"ПРО РИСКИ И БАНКИ"

Текст о том, почему табу в "западной" версии экономической науки ("экономикс") не дают политикам возможности трационально смотреть на ситуацию

Как и было обещано, напишу короткий текст о том, почему научные табу не дают возможности разобраться в деталях идущего кризиса. Напомню суть дела: глава ЕЦБ М.Драги, отказавшись на последнем заседании печатать евро, сообщил «городу и миру», что проблема рисков относится уже не к банкам, а к политикам, вот пусть они ее сами и решают, а его не трогают. В этом высказывании таится глубокая суть, которую имеет смысл внимательно рассмотреть.

Для начала я советую почитать серьезный теоретический текст, который мы с Олегом Григорьевым написали несколько лет назад: http://worldcrisis.ru/crisis/771039 , но для тех, кому это трудно, повторю его вкратце. Поскольку суть развития в рамках парадигмы НТП – это углубление труда, нужно смиряться с побочными эффектами этого процесса, среди которых – рост экономических рисков. Грубо говоря, чем длиннее время производства, тем больше риски, тем труднее оценить реальный результат коммерческой деятельности, поскольку все оценки построены на текущей ситуации, а конечные продажи продукта, в который входит ваша часть, будет в достаточно отдаленном будущем. А углубление разделения труда неминуемо время производства, от сырья до конечного продукта, увеличивает.

Эти риски частично берет на себя банковская система, но по мере углубления разделения труда она сталкивается с тем, что уже не в состоянии с этими рисками работать – или нужно повышать ставку, или смиряться с невозвратами. В США такая ситуация сложилась в начале ХХ века (кризиса 1907-14 гг.), и тогда из нее вышли созданием ФРС, экономический смысл которой (а был еще и не экономический) состоял в том, чтобы брать на себя часть рисков банковской системы.
Все хорошо, но уровень разделения труда все время рос, и пришло время (70-е годы прошлого века), когда и ФРС перестала справляться. Тогда ей разрешили стимулировать экономику за счет эмиссии, что дало (с учетом расширения рынков в 90-е годы) еще примерно 30 лет. Сегодня все механизмы стимулирования и принятия на себя рисков для центробанков исчерпаны – ставки везде близки к 0, нормы резервирования тоже. И что в такой ситуации делать?

Мировая финансовая элита попыталась повторить «фокус» начала прошлого века, когда была создана ФРС, то есть создать институт («центробанк центробанков»), который бы брал на себя часть рисков центробанков, однако история со Стросс-Каном эту идею зарубила на корню. Фактически, политики и чиновники жестко дали по рукам тем, кто хотел ограничить их возможности по контролю над ситуацией. Правильно это было или не правильно, в данном случае не так важно, главное, что принятое решение, теоретически, снимает с финансистов неявную ответственность за выбор решения. Они предложили – им не дали, значит сейчас – мяч на стороне политиков. О чем, собственно, Драги и говорит.

При этом есть один замечательный момент, который состоит в том, что финансисты приведенный выше эффект роста рисков, безусловно, понимают и отслеживают. Но вслух не говорят, поскольку его обсуждение неминуемо выводит на тезис о том, что для снижения рисков нужно расширять рынки (открытый Адамом Смитом и жестко «заштукатуренный» всей либеральной идеологией «Западного» глобального проекта с начала ХХ века), что в сегодняшней ситуации рынков глобальных просто невозможно. С точки зрения финансистов это тезис чисто профессиональный (просто риски растут), с точки зрения политиков – крамольный, поскольку компенсировать этот рост рисков больше нельзя (рынки уже глобальные), а значит – капитализм должен закончиться. Последнее утверждение жестко затабуировано, а значит – обсуждаться не может.

Драги тут может себе позволить ёрничать: он, как профессионал, может обсуждать тему (хотя и не вдаваясь в обсуждение причин упомянутого роста рисков), а политики не могут даже этого – а посему, вынуждены просто отмалчиваться. Но не могут ее обсуждать и «экономксисты», то есть сторонники «западной» экономической науки, «экономикс» (напомню, что есть еще одна экономическая наука, политэкономия, в рамках которой такой проблемы нет). А потому складывается достаточно грустная ситуация: банкиры и финансисты, которые могут себе позволить обозначить проблему, но не обязаны ее объяснять, это и делают, а политики и «ученые» (кавычки тут не просто так, у настоящего ученого таких табуированных тем быть не должно), принимая вопрос, отказываются на него отвечать. Мы-то понимаем, что они этого сделать не могут, не разрушив собственные основания и даже «научную» легитимацию, но представители «запада»-то, у которых те же самые табу в голове, этого не понимают! В результате создается какая-то фантасмагория: вроде бы вполне ответственных людей тычут носом в проблему, а они мотают головой и делают вид, что ее не видят!

Я даже не буду тут говорить о том, что эта проблема уже неоднократно обсосана в наших текстах, которые на «западе» вполне читают. Читать-то читают, сделать ничего не могут – в их терминах и их обстановке даже обсуждать эти тексты, хотя в них содержится вполне рациональное объяснение проблемы, нельзя. Так и хочется от их имени произнести сакраментальную фразу: «Я не читал, но осуждаю!», впрочем, их российские прихлебатели из всяких там РЭШей и ВШЭй именно так и говорят. А что им еще остается делать?

В общем, тоталитарный характер «западной» науки в сфере экономики себя показывает в полной красе! Можно только восхищаться, насколько четко и ярко это проявляется. Самое грустное при этом, что выхода нет – должно родиться и вырасти новое поколение исследователей, причем именно родиться, потому что те, кому сегодня 10-12 уже не подходят – они все базовые табу «западного» общества уже освоили, из них спасители «западной» цивилизации уже не вырастут.

Нам, собственно, на это наплевать. Жалко только, что все эти «западные» табу наша власть тоже пытается применять, хотя в них и не очень верит. Просто потому, что так удобнее.

Плохо это и бесперспективно.

Михаил Хазин