Предисловие

По справедливости, у этого произведения два автора. Но мой соавтор по очень личным причинам своё имя снял, хотя идея принадлежит ему и именно он собрал «строительный материал», который пошёл в дело. Мне осталось только придать ему форму публицистического произведения - произвести пригонку друг к другу избранных фрагментов ряда сочинений, в некоторых местах добавить своё для их связи, сделать литературную доводку. Полученное «строение», с одобрения соавтора, выставляю на обозрение любознательных.

Согласитесь, бросается в глаза оживление русофобов за рубежом и, увы, в родном доме, где некоторыми «соотечественниками» (прости их, Господи!) своеобразно понимается пресловутая демократизация (по-североатлантически), уже наделавшая столько бед России. Им мало, якобы под предлогом поисков истины, унижать видные фигуры нашей истории, развенчивать дела великие и сгущать краски там, где нам и без того приходится стыдиться. Они ставят под сомнение объективное величие России (загляните хотя бы в «тяжкие труды» небезызвестных «русского американца» Ю. Кирпичёва или «парижанина-не-доехавшего-до-Израиля» А.Браиловского).

Оценка нашего прошлого зависит от того, какую задачу ставит оценщик. Само имя страны вызывает в памяти каждого знатока столько событий славных и позорных, столько фигур привлекательных и отталкивающих, творцов и разрушителей, столько порождений светлого духа и сил тьмы, что каждый, по желанию, может конструировать «Свою Россию». Одним она источает свет, для других пребывает в кромешной тьме.

Уже не первый год (и не первый век, будем точны) в зарубежных и отечественных, по отношению к России, СМИ талантливо (и, увы, часто доказательно) на невыдуманных примерах живописуются жестокости русских в своей стране, на приобретённых территориях, в заграничных походах их армий, да так сочно, что невольно воспринимаешь их как «особые», иным народам не присущие или редкие, случайные для них. Короче, раскрываются те качества народа и его грубых и мрачных самовластных правителей, которые просвещённый человек называет варварством.

Действительно, летописи свидетельствуют о страшном разгроме Киева в 1169 г.великим князем Владимирским Андреем Боголюбским (любимая тема определённой части периодических изданий на Украине) и не меньшем опустошении «Мати городомъ Руськым» другим князем, киевлянином, по имени Рюрик, в 1202 г. (этот случай «незалежными» историками по понятной причине умалчивается). Вызывает возмущение хрестоматийное разорение Новгорода Иваном IV, погубленные по его личному указу, без суда и следствия, 4 тысячи душ подданных (согласно синодику), кровавые «подвиги» опричников. Никакими «высшими соображениями» не оправдывается казнь младенца – сына Марины Мнишек и самозванца. Стынет в жилах кровь от расправы царя Петра со стрельцами. Вызывают сочувствие отрубленная голова Пугачёва, пятеро повешенных декабристов, удавленный юноша Саша Ульянов, не смогший по неопытности убить царя, царская семья в подвале дома Ипатьева, жертвы ГУЛага… Всё верно.

А если оторваться от «избранных» страниц, вчитаться в другие? Неужели повсюду кровь, пожары, вопли страдающих? Можно с ума сойти. Но есть, подсказывает здравый смысл, спасительное средство: очистить сознание от отечественной грязи, заглянув в западные хроники. Уж там-то, надо полагать, классическое хрестоматийное варварство изжило себя 1000 лет назад – с основания первых университетов, с «Академии» при дворе Карла Великого, с Парламента в Лондоне, словом, с появлением всего того, чего в России не было и не могло быть по исконно варварской сущности потомков легендарного Руса, как убеждено просвещённое человечество с просвещённейшими янки во главе.

