РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ

Марксизм верен – потому что неопровержим!

Известно, что коммунистическое движение переживает не лучшие времена, очень раздроблено, но, тем не менее, можно выделить два основных направления. Первое – ортодоксальное марксистско-ленинское (типа РКРП-КПСС), которое навсегда заняло баррикады диктатуры пролетариата и намерено бороться за её установление путем социалистической революции. Эти догматики-ленинцы ничего не забыли, ничего не поняли и ничему не научились из истории строительства и распада социализма в Советском Союзе. Они отрицают экономически закономерный переход от социализма к капитализму, считают это контрреволюционным переворотом, обвиняют переродившееся руководство КПСС в ревизионизме и ругают происки мирового империализма.

Второе направление, оппортунистическое/ревизионистское с точки зрения догматиков-ленинцев, существует в виде Европейских левых, идущих курсом «цивилизованной оппозиции», т.е. парламентской борьбы (реформ) за восстановление/завоевание социализма (например, КПРФ).

Между двумя направлениями идут давние жесткие споры о путях движения к социализму: революционным или парламентским (реформистским)? И тот и другой путь должны, по идее, привести к передаче государственной власти в руки лиц наёмного труда (пролетариата), но оптимального, теоретически обоснованного, пути пока не найдено. Обострились дискуссии до противостояния после парадоксального поворота истории, приведшего к трансформации социализма в капитализм, чего коммунисты явно не ожидали, и их идеологи не могут объяснить теоретически этот исторический факт до настоящего времени.

Данная дискуссионная ситуация «с кулаками в карманах» вынуждает напрячь интеллект и обратиться в поисках ответа к не стареющему наследию классиков. Его тщательное изучение, а не выдергивание цитат «теоретиками», возможно, поможет понять коммунистам всех направлений и заинтересованным читателям, пути и методы борьбы за социалистическое будущее. В связи с вышеизложенным и подготовлен данный материал.

Работа Ф.Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке», написанная в 1880 году, является одной из теоретических «подсказок» для коммунистов, в которой обоснован путь от капитализма к социализму. Она представляет собой специально переработанные классиком три главы из «Анти-Дюринга». Как самостоятельная работа, в популярной форме излагает марксистский взгляд на зарождение капитализма, его развитие и пути перехода к социализму. При жизни Энгельса она была издана на десяти языках. Ниже, ввиду ограниченности места, дана только третья теоретическая часть работы классика.

Необходимо отметить одну интересную деталь:понятия «диктатура пролетариата» и «империализм», столь любимые догматиками-ленинцами, в работе Энгельса не встречаются. Везде речь идет о взятии пролетариатом государственной (общественной) власти, а не об установлении диктатуры пролетариата, что явно не одно и то же.

Текст классика дан без сокращений и изменений. Для удобства чтения местами сделаны абзацы и черным цветом выделены ключевые моменты. Справа даны номера страниц по тому №19 сочинений классиков, если кому захочется сличить данный текст с оригиналом. Слова, написанные курсивом, принадлежат Ф. Энгельсу, но подчеркнуты мной.

В первой части своей работы Ф.Энгельс делает критический анализ утопического социализма Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Во второй части – показывает как плюсы, так и минусы философии Гегеля, открытие Марксом материалистического взгляда на историю общества и объяснение им возникновения прибавочной стоимости при капитализме, что легло в основу разработки научного социализма.

Материалистическое понимание истории исходит из того сложения, что производство, а вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вместе с ним и разделение общества на классы или сословия, определяется тем, что и как производится, и как эти продукты производства обмениваются.Таким образом, конечных причин всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономикесоответствующей эпохи.

Пробуждающееся понимание того, что существующие общественные установления неразумны и несправедливы, что «разумное стало бессмысленным, благо стало мучением»*, — является лишь симптомом того, что в методах производства и в формах обмена незаметно произошли такие изменения, которым уже не соответствует общественный строй, скроенный по старым экономическим условиям. Отсюда вытекает также и то, что средства для устранения обнаруженных зол должны быть тоже налицо — в более или менее развитом виде — в самих изменившихся производственных отношениях. Надо не изобретать эти средства из головы, а открывать их при помощи головы в наличных материальных фактах производства.

