, то о трагедии 10 августа 1985-го принято молчать и до сих пор. И это притом, что «Черная быль» во все свои обожженные легкие Приморья, кричала: сделайте выводы, иначе это может повториться. Увы.
В отличие от украинской «Черной были» до сих пор Дунаю и его окрестностям не дано статуса экологически загрязненного полигона. Лишь спустя десять лет, был составлен полный список участников ликвидации аварии в количестве 2209 человек, в который вошли рабочие 30-го судоремонтного завода и моряки флотилии атомных подводных лодок Тихоокеанского флота. Но и после этого уходили из жизни участники ликвидации той аварии - в полном расцвете лет скончался генерал-майор медицинской службы Леонид Гришаев, принимавший активное участие во всех этапах ликвидации последствий взрыва. За ним в мир иной ушли полковник медслужбы Евгений Абаскалов и капитан 2-го ранга Владимир Пустовит.
Я бы не хотел привносить новые сенсационные новеллы из трагедии 10 августа, а просто хочу пройтись по страничкам своих воспоминаний и воспоминаний непосредственных участников тех событий.
В то время я проходил службу на кораблях 10-й оперативной эскадры ТОФ, корабли которой, как раз и стояли в заливе Стрелок, напротив Чажмы. Флот готовился к юбилейной дате – 40-летию разгрома милитаристской Японии, начало которым и было положено, как раз, 9 августа, в день начала войны с Японией. А на 2 сентября 1985-го были запланированы основные мероприятия…
Но, еще недавно прошел главный флотский праздник – День ВМФ. А корабли продолжают нести боевую вахту. Одни, в далеких водах Тихого и Индийского океанов, другие – в полигонах боевой подготовки, ведь к юбилею разгрома противника, следует подойти с должными показателями. На рейде залива Стрелок стоят авианесущие крейсеры «Минск» и «Новороссийск», другие корабли и подводные лодки, стоят в своих базах залива Стрелок: в бухтах Абрек, Павловского, Разбойник, Чажма, Конюшково. Все было, как обычно, как и обычным, был день 10 августа 1985-го. Далее, позволю себе, предоставить воспоминания Валерия Шепеля, Анатолия Крашенинина, Валерия Карманова, Вячеслава Мазуренко, Ирины Вяткиной и других.
На одной из лодок К-431, идет работа по замене активной зоны реактора – это обязательные работы на атомных кораблях и подлодках, которые проводятся каждые 5 лет. Ремонт идет уже более 3 месяцев; замена реактора – работа сложная, класса ядерно-опасных. Перегрузку реактора выполняют офицеры береговой технической базы, специалисты высочайшего класса. И вот в пятницу, 9 августа, работы завершены, и бригада ремонтников уже собиралась покинуть борт, когда обнаружилось, что потекла прокладка крышки реактора по правому борту. Неужели, вместо субботнего отдыха еще одна бессонная ночь… И работы были отложены на следующий день.
Валерий Шепель, командир первого экипажа К-431: «Чтобы герметизировать реактор, требовалось снять крышку реактора береговым краном. Потом, заменив прокладку на реакторе, крышку поставить снова, затянуть болты и провести гидравлические испытания. Операция требовала предельной собранности и аккуратности - через крышку реактора проходят приводы всех стержней поглотителей и компенсирующих решеток, поглощающих запас реактивности реактора. Зазор очень мал, и случись малейший крен подводной лодки, вместе с крышкой может подняться и компенсирующая решетка, а это приведет к неконтролируемому спуску реактора».
По рассказам некоторых очевидцев, в момент проведения работ, по бухте прошел катер, который разогнал волну, кран качнуло и… Вместе с крышкой стала подниматься и решетка. Буквально через мгновение начался неконтролируемый ядерный процесс в реакторе, и произошел взрыв. Сила взрыва была столь велика, что крышка реактора весом в 12 тонн пролетела пару сотен метров, перелетела через стоящие в бухте корабли и упала на берегу. Все десять человек, находившиеся рядом с реактором, погибли мгновенно: взрывом тела разорвало на куски, а чудовищная радиация превратила останки в биомассу. Они были настолько радиоактивны, что их захоронили в свинцовых контейнерах в глубоких шурфах. Погибших не удалось идентифицировать. На третий день после трагедии в бухте нашли оторванную голову и палец одного из них. На пальце оказалось золотое обручальное кольцо. По нему установили уровень радиации в момент взрыва - 90000 рентген в час. Много это или мало? Это втрое больше, чем при аварии на Чернобыльской АЭС.