Так заглянем в чужие хроники с помощью А.Горянина («Традиции свободы и собственности в России», М., 2007); К.Андерсона («Ирландия, год 1798…», Встречи с историей, МГ, 1988); Б. де Лас-Касаса (трактат 1542 г. «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий»); Ф. Эриа («Семья Буссардель», ИЛ, М., 1961); Анри Труайя («Александр I», ЖЗЛ, М., 1997); ; Ф.Нестерова, («Связь времён», МГ, 1987) других авторов, которые, в свою, очередь, пользовались доступной информацией, в т.ч. свидетелей описываемых событий. Прошу прощения за рекомендацию здесь и своих работ (С.Сокуров, III том сочинений, М., 2006; публ. в периодике, эл. СМИ)






Московское издательство «Ad Marginem» выпустило в 1999 г. работу М. Фуко «Надзирать и наказывать» (на обложке - сдирание кожи с человека), с цитатами из предписаний по процедурам казней и публичных пыток в разных европейских странах вплоть до середины прошлого (ХХ) века. Европейские затейники употребили немало фантазии, чтобы сделать казни не только предельно долгими и мучительными, но и зрелищными — одна из глав в книге озаглавлена «Блеск казни». Чтение не для впечатлительных. Гравюры Ж. Калло с гирляндами и гроздьями повешенных на деревьях людей — отражение не каких-то болезненных фантазий художника, а подлинной жестокости нравов в Европе XVII века (ради истины, изощрённые пытки применялись и в России, но чаще всего «камерно», при дознании; на публику выносились, как пролог к казни, редко. – С.С.).



Крестоносцы в ходе альбигойских войн вырезали больше половины населения Южной Франции. Усмиритель Пруссии, великий магистр ордена крестоносцев Конрад Валленрод, разгневавшись на курляндского епископа, приказал отрубить правые руки всем крестьянам его епископства. И это было исполнено! 16 февраля 1568 года (время разгара опричнины Ивана Грозного) святая инквизиция осудила на смерть всех(!) жителей Нидерландов как еретиков, а испанский король Филипп II приказал привести этот приговор в исполнение. Это не вполне удалось, но королевская армия сделала, что смогла. Только в Харлеме было убито 20 тысяч человек, а всего в Нидерландах — 100 тысяч (за всю историю России казнено ок.1000 еретиков. – С.С).



Жестокость порождалась постоянными опустошительными войнами западноевропейских держав в новое время, более безжалостное. Тридцатилетняя война в XVII веке унесла половину населения Германии и от 60 до 80% населения ее южной, части. Папа Римский временно разрешил многоженство, дабы восстановить народное поголовье. Усмирение Кромвелем Ирландии (в сер. XVII века. – С.С.) стоило ей 5/6 ее населения. Россия на своей территории почти семь веков между Батыем и Лениным подобных кровопусканий не знала и с такой необузанной свирепостью нравов знакома не была.



Известно, что христиане (здесь – испанские католики. – С.С.) … умертвили более 12 миллионов (!!!- С.С.) душ индейцев… Убивали христиане двумя способами: кровавой войной и обращением в жесточайшее рабство, в такое, какое никогда прежде не бывали обращены ни люди, ни животные… Причиной и единственной целью убийств и разрушений было обогащение христиан золотом. Ради этого они готовы были на любой произвол на новых землях… И то, что я говорю, я знаю, ибо видел всё собственными глазами… Христиане на лошадях, вооружённые мечами и копьями, беспощадно убивали индейцев… бились об заклад, кто из них одним ударом меча разрубит человека надвое, или отсечёт ему голову, или вскроет внутренности… В селении они строили длинные виселицы и вешали по тринадцати человек на каждой во славу 12 апостолов и Христа. Обёртывали индейцам тело сухой соломой и поджигали или отсекали руки… Я видел эти мучения и бесконечное множество других. Все, кто мог уйти, уходили в леса и горы, спасались там от испанцев – столь бесчеловечных и безжалостных скотов… Когда [оставшихся в живых] индейцев распределили между христианами, те стали обращать их в католическую веру. Заставляли работать, но не кормили досыта, давали только траву и овощи – от которых нет сил для работы… пользовались индейцами как вьючными животными… Молоко у кормящих женщин пропало, а вскоре все дети умерли… прекратилось деторождение на острове (о. Гаити. Потом белые заселили его рабами из Африки – С.С.)