Итак, как же, в связи с этим, обстоит дело с современным социализмом?
Всеми уже, пожалуй, признано, что существующий общественный строй создан господствующим теперь классом — буржуазией. Свойственный буржуазии способ производства, называемый со времён Маркса капиталистическим способом производства, был несовместим с местными и сословными привилегиями, равно как и с взаимными личными узами феодального строя; буржуазия разрушила феодальный строй и воздвигла на его развалинах буржуазный общественный строй, царство свободной конкуренции, свободы передвижения, равноправия товаровладельцев, — словом, всех буржуазных прелестей. Капиталистический способ производства мог теперь развиваться свободно.

С тех пор как пар и новые рабочие машины превратили старую мануфактуру в крупную промышленность, созданные под управлением буржуазии производительные силы стали развиваться с неслыханной прежде быстротой и в небывалых размерах. Но точно так же, как в свое время мануфактура и усовершенствовавшиеся под ее влиянием ремесла пришли в конфликт с феодальными оковами цехов, так и крупная промышленность в своем более полном развитии приходит в конфликт с теми узкими рамками, в которые ее втискивает капиталистический способ производства. Новые производительные силы уже переросли буржуазную форму их использования. И этот конфликт между производительными силами и способом производства вовсе не такой конфликт, который возник только в головах людей — подобно конфликту между человеческим первородным грехом и божественной справедливостью — а существует в действительности, объективно, вне нас, независимо от воли или поведения даже тех людей, деятельностью которых он создан. Современный социализм есть не что иное, как отражение в мышлении этого фактического конфликта, идеальное отражение его в головах прежде всего того класса, который страдает от него непосредственно — рабочего класса.

В чем же состоит этот конфликт?

До появления капиталистического производства, т.е. в средние века, всюду существовало мелкое производство, основой которого была частная собственность работников на их средства производства: в деревне — земледелие мелких крестьян, свободных или крепостных, в городе — ремесло. Средства труда — земля, земледельческие орудия, мастерские, ремесленные инструменты — были средствами труда отдельных лиц, рассчитанными лишь на единоличное употребление, и, следовательно, по необходимости оставались мелкими, карликовыми, ограниченными. Но потому-то они, как правило, и принадлежали самому производителю. Сконцентрировать, укрупнить эти раздробленные, мелкие средства производства, превратить их в современные могучие рычаги производства — такова как раз и была историческая роль капиталистического способа производства и его носительницы — буржуазии.

Как она исторически выполнила эту роль, начиная с XV века, на трех различных ступенях производства: простой кооперации, мануфактуры и крупной промышленности, — подробно изображено Марксом в IV отделе «Капитала». [т. 23, с. 322-515].

Но буржуазия, как установил Маркс там же, не могла превратить эти ограниченные средства производства в мощные производительные силы, не превращая их из средств производства, применяемых отдельными лицами, в общественные средства производства, применяемые лишь совместно массой людей. Вместо самопрялки, ручного ткацкого станка, кузнечного молота появились прядильная машина, механический ткацкий станок, паровой молот; вместо отдельной мастерской — фабрика, требующая совместного труда сотен и тысяч рабочих. Подобно средствам производства, и само производство превратилось из ряда разрозненных действий в ряд общественных действий, а продукты — из продуктов отдельных лиц в продукты общественные.

Пряжа, ткани, металлические товары, выходящие теперь с фабрик и заводов, представляют собой продукт совместного труда множества рабочих, через руки которых они должны были последовательно пройти, прежде чем стали готовыми. Никто в отдельности не может сказать о них: «Это сделал я, это мой продукт».

