На каком языке писать? Какой язык станет литературным? Этот вопрос стоял перед будителями едва ли не всех славянских стран. Разные деятели решали его по-разному. Писать на языке богослужения - чешском - призывал своих протестантских словаков Коллар. Сильное влияние церковно-славянского и русского литературного языка испытала литература Сербии - так возник славяносербский язык, на котором писали и ученые, и литераторы конца ХVIII - начала XIX вв., более или менее приближаясь к живому народному языку. Лишь смелая реформа Караджича сделала этот народный язык литературным, а предложенное им фонетическое правописание утвердилось доныне. По другому пути пошли иллиры, предложив всем югославянам принять единый „иллирский" язык по штокавскому наречию. Этот опыт частично удался и наследие его - сербохорватский язык, официально существующий доныне.

Когда Галичина с опозданием входила в общеславянское движение национального возрождения, у первых ее будителей не было четкой языковой программы. Не вдаваясь в решение лингвистических проблем, мы остановимся здесь лишь на констатации тех явлений, которые наблюдались в 30-е - 40-е годы. Было прежде всего понимание, что нужно сохранить кириллицу и русский язык вопреки активному польскому нажиму. (Недаром делались попытки издавать богослужебные книги греческого обряда латинскими буквами. Эти книги Лозинский считал древними, а Шашкевич подчеркивал в своей полемической работе, что они могли появиться только после введения унии.) Сохранять родной русский язык было необходимо, но что представлял собой этот „русский", „руский", „руський", „южнорусский", „малорусский" язык - разные галицкие будители на этот счет не имели единого мнения. Сейчас украинские исследователи галицкого национального возрождения пытаются нас уверить, что „Русалка Днестровая" написана по-украински. Однако для 30-х гг. ХIХ в. украинского литературного языка в нашем понятии вообще не существовало. В своей Пространной грамматике Греч называет язык, который мы позже назовем украинским, „малороссийским наречием" [67, с.400]. Наречием называли его не раз и другие деятели первой половины XIX в. (Еще задолго до того, как этого стала требовать официальная политика в России 2-й пол. ХГХ в.) Правда, была уже написана „Энеида" Котляревского, которой зачитывались галицкие будители, знали они и Квитку-Основьяненко, Гулака-Артемовского. Однако „основное значение в создании современного литературного украинского языка имело творчество Т.Г.Шевченко" (БСЭ, изд. 3, т.26, с.596), а в пору создания „Русалки" еще не были написаны ни „Кобзарь", ни „Гайдамаки", не было опубликовано ни одного из знаменитых украинских произведений Шевченко. Не существовало и общепринятого украинского правописания. Хотя есть сведения, что впервые украинское фонетическое правописание было предложено в 1818г. Ол. Павловським [95, с.285], а И.Франко подчеркивал, что фонетическое правописание „идет по крайней мере от Котляревского" [59, с.313 - 314], однако распространения оно не получило. Позднее Максимович в статье „О правописании малороссийского языка" 1840г. [67, с.312-328] предложил свое правописание, довольно сложное, оно также не удержалось. Начиная с 50-х гг., П.А.Кулиш начинает интенсивно вводить в написание украинских текстов фонетическое правописание, его порой даже считали изобретателем украинской „фонетики".

