Полгода прошло с даты 150-летнего юбилея восстания 1863 года, который Польша отмечала в январе, а антироссийский зуд у поляков до сих пор не проходит. Казалось бы, упомянуты и перечислены все самые заметные люди и эпизоды этого исторического события, говорено-переговорено о местах захоронений польских патриотов, но поляки продолжают пребывать в садомазохистском состоянии, смакуя собственные раны и увечья.

Российские СМИ много писали об этом полгода назад. Писали, писали, да и перестали. Действительно, сколько можно твердить одно и то же, рассказывая о стенаниях современных поляков об участи их предков в 1863 году! Зато поляки не перестали. Пишут и стенают, стенают и пишут. Там отреставрировали повстанческую могилу, там установили мемориальную доску, там провели выставку, там издали книжку, там опубликовали статью, там провели поэтический конкурс. А цель у всего этого одна – дать выход своей русофобии.

Особенно это ощущается в Белоруссии, самой польской республике из всех республик бывшего СССР – в ней проживает более 400 000 поляков!

Восстание 1863 года охватило практически всю территорию Белоруссии, и неудивительно, что на белорусской земле имеется множество памятников и католических крестов, установленных местными поляками в честь тех далёких событий.

Отголоски его доносятся и до России. Помнится, в одной из польских газет писали о каком-то россиянине по фамилии «Иванов», жителе Бурятии, чьи польские предки были сосланы туда за участие в антироссийских заговорах. Так вот этот гражданин с русской фамилией «Иванов» гордо величал себя «польско-бурятским националистом». Надо полагать, этой фразой «Иванов» выразил своё отношение к России и русским, потому что польские СМИ радостно подхватили эти словечки.

Не буду писать о ненависти, которую белорусские крестьяне испытывали к своим польско-шляхетским угнетателям. Это известно. Известно, что эта ненависть заставляла белорусов помогать не повстанческим шайкам, а царским войскам. Известно, что эти их поступки вызывали дикую злобу у шляхты, и крестьяне жестоко страдали от их «национально-освободительных» порывов.

Шляхтич, берясь за саблю, воевал не только за Речь Посполитую в границах 1772 года, то есть с Белоруссией, Литвой и Малороссией в её составе, но и за право угнетать православное крестьянство. Могло ли это крестьянство быть на стороне шляхты?

Примитивные россказни об участии крестьян в польском заговоре – фальшь. Ибо, если и были представители крестьянского сословия в польско-шляхетских бандах, это были малочисленные представители магнатской челяди. Магнаты, сочувствуя восстанию, посылали в приказном порядке своих слуг в польские отряды. К тому, большинство этих слуг, подчиняясь приказу властителя, были порядком окатоличены.

Повествования о том, как храбрые шляхтичи чуть ли не в одиночку разгоняли целые русские полки, вообще смешны. Поляки не выиграли ни одного прямого военного столкновения, не заняли ни одного города, а лишь шастали по сёлам, терроризируя сельский люд. Могли устроить засаду, неожиданно напасть на какой-нибудь отряд и тут же рассеяться по лесам, но не более того.

А ещё повстанцы любили пограбить и поубивать. Просто так, для острастки. Убивали, в том числе, и православных священников. Самый известный пример – Даниил Конопасевич. Его повесили на глазах сына и жены.

Отец Константин (Прокопович) тоже был замучен «национально-освободительными» диверсантами, а его жена и дочь жестоко избиты.

Ненависть польских империалистов вызывали даже русские старообрядцы, бежавшие на территорию Речи Посполитой много веков назад, и проживающие там тихо да мирно. Бунтовщики казнили многих из них, пытая перед смертью. Как могло быть иначе, если Константы Калиновский, знаменитый предводитель повстанческих шаек, говорил, что «топор повстанца не должен останавливаться даже над колыбелью шляхетского младенца»?

«Демократы» того времени тут же встали на защиту поляков. Смерть старообрядцев и православных священников (не говоря уже о более массовых жертвах среди крестьянства) их мало волновали. Зато гибель поляков они воспринимали как мировую трагедию, картинно заламывали руки в политических дебатах, вещали о слёзах матерей и жён несчастных шляхтичей (слёзы жён Конопасевича и Прокоповича не учитывались) и т.д.

В демократах тогда ходили те же, что и сегодня – Англия, Австрия, Франция, Швеция, Ватикан и даже Османская империя. Сплошь «друзья» России. Они угрожали вмешательством, требовали «вернуть» полякам Белую и Малую Русь. Могла ли Россия медлить? Хор «демократов» заткнулся, когда мятеж был подавлен, а его участники разбежались по своим «маеткам», судорожно крестясь двумя пальцами на католический манер.

«Топор повстанца не должен останавливаться даже над колыбелью шляхетского младенца», - вот она, моральная квинтэссенция польско-шляхетского бунта в январе 1863 года. И надо вытравливать с русской земли тех «ивановых», кто кичится своим польским национализмом. Ибо кто с топором к нам придёт, тот от топора и погибнет.

Андрей Филиппов