Но там, где основной формой производства является стихийно сложившееся разделение труда в обществе, возникшее постепенно, без всякого плана, там это разделение труда неизбежно придает продуктам форму товаров, взаимный обмен которых, купля и продажа, дает возможность отдельным производителям удовлетворять свои разнообразные потребности. Так и было в средние века. Крестьянин, например, продавал ремесленнику земледельческие продукты и покупал у него ремесленные изделия. В это общество отдельных производителей, товаропроизводителей, и вклинился новый способ производства. Среди стихийно сложившегося, беспланового разделения труда, господствующего во всем обществе, он установил планомерное разделение труда, организованное на каждой отдельной фабрике; рядом с производством отдельных производителей появилось общественное производство. Продукты того и другого продавались на одном и том же рынке, а следовательно, по ценам, по крайней мере, приблизительно одинаковым. Но планомерная организация оказалась могущественнее стихийно сложившегося разделения труда; на фабриках, применявших общественный труд, изготовление продуктов обходилось дешевле, чем у разрозненных мелких производителей.

Производство отдельных производителей побивалось в одной области за другой, общественное производство революционизировало весь старый способ производства. Однако этот революционный характер общественного производства так мало сознавался, что оно, напротив, вводилось именно ради усиления и расширения товарного производства. Оно возникло в непосредственной связи с определенными, уже до него существовавшими рычагами производства и обмена товаров: купеческим капиталом, ремеслом и наемным трудом. Ввиду того что оно само выступало как новая форма товарного производства, свойственные товарному производству формы присвоения сохраняли свою полную силу также и для него.

При той форме товарного производства, которая развивалась в средние века, вопрос о том, кому должен принадлежать продукт труда, не мог даже и возникнуть. Он изготовлялся отдельным производителем обыкновенно из собственного сырья, часто им же самим произведенного, при помощи собственных средств труда и собственными руками или руками семьи. Такому производителю незачем было присваивать себе этот продукт, он принадлежал ему по самому существу дела. Следовательно, право собственности на продукты покоилось на собственном труде. Даже там, где пользовались посторонней помощью, она, как правило, играла лишь побочную роль и зачастую вознаграждалась помимо заработной платы еще и иным путем: цеховой ученик и подмастерье работали не столько ради содержания и платы, сколько ради собственного обучения и подготовки к званию самостоятельного мастера.

Но вот началась концентрация средств производства в больших мастерских и мануфактурах, превращение их по сути дела в общественные средства производства. С этими общественными средствами производства и продуктами продолжали, однако, поступать так, как будто они по-прежнему оставались средствами производства и продуктами отдельных лиц. Если до сих пор собственник средств труда присваивал продукт потому, что это был, как правило, его собственный продукт, а чужой вспомогательный труд был исключением, то теперь собственник средств труда продолжал присваивать себе продукт, хотя последний являлся уже не его продуктом, а исключительно продуктом чужого труда.

Таким образом, продукты общественного труда стали присваиваться не теми, кто действительно приводил в движение средства производства и действительно был производителем этих продуктов, а капиталистом. Средства производства и производство по существу стали общественными. Но они остаются подчиненными той форме присвоения, которая имеет своей предпосылкой имеет частное производство отдельных производителей, когда каждый, следовательно, является владельцем своего продукта и выносит его на рынок. Способ производства подчиняется этой форме присвоения, несмотря на то, что он уничтожает ее предпосылки**. В этом противоречии, которое придает новому способу производства его капиталистический характер, уже содержатся в зародыше все коллизии современности. И чем полнее становилось господство нового способа производства во всех решающих отраслях производства и во всех экономически господствующих странах, сводя тем самым производство отдельных производителей к незначительным остаткам, тем резче должна была выступать и несовместимость общественного производства с капиталистическим присвоением.

Продолжение см.

_____________________

* Гёте. «Фауст», Часть I, сцена четвертая («Кабинет Фауста»). Ред.

**Нет надобности разъяснять здесь, что если форма присвоения и остается прежней, то характер присвоения претерпевает вследствие вышеописанного процесса не меньшую революцию, чем характер производства. Присваиваю ли я продукт своего собственного или продукт чужого труда — это, конечно, два весьма различных вида присвоения. Заметим мимоходом, что наемный труд, в котором уже содержится в зародыше весь капиталистический способ производства, существует с давних времен; в единичной, случайной форме он существовал в течение столетий рядом с рабством. Но этот зародыш мог развиться в капиталистический способ производства только тогда, когда были созданы необходимые для этого исторические предпосылки.