ЗА ИНТЕГРАЦИЮ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА РОССИИ ПРИДЁТСЯ ЗАПЛАТИТЬ

Иначе элиты и народы бывшего СССР не увидят своей выгоды в этом процессе

Совсем недавно исполнилось 11 лет с того дня, как Ельцин, Кравчук и Шушкевич похоронили Советский Союз. Все эти годы не утихает дискуссия как о том, был ли развал СССР результатом злых козней вышеупомянутых личностей или же имел еще и какие-то объективные предпосылки, так и о том, возможно ли (и необходимо ли) воссоединение входивших в СССР республик (в каком составе — вопрос отдельный). Рискнем предположить, что сейчас дискуссия о реинтеграции постсоветского пространства вспыхнет с новой силой — хотя бы потому, что совсем скоро исполнится 90 лет со дня образования СССР.

Существует, по большому счету, четыре типа организации государств: федерация, конфедерация, империя, унитарное (национальное) государство. При этом границы между некоторыми из этих определений подвижны: империя, например, может существовать и в форме федерации, и конфедерации, и собственно империи. При этом такая историческая империя, как Япония – есть на деле унитарное государство, в такое, казалось бы вполне унитарное государство, как Великобритания, при небольших размерах имеет многие черты империи. Такие формальные федерации, как США, СССР и нынешняя РФ по сути являются Империями, а Священная Римская империя Германской нации на деле была конфедерацией. Тут есть свои классификационные проблемы, которые еще решать и решать, но в данном случае речь не о них.

Итак, империя, это такое (обычно большое) государство, где живет много (или несколько) народов, но есть один сильный центр власти, хотя права входящих в его состав государственных образований могут быть различны, и отношения власти и подчинения – ассиметричны. То есть, одни регионы (как губернаторства в Российской империи) практически никаких особых прав в отношении с центром не имеют, а другие (как, скажем, в той же Российской Империи Бухарский Эмират или Великое княжество Финляндское и Царство Польское) могут быть предельно автономны даже в своем социально-экономическом устройстве. Но в целом – власть имперского центра сильна, неограниченна и едина.

Национальное государство – это такое государство, в котором в идеале живет один народ, власть, властный центр и законодательство едины.

Федерация – государство, в котором проживает много народов или, во всяком случае, есть несколько территориальных образований, обладающих свей структурой не назначаемой из центра власти и своим региональным законодательством, наряду с федеральным, причем федеральное законодательство приоритетно над региональным. При этом федерации могут быть административные (США), исторические (ФРГ) и национальные (РФ).

Конфедерация также предполагает проживание нескольких народов или региональных общностей, в которых имеется свое законодательство и власть наряду с центральными, но региональное законодательство приоритетно по отношению к центральному, а последнее вступает в силу в том или ином субъекте только после того, как последний его одобрит.

У всех моделей есть свои плюсы и минусы. Наиболее распространены федерации и национальные государства, но, по умолчанию, при рассмотрении идеальных типов как бы имеется в ввиду, что федерации и конфедерации состоят из относительно сопоставимых по размерам, населению и экономическому потенциалу субъектов. Ведь признается, что эти субъекты равноправны, но, в первом рассмотрении, не могут же быть равноправны субъекты, порядково расходящиеся по этим показателям.

И вот это та самая проблема, которая встает перед Россией при определении формы государственного воссоединения как сегодня на пространстве СССР, так и во время образования СССР из бывших провинций Российской Империи. Уже тогда это вылилось в известное расхождение между Лениным и Сталиным по определению формы Союза: вступление других республик в РСФСР в качестве субъектов ее федерации, либо образование нового Союзного государства при равноправном объединении этих республик.

Во втором случае получалось, что Россия оказывалась одной из четырех (потом 15) республик, хотя превосходила их всех размерами, населением и промышленной мощью. В первом случае выходило, что республики (в тот момент Украина, Белоруссия и ЗСФСР, включавшая Армению, Грузию и Азербайджан) должны как бы отказаться от предоставленной им независимости и войти в то государство, из которого они недавно вышли. То есть, психологически получалось, что у них «независимость» как бы отбирают, что создавало проблемы для надежности такого объединения.

Почему, собственно, Ленин, который теоретически был сторонником даже не федерации, а унитарного государства, предпочитал второй вариант, в котором более крупная республика – Россия - как бы поступается своими правами в пользу равноправия, но в силу своего потенциала все равно будет играть ведущую роль в этом объединении, находя его более прочным.