1 августа 1793 г. революционный французский Конвент издал декрет с предписанием «уничтожить Вандею». В начале 1794 г. армия взялась за дело. «Вандея должна стать национальным кладбищем», провозгласил генерал Тюрро, возглавивший «адские колонны» карателей. Расправа длилась 18 месяцев. Расстрелов и гильотин (из Парижа доставили даже детские гильотины) для исполнения указа оказалось недостаточно. Уничтожение людей происходило, по мнению революционеров, недостаточно быстро. Решили: топить. Город Нант, как пишет Норман Дэвис, был «атлантическим портом работорговли, в связи с чем здесь под рукой имелся целый флот огромных плавучих тюрем». Придумали выводить груженую людьми баржу на надежной канатной привязи в устье Луары, топить ее, потом снова вытаскивать канатами на берег и просушивать перед новым употреблением. Получилось, пишет Дэвис, «замечательное многоразовое устройство для казни».

Просто умерщвлять людей революционным затейникам было мало. Они находили удовольствие в том, чтобы до погрузки на баржи срывать с супругов одежду и связывать их попарно. Беременных женщин обнаженными связывали лицом к лицу со стариками, мальчиков со старухами, священников с девушками, это называлось «республиканскими свадьбами».

Чтобы спрятавшиеся в лесах не выжили, а умерли от голода, был вырезан скот, сожжены посевы и дома. Генерал Вестерман воодушевленно писал в Париж: «Граждане республиканцы, Вандея более не существует! Благодаря нашей свободной сабле она умерла вместе со своими бабами и их отродьем. Используя данные мне права, я растоптал детей конями, вырезал женщин. Я не пожалел ни одного заключенного. Я уничтожил всех». Обезлюдели целые департаменты, было истреблено от 400 тысяч до миллиона человек. Как ни печально, национальную совесть Франции Вандея, судя по всему, не мучает.

«В России до появления большевиков ничего похожего на вандейскую гекатомбу не случалось (даже при подавлении бунтов Разина и Пугачёва. – С.С.). А потом случилось: на Дону, в Тамбовской губернии, в других местах», - заметил А. Горянин.

Геноцид французами в отношении части собственного народа, бывает, пытаются «оправдать»: гражданская война, дескать. Но посмотрим на офорт Гойи № 36 из серии «Бедствия войны». Художник «вдохновился» последствиями приказа французского командования 3 февраля 1809 года повесить каждого второго испанца из оказавшихся в плену у оккупантов. Как вели себя представители «самой просвящённой нации» в других странах и какой мести подвергались за это, отдельная тема.

IV.От К. Андерсона

«За свою историю «зелёный остров» впитал в себя больше крови, чем дождей. Но 1798 год (Век просвещения! – С.С.) покрыл ею всю Ирландию, словно наводнение. Казни опережали приговоры (здесь и далее выд. мною. – С.С). Деревья ломились под тяжестью трупов. Виселицами вздымались над реками мосты, увешанные телами казнённых. Словно чудовищные фонари торчали на улицах и площадях колья с насаженными на них головами повстанцев. Изуродованные тела грудами лежали подле них. Лишь в знак особой милости семьям позволяли хоронить близких. Врываясь в города, британцы вырезали всех, кто не носил мундира… Йомены (здесь земледельцы-протестанты. – С.С.) часами гонялись за крестьянами (здесь католики. – С.С,), без устали вырубая их, будто сорную траву. Убивали без разбору… Все графства покрылись эшафотами. Безлюдными руинами чернели города, пепелища напоминали о былых селениях. Земля была усеяна трупами, которые некому было хоронить. Никем не тревожимые, бродили жиреющие свиньи, промышляя человеческими останками... Палачи и судьи работали без роздыху… «Просвещённые сословия» требовали поголовного отстрела «бешенных псов», рукоплескали палачам. Вице-король Ирландии писал (в Лондон. – С.С.): «Общественное мнение успокоится только кровью. Даже за обеденным столом разговоры ведутся лишь о расстрелах и виселицах, известия о казнях встречается с ликованием»… Солдаты его величества упражнялись в пыточном ремесле, проявляя недюжинную сметку. Они освоили плети с металлическими крючками на концах … научились ставить людей босыми ногами на острые колья и поджигать просмоленную паклю, аккуратно обмотав ею голову «собеседника»… Были редкостные мастера заплечных дел. Взять хотя бы лейтенанта Хепенстолла, прозванного «ходячей виселицей», который вздёргивал «ирлашек» не на перекладине, а на собственных плечах»… (Войной эти злодеяния не оправдать. За год до восстания свидетельствовал лорд Мойра в палате пэров. – С.С): «Я видел в Ирландии самую гнусную тиранию… Я знаю случаи, когда людей бичевали до потери сознания, приводили в себя и снова бичевали, чтобы исторгнуть из жертвы признание… Людей вешали, а затем, ослабляя верёвку, дабы страх перед повторным удушением вынудил их сознаться в приписываемых им преступлениях. И всё это творится открыто. Я видел страны, которые завоеватели силой принуждали к покорности. Но никогда с покорёнными странами не обращались столь подло и оскорбительно, как Великобритания с Ирландией» (здесь выделено К.Андерсоном.- С. С.)