Как впоследствии описывали очевидцы, несмотря на гарь, копоть, гигантские языки пламени и клубы бурого дыма, вырывавшиеся из раскуроченной подводной лодки, в воздухе отчетливо чувствовался резкий запах озона, как после сильной грозы (первый признак мощного радиоактивного излучения). Люди его ощущали, но не задумывались, что это радиация. Они бросились тушить пожар. Осознание произошедшего пришло позже, когда перед глазами людей предстала картина разрушенного ядерного реактора. До двух часов ночи по территории завода ходили обнаженные мужчины и женщины.
Анатолий Крашенинин, начальник штаба соединения подводных лодок, капитан 1-го ранга запаса: «Была суббота. Около 11 часов пошел дождь. Мы укрылись в палатке. Один из матросов доложил, что в нашу сторону движется катер. Перед этим я слышал взрыв, но значения этому не придал, решив, что взрывают скальную породу в карьере. Оказалось, произошел взрыв ядерного реактора на лодке капитана 2-го ранга Федчика. Погибли люди. Страшная картина ждала нас на пирсе: повсюду валялись окровавленные изуродованные фрагменты человеческих тел... Отброшенная мощным взрывом многотонная крышка реактора рухнула в море. Из аварийного отсека валил сначала желтый, а потом черный густой дым. Единственное благо - из реактора аварийной подлодки было выгружено отработанное топливо, загрязнение могло быть куда сильнее. Из 10 погибших было двое матросов, остальные - офицеры, все высококлассные специалисты-физики, равных им по уровню профессиональной подготовки не было. Это их и сгубило. Они решили разговаривать с ядерным реактором «на ты»... Недаром говорят, что все инструкции написаны кровью тех, кто рискует их нарушать. Останки погибших кремировали, поместили в капсулу и захоронили на могильнике, куда потом было свезено все, что представляло опасность. Я был бессменным начальником штаба по ликвидации последствий этой ядерной аварии. Работы по дезактивации закончились поздней осенью с наступлением заморозков. Было слишком мало техники и людских ресурсов, киркой и лопатой дезактивацию не проводят. То, что мы по сути беззащитными шагнули в радиационный пламень, было грубым нарушением, но предотвратило распространение загрязнения. Никто из нас тогда не думал о радиации, о дозах, мы выполняли воинский долг. Это позднее стало ясно, что средств защиты не было практически никаких, мы работали как с обыкновенным пожаром. Я сменил больше тысячи костюмов. Флагманский врач, которому задавали иногда вопрос о дозах облучения, отмалчивался и отшучивался. Был приказ молчать...»
Храмцов, контр-адмирал, командующий 4-й флотилией атомных подводных лодок: «10 августа 1985 года я вместе с командным составом Тихоокеанского флота находился на борту самолета. Возвращались из Москвы, где были на приеме у Главнокомандующего ВМФ. Приземлились во Владивостоке около 15.00. К самолету подбежал дежурный офицер и доложил, что командующего 4-й флотилией приглашают к телефону. Я понял - что-то произошло, сердце защемило. Подошел к телефону. Оперативный дежурный флотилии докладывает: - «В Чажме - тепловой взрыв реактора». Я тогда подумал, что случилось не самое страшное, взрыв-то тепловой, а не ядерный. Мне немного полегчало. Сел в машину и поехал на завод. Машина въехала прямо к пирсу, где стояла «К-431». Стало ясно: К-431 тонет, реакторный отсек заполнен водой, и она уже стала поступать в кормовые... Но всюду пусто, ни души. Я прошел на дозиметрическое судно, потом на соседнюю К-42. И тут ни души. Глубина у пирса была 15 метров, осадка у К-431 - 7. Решение пришло сразу - аварийную лодку надо посадить на осушку, как в док, но для этого надо убрать плавмастерскую на рейд, освободить корабль от всякого рода концов: швартового, электрокабелей, вентиляционных систем, переходного и энергетического мостиков».
Работа продолжалась до 23 августа. Ежедневно группу, побывавшую в зоне аварии, отправляли в госпиталь, где у них брали кровь на анализы. Всего через зону аварии прошло около 150 человек. Была отключена связь с поселком, срочно взяты подписки с военнослужащих о неразглашении «государственной тайны». И лишь через месяц была назначена комиссия для разбора и ликвидации последствий аварии. Главным виновником комиссия признала командующего 4-й флотилией атомных подводных лодок ТОФ контр-адмирала Храмцова, который получил неполное служебное соответствие от Главнокомандующего ВМФ и строгий выговор с занесением по партийной линии.