Правда, через семьдесят лет в период кризиса русские национал-патриоты использовали эту роль России, чтобы кричать о том, что она кормит окраины, требовать декларации о суверенитете, и, в результате, спровоцировать раздел единого государства. А сегодня они же, с той же аргументацией мешают всем попыткам восстановления государственной целостности страны, заявляя, что в случае реинтеграции России придется кормить десяток других республик. С другой стороны, определенная часть тех, кто, понимая необходимость восстановления целостности, поддерживает реинтеграционные процессы, настаивают на том, чтобы Россия шла не на равноправное объединение, а условием воссоединения выдвигала вхождение республик в ее состав.

То есть, здесь есть два вопроса, по которым идет спор: первый, нужно ли в принципе (России в частности), воссоединение расчлененных в 1991 году территорий, и второй - в какой форме его наиболее эффективно осуществлять.

В данном случае первый вопрос не рассматривается, выводится за скобки, поскольку это действительно отдельная тема и отдельная система аргументации, которая, если увлечься ей, полностью подменяет собой второй, более практический вопрос. При этом, с одной стороны, социологические данные показывают что большинство населения той же РФ выступают за реинтеграцию, с другой – даже на самом общем уровне обычно считается естественным, что если те или иные обстоятельства привели к разделу твоей страны на несколько частей, то стремится к восстановлению ее территориальной целостности естественно и нормально, с третьей - исторически более или менее понятна тенденция формирования более крупных государств, с четвертой – выгода реинтеграции, в общем-то, понятна и большинству представителей правящей элиты (другой вопрос что это может противоречить их конкретным частным интересам).

Второй же вопрос, по сути, возвращает нас к расхождению 90-летней давности: если Россия, которая по факту больше и богаче, чем другие республики, признает свое равноправие с ними, то получается, что ущемлена она. Если они заявят о своем вхождении в нее на правах ее частей, субъектов ее федерации, они как бы вступят в нее, откажутся от своей полученной ранее независимости. А независимость – такая вещь, что, вроде бы, она на деле нужна только маргинализированным истерикам, а с другой стороны – кто же откажется от независимости?

И это реальность. И тут есть разные моменты.

Первый момент: кому это больше надо? России, или воссоединяемым с нею «независимым государствам»?

То есть объективно-то понятно, что на самом беле это больше всех надо самим народам, населяющим что Россию, что другие республики - просто потому, что дает им и экономическую выгоду, и единую защитную социальную систему, и «единый рынок труда», и большую свободу передвижения и т.д. Но это «объективно» может быть осознанно, а может – нет, может выражаться в политической воле – а может не выражаться.

Второй момент: что разумнее, справедливее и дает большую прочность объединения?

В плане субъективной выгоды это, конечно, нужнее России. Потому что она больше, потому что у нее по определению большие амбиции. Россия великой державой быть может, но для этого ей нужно укрупнение ее потенциала. А Грузия или Эстония – не могут, поэтому, что, собственно, их элитам дает такое объединение? В чем собственно разница – быть банановой республикой при Евросоюзе или провинцией России? В первом случае в Европу ездишь проще, формальную независимость сохраняешь, в ООН место имеешь, да еще получаешь дотации за ссоры с Россией.

Но если это больше нужно России, то Россия должна предложить такие условия объединения, которые объединяемой с нею республике окажутся выгоднее, чем «независимое» существование. России-то объединение, наряду с восстановлением своего историко-культурного ареала обитания нужно и само по себе – как фактор геополитического влияния, как решение проблемы русскоязычного населения данной республики, как фактор снятия комплекса унижения собственного народа. Некой же республике (точнее, ее народу и части ее элиты) воссоединение с точки зрения восстановления историко-культурных связей, конечно, нужно, но ведь она для этого должна как поступиться яркими игрушками своей «государственности», так и независимостью в решении местных дел.

Значит, выгода для нее от объединения должна перевесить эти утраты, пусть это утраты игрушек (а для малых народов, как для малых детей, нет ничего ценнее ярких и с известной точки зрения практически абсолютно ненужных игрушек).