Представляют интерес высказывания М.А.Максимовича, недаром именно он, известный украинский ученый, издал собрание украинских песен. В своем письме из Киева 22 апреля 1840 г. он пишет Зубрицкому, в 30-е гг. уже хорошо владевшему русским литературным языком - только отдельные слова и обороты порой выдавали в нем галичанина: „Письмо Ваше для меня чрезвычайно было приятно во всех отношениях - и самый Русский язык, ежечасно здесь слышимый, становится чем-то новым, более внятным и родным, более красноречивым в Ваших устах, чем под пером наших немногих писателей... Возрождение Русской словесности Червоной Руси есть явление утешительное... На каком бы ни писали языке Галичане, все равно, лишь бы писали они о своей Руси; но молодому - нынешнему и будущему поколению надо писать на своем родном языке... У нас, в Империи Руской, Руским языком стал Великорусский язык, которым и говорим, и пишем, и думаем, как языком общим, живое употребление и в Украине (в образованном классе народа) имеющем. Потому все, что у нас пишется по-Малороссийски, есть некоторым образом уже искусственное, имеющее интерес областной только... У нас не может быть словесности на Южнорусском языке, а только могут быть и есть на оном сочинения... Но для Русинов Австрийской Империи живой язык - Южнорусский; пора польского языка для них давно прошла; пора Великорусского языка для них еще не наступила. Потому весьма желательно, чтобы они подобно Вам усвоили себе Великорусский язык; но Ваша Червоноруская словесность - по моему мнению -должна быть на Вашем родном Русском языке, т.е. на Южноруском... Ваши молодые писатели должны писать чистым Южноруским языком, какой представляется особенно в песнях и думах Украинских и Червоноруских" [68, с.25 - 26]. В 1839 г. Максимович писал в своей Истории древней русской словесности: „Собственно Русским языком называется у нас теперь язык Великороссиян, которые сами себя зовут и в Малороссии называются собственно Русскими: народный же язык Южной Руси называется обыкновенно Малороссийским наречием... Но в Галиции и по сю пору тамошний язык не перестал называться просто языком Русским - тем именем, которое и всей Южно-Русской речи принадлежало исстари, которым называлась она первая, еще прежде чем усвоилось оно языку Великороссиян (как и самое имя Руси или Русской земли сперва принадлежало Киевской земле или Украине" [67, с. 398]. В южнорусском языке, говорит далее Максимович, „можно различить, и то не очень резко, только два наречия: Восточное - Украинское или Малороссийское и Западное Галицкое или Червонорусское" [67, с.400]. Позднее в письме к М.П.Погодину Максимович скажет: „Южнорусский язык... состоит в двух наречиях: 1) Малороссийском, существующем издревле оба-полы Днепра на Украине, Подольи, Волыни и в Северщине и 2) Червонорусском существующем издревле обои-пол Днестра в Галиции и в Карпатах" [69, с.7 - 8]. Заметим, что и доныне считается: „Современные диалекты украинского языка объединяются в три основные наречия: северное, юго-западное и юго-восточное ( легло в основу литературного украинского языка)" (БСЭ, изд. 3, т.26, С.595). В этих условиях подвигом „Русской Троицы'', и прежде всего, Шашкевича было издание альманаха на родном языке с применением собственной фонетической транскрипции, употребленной по предложению Шашкевича. Однако среди самих галицких будителей не было единого понимания родного языка, об этом говорит хотя бы тот факт, что, по замечанию Нила Попова, „Вагилевич переписывался с Погодиным на местном наречии, отчасти им самим изобретенном. Вместо русского „т." он писал латинское "t". Кроме того, он менял сам свое правописание почти с каждым письмом" [111, с.623]. Подлинники писем, хранящиеся в отделе рукописей РГБ, подтверждают это замечание. В дальнейшем развитие галицко-русской литературы шло под влиянием как „южнорусских", т.е. по-нынешнему украинских, образцов, так и в еще большей мере церковно-славянского, а также русского литературного языка. Писать на последнем галицкие будители, за редкими исключениями в 30-х - 40-х гг., еще не могли, т.к. хорошо его не знали, а русские книги были малодоступны. В 1841 г. Максимович во 2-м томе своего „Киевлянина" напечатал большую статью „О стихотворениях червоноруских". Она написана с большой теплотой, в нее включены отрывки и целые стихотворения, но непредвзятый читатель сразу увидит, что это стихи вовсе не украинские в нашем нынешнем Понимании. Нужно еще помнить, что интеллигенция русинов тогдашней Галичины состояла б.ч. из представителей духовного сословия, а известно, что полонизация конца XVIII - начала XIX вв. коснулась его очень сильно и порой даже домашним языком был язык польский. Для того, чтобы писать на родном языке, надо было его хорошо знать. Для научной деятельности народные наречия - будь то бойковское, лемковское или гуцульское - были вовсе непригодны. Решить вопрос мог бы только гениальный лингвист типа Караджича, такого в Галичине не было. Да и был ли он нужен, когда русский литературный язык давно уже существовал? Но перейти тогда на него могли лишь Я.Головацкий да Зубрицкий, и то только в письмах, и лишь позднее в научных трудах. Большая часть галицких будителей-священников обращалась к своему читателю на том же языке как к пастве, понятном ей - смеси народных говоров, церковнославянского и русского языков. Именно этот язык и получил название „язычия" и позже подвергался беспощадной критике Чернышевского и Пыпина (о чем ниже). Лишь с начала XX в. галицкие писатели и поэты русского направления переходят на русский литературный язык. „Язычие" лингвисты называют искусственным языком, но для галицких будителей из среды духовенства этот язык был, думается, не искусственным литературным, а естественным. (Недаром позднее и Наумович, и Хиляк, и другие писатели находили отклик у широкого галицкого читателя).

Понятия „второй родной язык" тогда не существовало, однако мы, вероятно, наблюдаем здесь именно это явление - наряду с переходом на „язычие", а позднее на русский литературный язык, поэты продолжали писать на своем родном наречии. Никакого противоречия в этом галицкие будители, как и позднейшие деятели русского направления, не усматривали. Наступление русско-украинского антагонизма в Галичине и ее литературе, наблюдаемое лишь с конца 60-х гг. XIX в., как нам думается, имело скорее политические, а не лингвистические причины.

"Н.Пашаева, Очерки истории Русского Движения в Галичине XIX-XX вв."