Мало того, что дома опустевшей Москвы были ограблены, а оставшиеся жители обобраны, унижены, искалечены, убиты мародерствующими солдатами Наполеона. Перед отступлением император французов отдает приказ заминировать все дворцы и храмы Кремля, снять крест с колокольни Ивана Великого, принимая позолоту за золото, взорвать «эту мечеть», как он выразился о храме Василия Блаженного. Если бы не самоотверженность москвичей, центр Первопрестольной превратился бы в пустыню пепла и битого кирпича. Но часть зарядов взорвалось. Башни дали трещины, дворец Екатерины рухнул полностью. Разграбленными оказались гробницы великих князей и царей, их останки выброшены на поверхность. Лишенные окладов, превратились в щепу иконы. Православные храмы использовались под конюшни. Этот список бесконечен…

Сразу после перехода через Неман, ещё переполненные самомнением, сытые, не уставшие, прекрасно экипированные солдаты Наполеона отличились в грабежах и насилиях над обывателями западных губерний, особенно в Вильно. А ведь там преобладали католики, ждавшие восстановления Польши и приветствовавшие «освободителей». От французов и прочих «языков» в разбое не отставали поляки Домбровского, которые до того добывали свободу своему народу в составе французских армий, лишая её испанцев и других жертв ненасытного корсиканца.

За Минском, где повторились виленские события, «города и деревни подверглись неслыханному разорению, - вспоминала графиня Шуазель-Гуффье. - Церкви разграблены, утварь растащена, кладбища осквернены, несчастные женщины подверглись оскорблениям». В июне под корм лошадям отдавали невызревший хлеб на полях. Трупы павших животных сбрасывали в реки. Мародёрство приняло массовый характер, исчез страх перед наказанием.

Грандиозным грабежом отмечен первая ночь оккупации Москвы. «В огромном, безлюдном и безмолвном городе… солдаты громят лавки и склады, по улицам… тащат кто часы, кто мешок с мукой, кто корзину с бутылками вина… И вдруг ночной мрак разрывают языки пламени… Улицы завалены обломками мебели, втоптанной в грязь одеждой, развороченными сундуками, разодранными картинами» (А. Труайя). «Солдаты, маркитантки… - оставил воспоминание капитан Лабом, - … заходили в опустевшие дворцы и забирали всё, что могло насытить их алчность… гурьбой спускались в подвалы, выламывали двери и, напившись самых тонких вин, уходили, шатаясь под тяжестью награбленного».

Картина Великой армии (ещё великой, 100-тысячной, боеспособной) на выходе из Москвы не менее пестра. Ещё тепло, дороги раскисли; по ним движутся колонны пеших и конных, экипажи, телеги, гружённые добром. Солдаты тащат на себе награбленные пожитки. Офицеры в женских салопах и меховых шапках – маскарадные персонажи. Кажется, каждой твари по паре со всей Европы – смесь наречий подтверждает. Анри Труайя верно назвал этот сброд кочевниками с добычей, сплочёнными страхом, который гонит их в неизвестность.