Значит, приходит взрослый дядя из Москвы к звенящей погремушкой суверенитета … нации, и говорит: «Брось звенеть - обедать пора, вкусный суп стынет!» И где вы видели ребенка, который бросит эту игрушку ради тарелки супа? Значит, делается это совсем не так. Так делает глупый дядя.

Умный дядя приходит к ребенку и говорит: «Какая у тебя замечательная игрушка! Какой ты молодец, что так здорово с ней играешь! Только тут такое дело, хочу с тобой посоветоваться, не знаю как быть – но ты взрослый, ты мне поможешь, без тебя мне не справится. Дело в том, что для поддержания твоих сил, чтобы ты мог лучше играть, мама приготовила тебе невиданный космический суп. Я вот боюсь, не помешает ли он тебе играть с твоей замечательной игрушкой! Может быть, нам взять ее с собой в столовую? А за то, что ты так здорово играешь со своей новой игрушкой, после обеда мы с тобой съедим конфету».

Не хотелось бы вызвать обиду народов, искренне играющих в атрибуты государственной независимости. Но в данном случае приходится объяснять так, чтобы поняли те предельно тупые политики, которые кричат: «Входите в состав России! Тогда и получите газ по льготной цене!». Ведь войдя в состав России и получив газ по льготной цене, народ вчера независимой республики уже не будет иметь права распоряжаться этим газом – им будет распоряжаться местный губернатор, назначенный на свой пост Президентом РФ. И на черта тогда нужен этот дешевый газ?

Еще один достаточно простой момент: если ты - правительство самой большой республики и хочешь чтобы другая республика не просто с тобой объединилась, а вступила в твой состав, то есть лишилась атрибутов независимости, то ты должен заплатить не только за объединение, что еще не так страшно, поскольку оно, в конечном счете будет обоюдовыгодно, но еще и за отбираемые у этой республики атрибуты «государственности». А если ты хочешь, чтобы данная республика с тобой объединилась при сохранении атрибутов своей государственности, то ты ей за лишение этих атрибутов платить уже не должен.

То есть, за вхождение некой страны в состав РФ надо заплатить больше, а за ее объединение с тобой на равноправных основах – надо заплатить меньше.

Конечно, и при объединении в Союзное государство встает вопрос: а на каких условиях? В идеале – естественно, на равных. Но если один больше и богаче, а другой меньше и беднее?

Но на самом деле проблема здесь сводится к тому, же что мы видели в вопросе о выборе между вхождением в более крупное государство или о создании союзного государства. Более крупное государство должно идти на уступки, если оно этого объединения хочет.

Отчасти вопрос решается в рамках обычной федеративной практики – одна палата состоит из равного числа представителей от каждого из государств, вторая – из числа представителей, пропорционального населению каждого из них.

Однако при том, что это успешно решает вопрос в относительно стандартных условиях, при объединении двух участников Союза, в которых одно по численности населения десятикратно превосходит другое, вторая палата всегда сможет преодолеть вето первой, если мнения субъектов разойдутся, навязав ей свою волю. Но тогда это объединение опят таки окажется поглощением. Эта проблема опять-таки решается, если участников объединения несколько и представительство крупного субъекта не превосходит представительство относительно малых. Но при объединении двух участников ситуация оказывается проблемной.

И еще более проблемной она оказывается, если это объединение двух участников должно стать пробной моделью для объединения большего числа субъектов. То есть, оно должно максимально увеличивать возможности малых субъектов, делая для них объединение максимально выгодным. А тогда еще большими оказываются уступки, которые должной сделать крупное государство, объединяющееся с относительно небольшими.

Проблемы, которые элита России постоянно создает в ходе объединения с Белоруссией, есть проявление тех самых комплексов российских патриотов, которые привели к расчленению СССР. С другой стороны эти проблемы в значительной степени тормозят распространение процессов государственной реинтеграции и с другими республиками. Последние видят, что Белоруссия является самой пророссийской республикой. Видят, что она прямо и недвусмысленно высказалась за объединительный процесс. И видят, что элита России всемерно пытается извлечь из этого процесса односторонние выгоды, по сути настояв на поглощении Белоруссии.

И из этого они делают вывод: нет у них резона воссоединяться с Россией, потому как за любое проявление доброй воли она не то что не заплатит этим республикам, но и наоборот — попытается взыскать с них политическую и экономическую плату за воссоединение. Вполне логично, что, осознав все это, они начинают искать других союзников и другие центры интеграции.

Сергей Черняховский

Источник