Ирина Вяткина, медсестра: «Я работала во 2-м терапевтическом отделении военно-морского госпиталя в Шкотово-17. 10 августа 1985 года я находилась на дневной смене, была суббота, и я взяла на работу свою пятилетнюю дочь. Около 11 часов утра приехал начмедслужбы Приморской флотилии Глухов, и сразу после его визита приказали эвакуировать всех находящихся на лечении больных, а отделение развернуть для поступления раненых и пораженных от ядерного взрыва. Нам объявили о применении закона военного времени в связи со случившейся аварией, запретили говорить об аварии на АПЛ К-431 кому-либо, как о военной и государственной тайне... Во второй половине дня 10 августа 1985 года меня устным приказом командования части придали приемному отделению для оказания неотложной медицинской помощи. А также помощи в приемке, сортировке, первичной санобработке поступающих с места аварии ликвидаторов. Из средств защиты мне была выдана одна марлевая повязка, один резиновый фартук, одна пара резиновых сапог и одна пара анатомических хирургических резиновых перчаток. Ночью около 4-х утра у меня порвался правый резиновый сапог, но даже его заменить было нечем. В 23 часа 10 августа мне выдали дозиметр, который зашкалил и через 2 часа сломался. 10-11 августа меня никто ни разу не заменил.
Дозиметрический контроль поступающих в госпиталь с места аварии в бухте Чажма производился только после проведения первичной санобработки. Поступающие были чумазые, в грязной обуви, с обожженными лицами, в тяжелом физическом состоянии. Первые аварийные команды ликвидаторов радиационной аварии тушили пожар, находясь на расстоянии 10 метров от ядерного реактора, на котором произошел взрыв. Встречая прибывающих с места аварии, я забирала документы, часы, фотографии, кольца, складывала в полиэтиленовые пакеты и сдавала дежурному врачу. Самих поступающих отводила в пункт первичной санитарной обработки. В раздевалке я помогала раздеться тем, кто не мог раздеться сам. Зараженные радиоактивными веществами вещи, перевязочный материал, пакеты с рвотными массами я складывала в специальные прорезиненные мешки.
Перед проведением повторной санобработки я и мойщица выбривали их налысо. Эти волосы я тоже складывала в прорезиненные мешки. Самым тяжелым был раненый, почти без кожи, в бессознательном состоянии офицер, который заглянул непосредственно во взорвавшийся реактор через минуту после взрыва. В середине ночи я обнаружила полный прорезиненный мешок, который не смогла поднять, чтобы отнести в котельную, но поняла, что сил моих не хватит. Пустых мешков было много, и я решила его разделить. Вскрыв мешок, я обнаружила в нем обугленные останки человеческих тел... Всего за 10-11 августа принятых мною и прошедших первичную санобработку на территории госпиталя было более 100 человек.
Начиная с 12 августа, я работала без выходных. К сожалению, у меня нет данных о дозе, полученной мною в августе 1885 года, нет результатов анализа крови, т.к. эти данные были засекречены и мне не сообщались. У меня была взята подписка о неразглашении сведений об аварии и ликвидации ее последствий сроком на 15 лет».
Все выходы с завода перекрыли. Судоремонтников и всех, принимавших участие в тушении пожара, собрали вместе на территории завода и отправили на дезактивацию. Мужчины и женщины мылись, потом измеряли уровень радиации на себе и снова шли мыться - приборы показывали повышенный фон. Одежду у всех отобрали, так как она была радиоактивной, но сменной на заводе не оказалось. До двух часов ночи по заводу ходили раздетые донага мужчины и женщины, пока со складов не привезли одежду. Лишь потом изможденных людей отпустили по домам, а матросов - в казармы.
В поселке в этот день никто ничего особенного не заметил. Большинство рабочих проживали в Шкотово-17. Взрыва никто не слышал. К вечеру появилась тревога - судоремонтники всегда возвращались в одно и то же время, а в тот день опаздывали на несколько часов. Потом стали просачиваться слухи, что на заводе случилась какая-то большая авария. Но это уже ближе к ночи, а днем все было, как обычно: дети гуляли, люди отдыхали, ходили в магазин. Позже узнали, что сначала поселок хотели эвакуировать, но военные чины возразили, мол, зачем зря людей тревожить и средства тратить. Надо подождать, чтобы стало ясно, куда пойдет радиоактивное облако. Если в сторону поселка, тогда эвакуация действительно будет необходима.
Официально в результате аварии пострадали 290 человек – 10 погибли в момент аварии, у 10 зафиксирована острая лучевая болезнь, у 39 – лучевая реакция. Сколько осталось живых участников ликвидации той аварии – неизвестно. Значительную часть пострадавших составили военнослужащие, которые одними из первых приступили к ликвидации последствий аварии. В тот августовский выходной день, и в следующий день воскресный, на морском берегу Уссурийского залива купались и загорали взрослые и дети. Ночью прошел небольшой дождь. И никто не знал, что он был радиоактивным. Атомная авария не была зарегистрирована – ведь ее просто НЕ было. А по Владивостоку ходили слухи, что «…в Чажме рвануло».
Сергей Смолянников
Вернуться назад