…Занятые союзниками французские провинции [1814 г.] были разорены реквизициями, десятки городов и селений разграблены. Немецкий генерал Йорк с раздражением говорил: «Я думал, что имею честь командовать отрядом прусской армии, теперь вижу шайку разбойников». Однако король Пруссии оправдывал своих солдат. Перед штурмом столицы Франции Фридрих-Вильгельм проговорился «брату» Александру, опасавшемуся за жизнь и имущество парижан, что «никак не берётся воспретить такого удобного и долгожданного случая для прусских войск» - отмстить за все несчастья их родины. Предводитель «татарских полчищ», как нередко назывались русские полки в прессе врагов и «друзей», был шокирован. Он не позволил себе из чувства мести расправиться с изменниками-поляками, когда перешёл Неман. Более того, ещё в Вильно Александр подписал акт амнистии тем полякам, из своих подданных, которые прогулялись к Москве и обратно под наполеоновскими знамёнами, пользуясь при этом доходами с имений в Малороссии и Белоруссии.

Теперь русский царь больше всего желал, чтобы Париж не постигла участь Москвы. В этом была его своеобразная месть. Он не упускал случая напомнить солдатам о их освободительной миссии, угодной Богу. Даже под стенами Лейпцига, где уже полегло в знаменитой Битве народов, около 20000 его соотечественников, царь объехал войска, призывая: «Будьте великодушны к побеждённому неприятелю и к несчастным жителям!». В другом сражении рисковал жизнью, когда союзная конница рубила в куски наполеоновских новобранцев, которые, став в каре, отчаянно отбивались штыками. Царь с эскортом каким-то чудом, не вынимая шпаги, въехал в середину каре и остановил истребление этих ещё мальчиков, храбрых, но безумно.

Русские, как правило, таким речам своих командиров (тем более, высшего из них) внимали. Поступки, вроде описанного выше, производили на них благое впечатление. «За моих русских я ручаюсь», - говорил Александр. Но подданные Фридриха-Вильгельма, видимо, разделяли «особое мнение» своего короля. У них уже накопился немалый опыт. В Ножане пруссаки терзали суконщика растягиванием за конечности, выпытывая, где он прячет деньги; в Провене бросили на угли младенца, когда его мать отказалась выдать тайник с драгоценостями. Самым ненавистным словом во Франции стало слово «прусак». От них не отставали подданные кесаря Франца, который, «согласно правилам хорошего тона», отсиживался в Вене, так как австрийская армия теперь действовала против его зятя (в 1810 году кесарь откупился от «корсиканского чудовища» своей дочерью Марией-Луизой). В одном только округе Вандевр, занятом австрийцами, насчитали 550 человек, умерших от ран и побоев. В ответ крестьяне, собираясь в группки фронтиеров, не менее зверски расправлялись с насильниками. Разбой прусских частей и подразделений австрийской армии выделялся на общем фоне оккупируемой территории, хотя у всех победителей было «рыльце в пушку». Ради истины, следует указать пальцем на казаков, которые на имущество побеждённых смотрели как на законные «трофеи», а кровь человеческую, в том числе свою собственную, считали подкрашенной водицей. Попробуй обуздать казака, если он вооружённый добытчик по глубинной своей природе.

К удаче французов, казаки были малой величиной в рядах русской армии. Ужас перед бородатыми кентаврами, мчащимися со свистом и гиканьем с пиками наперевес, сменялся вздохом облегчения, если в селение или в город входили регулярные русские части. Они резко и выгодно отличались от подразделений других воюющих на стороне коалиции государств, соблюдая строгую дисциплину даже в походе. Отмечено одно жуткое преступление: голодный солдат стащил хлеб из булочной, за что был расстрелян. Отличительной чертой русских офицеров была самодисциплина. Ф Эриа пишет: «Всем в столице (Париж.- С.С.) русские были ближе, чем другие союзники… На Елисейских полях царила приятная атмосфера дружеской близости, какой не было на других бивуаках» (и казаки под присмотром вели себя иначе. – С.С.).



Низкопоклонство французов, замешанное на страхе перед победителями, сменяясь постепенно на искреннее уважение, вылилось в 1818 году в признательность. Командир русского оккупационного корпуса граф Воронцов был озабочен прежде всего бесконфликтным сосуществованием войск и мирного населения. Но появилась проблема: перед отправкой корпуса в Россию Воронцов выявил, что русские «задолжали» французам полтора миллиона ассигнациями. Воронцов оплатил этот долг из своего кармана, продав самое доходное из своих российских имений. Есть ли в истории войн подобный пример? Не ищите!

Продолжение

Сергей Анатольевич Сокуров
www.sokurow.narod.ru
sokurus@yandex.ru